Отдел художественного контроля — на книжный конвейер

Писатель работает на износ душой и разумом, а не только, вопреки культивируемому имижду, печенью. Создание качественного текста — тяжелая и кропотливая работа. Но то качественного, вздыхает читатель. Каким образом теперь, когда нет худсоветов, «не пущающих» книгу в типографию, критиков, способных довести незадачливого автора до больничной койки, происходит отсев «некачественных текстов»? Или вопрос качества — это исключительно дело вкуса, о коем, как известно, не спорят? Но ведь любой читатель согласится с тем, что бывают книги получше, похуже, а бывают и вовсе плохие.

С тех пор как за писательским трудом прислеживали «ответственные товарищи», прошло достаточно времени. Писатели перестали быть «инженерами человеческих душ» — подобным инжинирингом теперь занимаются другие ведомства. Значит, на первый план вышли какие-то новые критерии качества литературного продукта. Зачастую трудноуловимые. Потому что просто сказать «если книга хорошо продается — это хорошая книга» — это не сказать ничего, собственно, о литературе. Хорошо продаются книги, над которыми поработал издатель, дизайнер, рекламист. И за всей этой «группой поддержки» фигура самого писателя смотрится так же туманно, как и сам его текст. В том случае, разумеется, если машина книжного рынка исправна, и эта группа поддержки тоже работает на совесть и собственное благосостояние. Это не означает, что «раскрученность» губит «литературу», а следовательно, это «плохо». Скорее, неизбежно. В условиях достаточно насыщенного рынка роль «продвижения» трудно переоценить. Просто вопрос литературных качеств целиком и полностью остается на совести писателя и издателя.

Украинский книжный рынок представляет собой довольно интересное явление: рынок как бы существует, книги издаются и даже время от времени находят читателя. При том, что о «раскрутке» и «продвижении» печется небольшое количество издателей, да и то лишь в тех случаях, когда «продукт» несомненно «коммерческий». По крайней мере, есть надежда, что вернутся деньги, вложенные в рекламу. В то же время подобная ситуация оказывается парадоксально перспективной в литературном смысле — в отсутствии «звериного оскала капитализма» на этом рынке остается довольно широкий простор реализации самых «некоммерческих», но просто созвучных вкусу издателя и публики творческих замыслов писателя. Но, с другой стороны, подобная ситуация на рынке оказывается в то же время губительной и для качества литературы. Смешно говорить: писатель должен быть профессионалом. То есть заниматься писательством не «в свободное от основной работы время», а посвящать литературе самые плодотворные часы своего дня. Чего абсолютное большинство украинских писателей позволить себе не может — он же человек, ему иногда и кушать надо...

Можно презирать российский книжный рынок за «агрессивность» и «попсу». Но как отказать ему в том, что он кормит своего писателя — как «попсового», так и «элитарного»? Насыщенный, постоянно обновляющийся рынок привлекает в книжную индустрию достаточно средств на то, чтобы писатель худо-бедно мог позволить себе писать. И если нет другого способа привлечь средства, кроме как выбрасывать каждый год на прилавки тонны «попсы», — значит, тонны будут. Но будет и то, что особы утонченные выхватят из кипы глянца — а потом пускай брезгливо отряхивают пальчики и клянут «литературный макдональдс». Ведь это именно он кормит Их Автора.

Украинская литература на этом фоне остается заповедником, в котором правит вкус. Больше писательский и издательский. Поскольку читательский теперь формируется в основном рынком. И что с того, что нам это не нравится?

Юрий Олийнык, писатель

Термин «профессиональный» в словосочетании «профессиональный литератор» имеет две грани: зарабатывающий на жизнь собст­венным творчеством и имеющий высокий уровень мастерства.

Что касается первой грани — скажем однозначно: в нашей писательской среде сегодня таких литераторов нет. Но они были. Расцвет их бытия приходится на советские времена, когда, по выражению одного из тогдашних мэтров литературы, «это не писатель, который не заработает за год сто пятьдесят тысяч». То есть государство нежно гла­дило писателя по головке, давало ему конфе­ты и требовало такой же нежности в ответ. Тем не менее, казалось бы, крепкая когорта таких писателей, подобно динозаврам, загадочно и вне­запно исчезла как вид. Произошла эта траге­дия не 60 млн. лет назад, а на протяжении первой половины 90-х годов прошлого века. Се­годня, по собственному опыту и опыту моих кол­лег, вынужден констатировать: писатель не может обеспечивать себя (тем более свою семью!) за счет публикации собственных произведений. Чтобы существовать как творческая личность, он вынужден, к сожалению, параллельно работать где-то еще; и это «где-то» в большинстве своем не связано с творчеством. Впрочем, мое «к сожалению» не связано с ностальгией по тому материальному поощрению писательского труда, которое могла себе позволить соввласть. Мое «к сожалению» связано с иными аспектами. Отсутствие профессиональных литераторов свидетельствует, во-первых, об уровне наших издательств и печатных изданий, которые не могут платить писателю приличный гонорар. Причины такого, как по мне, позорного состояния – разные: от излишества тестостерона у издателя и банальных попыток нажиться до полнейшей финансовой импотенции. Во-вторых, это является свидетельством нежелания нашего государства заниматься делами культуры вообще (циклопические проекты, наподобие «Художественного Арсенала» или перестройки Украинского дома, не имеют никакого отношения к разумной политике в области развития культуры). И в-третьих, это унижает значение писательского труда и роль писателя в обществе.

Что же касается второй грани, то есть уровня мастерства, профессионализма современной украинской литературы, то проблема равнознач­на вопросу: куда ведет лестница — вверх или вниз? Разумеется, ответ будет зависеть от того, где ты находишься — вверху или внизу. Сравни­те уровень современных текстов с уровнем текстов, скажем, Михаила Стельмаха, перед тем обусловив это сравнение. Отбросьте сразу идейные претензии. Отказываться от такой фигуры, как Стельмах (к слову, остававшийся беспартийным), только по причине определенной идейной направленности его произведений – то же самое, что отказываться от произведений Платона только по причине невосприятия им идей и триба правления Перикла или от произведений Цицерона по причине его специфического отношения к религии. В языковом и стилистическом разрезе украинская советская литература, бесспорно, стоит на верхних ступенях лестницы. Если сравнивать стилистику и язык (я уж не говорю об архитектонике) произведений Стельмаха и, скажем... да нет, любого из обоймы писателей, пришедших в литературу за 16 лет независимости, то, ей-богу, если вы сангвиник, то обязательно будете хохотать, а если меланхолик, то заплачете — стилистическая и языковая безысходность современников очевидна. Причина проста: с развалом больших советских издательств («Радянський письменник», «Молодь», «Дніпро» и пр.) развалился институт литературного редактирования. В свое время (в советские времена) мне невольно пришлось быть свидетелем спора моего отца (писателя Николая Олийныка) со специалистом-языковедом, которому отец дал для прочтения свой роман по поводу употребления определенных диалектных выражений в регионе, где разворачивались события этого произведения. Это был жестокий спор... Вам приходилось слышать от современных писателей о том, как придирчиво работают они над словом? Уверен, не приходилось. Найти профессионального литредактора сегодня так же сложно, как найти интересный и профессионально сделанный текст. Надоел «стёб», надоели «романы-фристайлы», надоел «вербальный перформанс», надоели «интертекстуальность» и истории «шизоидных личностей», за которыми скрывается элементарное неумение грамотно изложить мысли, собственно, элементарное неумение (и нежелание) мыслить. Покажите мне сегодня интересный текст-размышление, скажем, прустовского уровня... Сложилась анекдотическая ситуация: промолвишь что-то наподобие «мысль», «размышление», на тебя посмотрят так, будто ты матюкнулся. И наоборот — матюки воспринимаются на уровне размышлений. Почему? Да потому, что чьи-то размышления заставляют и тебя самого мыслить, нужны усилия (кстати, именно те, которые делают из нас людей), а усилия делать лень. То есть мы живем на территории, население которой категорически не хочет мыслить. Вот вам и вторая причина — нежелание мыслить. А это, конечно, не способствует повышению профессионального уровня произведений.

Еще одна причина — рынок. Сейчас все убеждены, что не существует иного капитализма, кроме рыночного. Тем не менее это неправда. Рыночный капитализм — только одна из возможных форм экономических отношений, реализовавшаяся в Европе. И не такая уж невинная штука. Свободный рынок без вмешательства государства приводит к тому, что уровень жизни в стране перестает зависеть от экономического развития этой страны, от возрастания ее валового внутреннего продукта (что мы и имеем). Ведь при свободном рынке потоки капиталов перемещаются из одной страны в другую — в поисках более дешевой рабочей силы и более дешевого способа производства. Такой рынок подменяет профессиональный уровень всем известной «раскруткой». Уверяю вас, «раскрученный» автор никогда не будет заботиться о профессиональном уровне своих про­изведений, он и без того будет считать себя непревзойденным мастером. И это только один из механизмов влияния рынка на сознание автора. А далее вдумчивый читатель, полистав произведения «непревзойденного мастера», только удивится: если это вершина, то зачем мне такая литература вообще? Кроме того, существует механизм формирования читательских вку­сов, укладывающийся в известную формулу рекламы: хочешь быть модным, современным, «клёвым», «крутым» (на выбор, для разных категорий) — покупай именно эту шляпу, мобилку, авто, именно эти книги. То есть рынок стирает критерии художественного и конъюн­к­турного: одурманенный читатель приобретет именно то, на что укажет ему реклама.

Причиной низкого профессионального уровня современных текстов является и чрезмерная заполитизированность авторов. Я не говорю уже о Национальном союзе писателей, постепенно превращающемся в политическую организацию, однако у нас часто смешивают вопросы профессионализма с политическими или национальными амбициями авторов. Но ведь политическая ориентация и уровень мастерства не связаны между собой никоим образом.

Часто можно услышать: дескать, если уровень профессионализма так быстро снизился по сравнению с советскими временами, то, видимо, существуют механизмы, с помощью которых его можно так же быстро повысить. Хочется в это верить...

Александр Красовицкий, руководитель издательства «Фолио»

При отборе рукописей мы ориентируемся на определенные правила. Мы не рассматриваем рукописи в некоторых жанрах: детектив, фантастика, женский роман, детская литература. Если книги ложатся в наши традиционные серии, их сначала прочитывает редактор, ведущий эту серию, пишет краткую рецензию, которую потом передает издательскому совету. 98—98,5% издаваемого у нас — это или книги, написанные авторами, с которыми мы традиционно работаем, или классика, или специально заказанные нами книги.

Авторскую базу расширяем за счет того, что ищем авторов, работающих в жанре молодежного романа. С этой целью, в частности, наше издательство проводит конкурсы. Победившие произведения издаем. Я работаю в жюри конкурса «Коронация слова», лично знакомлюсь со всеми рукописями-финалистами и таким образом отбираю себе авторов. Стараемся не уводить авторов у других издательств, чтобы избежать конфликтов.

Долговременные контракты мы заключаем только с новыми авторами. С постоянными просто поддерживаем стабильные отношения, включающие систему авансирования, роялти и т.д. Ав­тор двух-трех книг на эти деньги жить не может. Автор пяти-семи, которые допечатываются, переиздаются и постоянно есть на рынке, может жить на поступления от роялти. Даже в Ук­раине. Но это не пять-семь книг просто изданных, а постоянно переиздаваемых. То есть издательство должно работать с автором так, чтобы он был заинтересован в переиздании всех своих книг.

С моей точки зрения, соотношение на украинском рынке профессиональных писателей и случайных людей — 9 к 1 в пользу профессиональных. В моем понимании человек, написавший больше трех-четырех книг, — уже профессиональный писатель. Когда появляется книга, а потом автор исчезает и больше не издается — скорее всего он издал книгу за свой счет, отпечатал на изографе и сам продает. Это не игрок на рынке. А те, с кем работают профессиональные издательства, — и авторы профессиональные.

Леонид Финкельштейн, главный редактор издательства «Факт»

Мы называем себя издательством государственным, поскольку работаем на наше государство, но форма собственности у нас частная. Поэтому мы имеем право делать то, что нам нравится. И процедура отбора текстов в нашем издательстве безумно проста. Мы читаем тексты и издаем то, что нам нравится и то, что по маркетинговым данным не принесет нам страшных убытков, а в лучшем случае даже принесет прибыль. Над оценкой текстов работают эксперты — достаточно авторитетные в украинской литературе люди. Вера Агеева, Тарас Федюк, Виталий Шевченко. А также наши сотрудники — редактор и заведующая редакцией Елена Шарговская и я.

Текстов в издательство приходит очень мно­го, выбраковка — процентов 80—90. Отказы­ваемся публиковать не только из-за плохого письма, но — и это очень обидно — когда мы признаем за текстом высокое качество, но понимаем, что не продадим книгу. Недавно мне пришлось раз­говаривать с автором очень интересного тру­да о Винграновском — я просто понимаю, что если мы за нее возьмемся, будем в убытке.

Мне трудно говорить о понятии «профессиональный автор» в условиях современной Украины. Сказать, что профессиональный писатель — это тот, кто регулярно издает книги и живет с писательского труда, — в нашей ситуации нельзя. У нас слишком много различных факторов, которые влияют на превращение автора в «профессионального писателя», как это словосочетание понимается обычно. Иногда ему просто везет. Иногда у него есть три руки — две обычные плюс одна в государственной власти. Или он просто ловок. На сегодняшний день любой политик может написать какие-нибудь мемуары, и у него всегда найдутся деньги или спонсоры, которые с большим удовольствием помогут издать нетленку. Но эта нетленка не сделает его профессиональным автором, даже если он издаст пять книг. Поэтому говорить так просто о профессионализме писателя я бы не стал. У нас нет ценза, согласно которому мы могли бы безошибочно определить, что такое профессиональный писатель. Со своей стороны могу вас заверить: если уж мы издаем книгу за счет издательства, то только тех писателей, которых считаем профессионалами.

Со своими авторами мы стараемся не заключать долгосрочные контракты. Просто потому, что хорошо к ним относимся. Возьмите, например, Оксану Забужко. Какой я могу с ней заключить контракт? Я и так знаю, что, закончив свой роман, она принесет его нам. Мы уже много лет сотрудничаем, я знаю о ее порядочности, а она о моей. Я знаю, что ее не перекупят. А если вдруг в этой стране появится издательство, которое удвоит или утроит ее гонорары и тиражи, то все равно я не имею права ее закабалять.

Да, в России есть немало авторов, которые пишут по три, четыре, пять романов в год. Из­вините, при тиражах в 100—200 тысяч экземпляров можно нанять «литературных негров», которые помогут это сделать. Я, во-первых, не имею такой возможности, во-вторых, не хочу. Если бы я хотел только зарабатывать, то давно выпускал бы водку. Просто мне не безразлично будущее моей страны, а значит, качество ее литературы. И для того чтобы его добиться, я не скажу «напиши мне пять романов в год», даже если мне это будет выгодно. Потому что таким образом я угроблю автора, издательство и литературу. А мне бы не хотелось.

Конечно, у украинского автора есть возможность жить писательским трудом. Но это касается не десятков, а единиц писателей. И дело не в низком качестве письма. А в нижайшем уровне развития инфраструктуры, необходимой, чтобы обеспечить писателя. Потому что если в государстве с 46 миллионами жителей средний тираж книги составляет 2—3 тысяч экземпляров, это говорит не о том, что писатель плох или издатель плох. Это говорит о том, что нет достаточного количества книжных магазинов, достаточного количества СМИ, работающих с гуманитарным продуктом. Так что не надо все списывать на то, что плохи книги. Можно только пожалеть, что у нас нет достаточного количества авторов, которые могут жить на гонорары. Их было бы больше, если бы существовала инфраструктура.