НЕ В СИЛАХ ЖИТЬ Я КОЛЛЕКТИВНО

Не стесняйся, пьяница, носа своего.

Он ведь с нашим знаменем цвета одного.

Что это, уважаемый читатель?

— Фольклор, — скажете вы. И будете правы. Эти строки давно уже стали «всенародными». А между тем их автор — вполне конкретное лицо. Игорь Губерман — бывший москвич, бывший джазмен, бывший диссидент и узник лагерей. Ныне гражданин Израиля. И всегда — поэт. Его полные то лукавства, то сарказма «гарики» непредсказуемы и замечательны по остроте взгляда на жизнь и сочности стиха.

Он ироничен:

Не в силах жить я
коллективно:

По воле тягостного рока

Мне с идиотами противно,

А среди умных одиноко...

Он самокритичен:

В жизненной коллизии любой

Жалостью не суживая веки,

Трудно, наблюдая за собой,

Думать хорошо о человеке.

Он философичен:

Жить надо наобум, напролом,

Наугад и наощупь во мгле,

Ибо нынче сидим за столом,

А назавтра лежим на столе.

Именно таким он и предстал перед своими почитателями в свой последний приезд в Киев.

Так уж получилось, что вперемежку с чтением «гариков» в тот вечер в основном шел разговор, весьма характерный для нашего времени и нашей страны, — «о национальном вопросе». Но даже в этой серьезной беседе Губерман оставался самим собой — веселым и остроумным.

— Игорь Миронович, — спросили у него, — в бывшем Союзе произошел взрыв национальных чувств. Где та черта, которая отделяет национальное самосознание от национал-шовинизма?

— Мне сложно отвечать на такие обобщенные вопросы. Я предпочитаю читать стихи. Но мне кажется, что человек на пути к свободе, естественно, проходит через национальное самосознание. И когда он из винтика превращается в личность, он спрашивает себя — кто я? И открывает свои национальные самоощущения. Это совершенно естественно. А национал-шовинизм — это просто перехлест, и потому он и смешон, и гадок.

Вспоминаю одну историю. В восьмидесятых годах праздновалось двухсотлетие Георгиевского трактата. И киношники, они мне сами рассказывали, когда снимали об этом фильм, решили на роль царя Ираклия, который подписал этот трактат, найти не профессионального актера, а типичного грузинского старика-патриарха, человека с внешностью поэта-пастуха.

И действительно, нашли пастуха с таким прекрасным лицом. Ему объяснили, что вот исполнилось 200 лет Георгиевскому трактату. Присоединению Грузии к России. Предложили играть царя Ираклия.

Он выслушал и сказал: «Хорошо. Играть согласен... Но трактат не подпишу».

Или вот в одной восточной республике решили, что спокойно проживут без России. У них всего хватит. Но затем сообразили, что начисто утеряли свои национальные символы и национальные святыни. Что все это уже давно ими забыто. Начали срочно искать и учредили... «День Памяти Героев, погибших при взятии Казани Иваном Грозным». Ну как? Смешно или грустно?

В сознании людей полно еще разных мифов. А миф — он не требует логики и потому его нельзя скорректировать, поправить. Я просто приведу пример.

Вот один из зеков, с которым я разговаривал, когда писал роман о поэте Бруни, рассказывал мне о замечательной беседе в 52-м году в лагере ГУЛАГа.

Очень опытные зеки. Сидят по 16—18 лет. Заспорили на нарах: какой нации больше всего сидит в лагерях? Кто-то крикнул: русских. Ему говорят, что надо отсчитывать пропорционально количеству населения этой национальности, живущей в стране. Кто-то крикнул: грузин, потому что в лагере было очень много людей с Кавказа. Но, поразмыслив, все очень опытные зеки сошлись на том, что пропорционально количеству населения, живущего в стране, сидит больше всех евреев. Кстати, статистика это подтверждает. И вот когда все согласились, что это так, вдруг пожилой зек, молча лежавший на нарах и не принимавший никакого участия в споре, с ненавистью сказал: «Какая ж нация! Всюду пролезет и своих протащит!». И это тоже и смешно, и грустно.

...Об эмиграции? Вы знаете, в Америке говорят: «Евреи должны жить в Израиле, но по очереди». Вот я и живу.

С тех пор, как одна очень красивая сотрудница Московского ОВИРа сказала мне замечательную фразу: «Министерство внутренних дел приняло решение о вашем выезде». Помнится, тогда я написал такие строки:

Мы едем и сердце разбитое

Колотится в грудь, обмирая.

Прости нас,
«Россия немытая»,

И здравствуй,
небритый Израиль.

Ну а если серьезно, то я еврейскую культуру почти не знаю. Я думаю, что где-то в таком возрасте мы все уже россиянами и останемся. Но в Израиле, наверное, многое постепенно сплавляется в какую-то единую культуру. Так мне кажется. Во всяком случае, я смотрю по своим детям, которые свободно читают на иврите, и по их друзьям. Так что, мы какое-то промежуточное поколение.

А вклад, который внесет русская культура в израильскую, думаю, будет огромен. Потому что приехало немыслимое количество прекрасных мастеров, не говоря об огромном количестве просто художников, музыкантов, писателей и всякого другого.

У меня есть друг, прекрасный художник Михаил Туровский. Бывший киевлянин, сейчас живет в Америке. Он еще и автор острых афоризмов. Например: «Пушкин первый не пережил тридцать седьмого года». Так вот, о бытие в Израиле он сказал весьма точно: «Да! Да! Да! Но жить можно!».

А раз такая жизнь, то некоторые пытаются устраиваться в ней очень даже ловко. Есть ребята. Сейчас они пишут в анкетах, что доктора философии. На самом деле это значит — кандидат наук, который всю жизнь морочил где-нибудь в Пензе голову студентам диалектическим и историческим материализмом. И вот, приехав в Израиль, такие люди становятся либо «ярыми сионистами», либо ударяются в религию. Многие из них — вчерашние лекторы райкомов по атеизму. И вот они оказываются в религиозных ешивах, ибо там есть стипендия. Это у нас называется проверкой на «ешивость». Общаться с ними совершенно невозможно, потому что они с таким же апломбом, как раньше, когда вынимали из правого кармана четвертую главу краткого курса по истории ВКП(б), теперь вынимают из левого кармана цитаты из Талмуда. Или же «занимаются сионизмом». И это совершенно чудовищно.

Но, слава Богу, не они решают, как жить этой удивительной стране.

...Но что это мы все о политике да о политике. Давайте поговорим о стихах.

Я как-то выступал в одном зале. А потом ко мне подошла старушка. Очень эффектная, очень морщинистая и сказала: «Вы не обижайтесь, но мне совершенно не нравятся ваши стихи». Я говорю: «Ну кому-то нравятся, а кому-то не нравятся». Она говорит: «Нет. У вас есть энергия, рифма. Но вы пишите совершенно не то, что нужно».

Я ее спрашиваю: «А что нужно писать?» И вы знаете, у нее на лице разгладились морщины, она помолодела, она впала в свое такое гимназическое детство. И она мне так мечтательно сказала: «Почему бы не написать так: «В сосуде хрустальном две розы цвели и скрипки печальные пели вдали».

Я говорю: «Не могу».

Она: «Молодой человек, идите работать!»

Но ведь это действительно очень интересная задача — писать плохие стихи. И в тот же день я написал:

Она тосковала по нему

И плакала, заламывая руки...

Дальше нужна была рифма «брюки» и... я не справился с задачей. И, наверное, уже никогда в жизни с такой поэзией не справлюсь.

А к слову, «Что наша жизнь?». Есть интересная притча. Умирал старый грузин. Он очень долго болел. А в один из дней сказал близким, что он умрет сегодня. Со всеми попрощался. И к нему пришел попрощаться его старший приятель, с которым они продружили всю свою жизнь. Где-то лет сто. Обнялись, поцеловались. Прости, если что не так... Потом старший замялся и сказал: «Вано, ты сегодня умрешь. Ты это точно чувствуешь?»

— Да, сегодня.

— Тогда у меня к тебе очень большая просьба. Если ты сегодня умрешь, то ты завтра увидишь ЕГО. Он тебя может спросит обо мне. Так вот, ты меня не видел и не знаешь...

Вот если бы и с нами так...

Встреча с Губерманом в тот вечер затянулась намного дольше, чем намечалось заранее. Он отвечал на вопросы, читал стихи. Потом это снова повторялось, и все время в зале звучал смех.

Однажды великий ученый Нильс Бор сказал: «В этом мире существуют вещи настолько серьезные, что о них можно говорить только с юмором». Именно так и поступает поэт Игорь Губерман...

Вот и состоялось знакомство с Игорем Губерманом. Но чего-то не хватает. Не правда ли, читатель?

Ну конечно же!

В беседе с поэтом почему-то ни разу не был поставлен вопрос о женщинах. Зная, что поэт имеет свой взгляд на проблему, редакция решила осветить вопрос непосредственно гариками.

Итак, Игорь Губерман о женщинах...

Гарики

Игорь
ГУБЕРМАН

Кто ищет истину, держись

у парадоксов на краю;

вот женщины:
дают нам жизнь,

а после жить нам не дают.

* * *

Все переменилось
бы кругом,

если бы везде вокруг и рядом

женщины раскинули умом,

как сейчас раскидывают задом.

* * *

Ключ к женщине — восторг и фимиам,

ей больше ничего от нас
не надо,

и стоит нам упасть
к ее ногам,

как женщина, вздохнув, ложится рядом.

* * *

В мужчине ум — решающая ценность

и сила — чтоб играла
и кипела,

а в женщине пленяет
нас душевность

и многие другие части тела.

* * *

Мужчина — хам, зануда, деспот,

мучитель, скряга
и тупица;

чтоб это стало
нам известно,

нам просто следует жениться.

* * *

Чтобы не дать угаснуть роду,

нам богом послана жена,

а в баб чужих
по ложке меду

вливает хитрый сатана.

* * *

Когда в семейных шумных сварах

жена бывает неправа,

об этом позже в мемуарах

скорбит прозревшая вдова.