На соискание Национальной премии Украины имени Тараса Шевченко. Притча о пауке. Виктор Мазаный. «Тень паука» (издательство «Овод», 2006)

Паук — насекомое вездесущее и, кажется, в своей генетической памяти дер­жит «впечатления», наверное, еще от первобытных исторических времен и до сегодняшнего дня увековечивает их узелковым письмом на своих паутинных кружевах. Недаром по народной примете его считают вестником. Пожалуй, именно потому автор признал это насекомое достойным глубоких и значимых аллегорий. Сие цепкое создание своим странным взглядом видит без любых украшений вневременную, внепространственную суть бытия, которую, собственно, и олицетворяет.

Паук сопровождает действующих лиц произведения от начала и до конца, появляясь в напряженные, наиболее ответственные моменты: над рисунком печатника Бровы, когда под карандашом проступал портрет возлюб­ленной; над плакатами с сатирой на советских захватчиков; над изображением офицера в паучьем обличье, загоняющем испуганных крестьян в колхоз. Паук возникает перед глазами еще одного героя повести — Гарбаря, пробравшегося в бывшее укрытие Бровы, чтобы тайно забрать рисунки, а возможно, и золото. Паук присутствует и тогда, когда гибнет в автокатастрофе другой персонаж — Мирон.

Образная система повести — будучи взаимообусловленным соединением символов — выходит далеко за антуражные рамки. Вещи, насекомые, животные, события, происходящие с ними, преисполнены афористической символики, овеществляя собой идейно-смысловые утверждения автора, погружающегося в болезненную для украинцев нравственно-этическую проблематику, тесно связанную с общественными вызовами. Тему коллаборационизма, горькую и щекотливую не только для украинских художников, Виктор Мазаный осмыслил со всей прямотой, но с деликатностью человека, переживающего за кровное.

Автор не делит действующих лиц повести на героев и антигероев, которые к тому же все являются главными и доносят до читателя определенную жизненную позицию, идею, подтверждающую или опровергающую суровое правило личностного выживания и национального жизнеутверждения.

Увечье Бровы делает его прототипом известного подпольщика-графика Нила Хасевича. Гарбар тоже стал хромым. Поэтому они с Бровой являются одинаково психологически ущербными в условиях военного катаклизма... Тем не менее каждый сам выбирает жизненный путь и творит свою судьбу.

В повести обрисована галерея образов приспособленцев — Особихи, одинаково угождавшей своим квартирантам Фрицу-денщику и Гарбарю; Мишки Зуба­того, ставшего олицетворением раздора и самоистребления в среде движения Сопротивления. Ко­лоритно, индивидуализированно, с помощью деталей и локальных сравнений очерчена натура и облик Гарбаря, его приспешников Халдейчука и Бажова — именно они и вершили своими руками каинову работу, не заботясь о высоком и сокровенном. Остается без ответа вопрос, почему так случалось? Но в любом случае, убеждает автор, персонажи повести, считай, нация, получат от поведения этих людей огромный моральный вред. Мораль­ные преступления, подобно тем впадинам в почве, которые апокалиптично образовываются на ровном месте на окраине Чемерного, затягивают в пропасть виновных и невиновных, участников событий и их потомков, окрашиваясь в декорациях украинской истории в особо зловещие цвета и оттенки. Крайне циничным обстоятельством предстает то, что Гарбар выслеживает места укрытий под землей с помощью давнего инструмента мастеров-водоискателей, которые благодаря своему особому дару находили целебные источники. Человеколов этим осовремененным инструментом в виде стального прутика несет смерть и страдания. Но в этом и его наказание, поскольку таким образом должен был завоевать право на жизнь перед новыми хозяевами, ставившими ему в вину то, что предыдущим оккупантам — нем­цам — показывал, где бурить скважины с чистой водой.

В таком обезображенном мире нормальные человеческие чувст­ва просто обречены. Любовь Збиславы и Бровы возможна только в подземелье, где в призрачном свете свечи под беспристрастным взглядом паучка осознается неповторимость каждой встречи влюбленных, когда каждый миг имеет острый привкус опасности, ожидающей на поверхности. А там, в другом измерении жизни, девушка вынуждена оказывать симпатию Гарбару, потому что такое задание от ребят из леса. «Збислава — страдниця є. То їй припис такий — приставлятися, бо на вивідках вона. І мусе бути нібито приступною… За­ради таких, як я», — так Брова мирится с двусмысленностью. Де­вушка даже матери не может открыться, она специально одевается так, чтобы быть неузнанной, изображая при встречах с ней в родительском доме немую.

Стремление существовать и готовность умереть — мотивы, то аккордно звучащие, то чередующиеся в полифонической мелодике повести. Апофеозом стал эпизод размышлений героя о том, каким способом убить себя, только бы не сдаться живым, и о том, что останется в покинутом им прекрасном мире, из которого в мучениях уже ушли по одному побратимы-борцы.

В сюжете есть ряд эпизодов, созвучных с Экклезиастом, художественно-смысловое наполнение которых детонирует экспрессию повести, создает ее колорит. Нельзя не отметить динамику повести в построении сюжета, в чередовании событий и рефлексий на цветистом фоне недавно минувшей и нынешней эпох. Тонкая лиричность, филигранность и яркость художественной детали, своеобразный язык ставят произведение в ряд художественно стоящих и самобытных. Диапазон выразительных средств позволяет достигнуть цели — изобразить во второй части повести картину современного общества, укорененного в прошлом.

Мысль кармической обуслов­ленности судеб насквозь проходит через все произведение. Не случайно Мирон — сын Кулины и Гарбара — живет далеко от родных краев под измененной фамилией Гарбат, не признавая своего роду-племени. Парализованная дочь — жертва кармы, которую дед Гарбар своими поступками сделал губительной для потомков. И исцелить ее может только родная земля. Мирон обладает преемственной наследственностью — умением находить воду. По приглашению Янки Ко­рень он приезжает в родные края, чтобы отвести беду, в последнее время угрожающую людям, — в земле появились глубокие ворон­ки-впадины, в которые проваливается все живое. Угроза нависла и над новопостроенным микро­районом. Подземные воды вот-вот вырвутся на поверхность, чтобы очистить землю от скверны. В космогонической целостной системе экологическая проблема стала порождением моральных преступлений — все в этой жизни взаимообусловлено и переплетено. За поступки родителей расплачиваются дети и внуки — закон библейский, подтвержденный реалиями. И потому кажется закономерной смерть Мирона, который не может удержать любимую, помочь дочери, наконец — родной земле. Очевидцем, летописцем трагической развязки, когда падал в пропасть со своим автомобилем Мирон, был вездесущий паучок.

Другой персонаж произведения — Янка Корень, интернатовская воспитанница, бывшая возлюбленная Мирона. Она не может равнодушно наблюдать, как легкомысленно, пренебрегая опасностью, не проникаясь Мироновыми предупреждениями, жители Чемерного строят жилье на впадинах в почве. Янка, ребенок войны, перенявшая от своих предков высокий духовный императив и моральную боязнь за жизнь других, хочет помочь в беде. Так что у нее своя борьба и место в строю. Она полагается на Мирона, вызвавшегося ей помочь. Но не поможет, так как взятый от отца дар ощущать подземную стихию был осквернен отцовской виной, запятнан чужой кровью.

Автор не дает ответа на вопрос, как спасти людей, городок. Возможно, всем нам до седьмого колена стоит по-христиански покаяться за прошлое (да и за настоящее), переосмыслить его по примеру самого автора. Разобраться во всем, как это делает Янка, которая «…добралася до суті, а суть ця щемка». Основное — женщина почувствовала в себе желание поиска своих родителей, истоков своей личности. В кагэбистских архивах нашлись документы о погибшем отце Брове, об умершей в магаданском лагере маме Збиславе.

Прошлое не только догоняет грядущих кармической болью, но и дает лекарства от нее. Надо только захотеть их отыскать, как это делает Янка. И тогда найдешь не только успокоение, но и сокровище, собранное предками. Поэтому сумка с рисунками Бровы, как и должно было быть, попала в конце концов в руки его дочери, выпав из разбитой Мироновой машины. Логика произведения побуждает нас к еще одному выводу — о потребности такого психоанализа всего украинского общества. Поистине, ничего в жизни не проходит бесследно, прошлое своим добром и злом будет сопровождать нас и наших детей на дорогах будущего. Виктор Мазаный сумел это сказать без менторства и лишнего дидактизма в лучших традициях мировой литературы.