На закате концертного сезона в столице выступил уникальный ансамбль — moderntimes-1800. Этот коллектив по-своему уникален. Основная часть репертуара – старинная музыка, которую сорок музыкантов из разных стран исполняют на инструментах своей эпохи и в той подлинной манере, в которой и принято было играть в прежние века. Правда, в Киев вместо сорока музыкантов приехал квартет – и исполнил дивертисменты Гайдна, фантазии Перселла… Руководитель moderntimes-1800 – Илья Король — имеет прямое отношение к Украине. Так как в Киеве прошли его детство и юность и здесь же он получил первые и главные уроки музыки.
В интервью «ЗН» Игорь Король рассказал о специфике работы своего коллектива и о том, какие «музыкальные сокровища» все еще сокрыты.
— Илья, все-таки о вас в Украине до сих пор известно непростительно мало.
— В Киеве я учился в обычной музыкальной школе №3 у Романа Каганера. В 1984 году, когда мне исполнилось 14, я поступил в «Мерзляковку» — музыкальное училище при Московской консерватории. Там я проучился до 1988 года и умудрился попасть в армию. Мне даже не дали поступить в Московскую консерваторию, забрали за три дня до экзамена, несмотря на все усилия директора училища, легендарной Ларисы Артыновой.
В училище вообще были замечательные педагоги, но, кроме того, я еще занимался в Киеве у Абрама Штерна. Уже после армии приехал в Москву и поступил в консерваторию. Сначала были зарубежные гастроли со студенческим оркестром, первые концерты в Германии. Потом, в конце концов, решил, что знаю, чего я хочу.
— То есть вы уже тогда слышали о том, что старинную музыку можно играть как-то иначе, чем это практиковалось музыкантами советской школы?
— В Московской консерватории вместе со мной учился скрипач Назар Кожухарь, сын дирижера Киевской оперы Владимира Кожухаря. Он был одним из первых, кто в Москве получил доступ к записям старинной музыки. Видимо, отец привозил. Назар тогда этим всем увлекся, увлек нас, и мы решили пробовать что-то делать вместе, организовали в консерватории маленький коллективчик. Экспериментировали на ощупь, пытались перестроить наши инструменты. У нас не было ни жильных струн, ни настоящих знаний, хотя мы уже многое слышали.
— Но в Москве ведь помимо вас уже кто-то пробовал заниматься подобными вещами.
— До нас уже был ансамбль старинной музыки «Мадригал». Была Татьяна Гринденко с ее ансамблем «Академия старинной музыки». Но традиции как таковой не было. С Гринденко мы не взаимодействовали напрямую, хотя сотрудничали с музыкантами ее ансамбля. Гораздо большую роль в моей судьбе сыграл другой человек — Рене Клеменчич, один из первых в Европе «аутентистов».
— Кстати, а как вы оказались в Австрии?
— Во-первых, из любопытства, во-вторых, зарубежные гастроли были тогда лучшим способом хоть что-то заработать. Вы же помните начало 1990-х, когда стипендии хватало на три дня.
В Австрию попал на четвертом курсе. Мартин Хазельберг давал в Москве концерт со своим знаменитым оркестром «Венская академия», а затем предложил мне приехать к нему на летний мастер-курс и попутно дать концерт. А после этого выступления пригласил присоединиться к «Венской академии», которая играла на оригинальных инструментах ту музыку, которая меня очень интересовала — барокко и раннюю классику. С этим же оркестром в 2001 году я приезжал в Киев.
Потом последовали приглашения в один, другой, третий ансамбли.
В итоге попал туда, куда даже не мечтал попасть, — в ансамбль Musica Antiqua Koeln Райнхардта Гебеля, который сделал много для возрождения в ХХ веке старинной музыки и у которого на «Дойче Граммофон» просто безумная дискография. В 1998 году мы с Райнхардтом Гебелем встретились впервые, а в 1999-м я ездил к нему в Кельн заниматься. Он настоял, чтобы я остановился у него дома. В первый же день он пришел с огромной стопкой книг и сказал, что все это я должен прочитать. В этих книгах я нашел ответы на вопросы, которыми безуспешно задавался многие годы, — о звукоизвлечении, ведении смычка, артикуляции, ритме, всем том, что является фундаментом так называемой исполнительской практики.
— Какой смысл в названии moderntimes-1800?
— Moderntimes — потому что музыка, когда бы она ни была написана и сыграна, всегда остается современной музыкой. Как бы мы сейчас глубоко ни погружались в трактаты, невозможно реставрировать звучание один в один. Мы не знаем, было ли действительно так, как мы себе это сейчас представляем.
1800 год — это тот исторический рубеж, когда музыка, по сути, перестала быть достоянием элиты и стала принадлежать всему обществу. Поэтому мы как бы разделили музыку на ту, которая была написана до 1800 года, и ту, которая появилась уже после.
— Но при этом сохраняете существующую иерархию композиторов.
— Иерархии не существует. Хотя публика и школа, конечно, формируют какую-то иерархию композиторов. На самом деле есть более или менее яркие представители стиля. Разве можно сравнивать Баха и Перселла? Разве можно их вставить в какую-то иерархию? Кроме того, есть огромное количество малоизвестных композиторов, которые поражают воображение.
— Для вашего ансамбля, видимо, важно извлекать их из небытия и возвращать на концертную эстраду?
— Мы постоянно ищем новую музыку. Однако существует хорошее немецкое выражение — «справедливо забытая музыка». Многие ансамбли специализируются на «раскопках» в архивах и библиотеках, однако большой процент этой музыки неинтересен.
— В Киеве вы все-таки что-то «выкопали»?
— В Киеве — да! И это не просто «что-то». Во-первых, я знал о том, что именно «сокрыто» в Киеве. Когда немецкий баховед Кристоф Вольф открыл миру, откуда этот архив, у меня примерно в это же время был к нему доступ. Многие специалисты были невероятно возбуждены тем, что было найдено большое количество «Страстей» Карла Филиппа Эмануэля Баха. Но дело в том, что эту музыку Бах-сын писал с большим нежеланием, он ее не любил. Его «Страсти» — это пастиш, музыка, которую он частично взял у папы, частично у Телемана, сделал ее немножко длиннее, добавил модуляций, «склеил» речитативы. Правда, арии часто его собственные. Эта музыка без времени, поэтому она и звучит странно. При том, что К.Ф.Э.Бах был композитором с потрясающим юмором, блестящим импровизатором. Его клавирные сонаты, которые сейчас почти никто не играет, — это выдающаяся музыка.
— Почему же Михаил Плетнев их записал, причем на рояле?
— Плетнев — это вообще один из немногих современных пианистов, которые играют сонаты Скарлатти и Карла Филиппа. Притом он играет их хорошо, хотя на современном инструменте исполнить эту музыку даже физически очень трудно. Другой из современных пианистов, кто хорошо исполнял Скарлатти, — это Владимир Горовиц. Но последние сорок лет он играл на рояле «Стейнвей-бейби», который был изготовлен специально для него. В этом инструменте молоточки были другого веса, другая глубина клавиатуры. Он был ближе к старинному хаммерклавиру, который отличался легкостью механики.
— Интересно, а что слышно сейчас о «баховской коллекции»? За семь лет, прошедших с момента реституции, она стала доступной исследователям?
— Сейчас над ней продолжают работать архивисты. И добраться до нее трудновато. У тех, кто описывает рукописи, возникает уйма идей, каждый хочет что-то придумать, что из этого сделать. Когда я работал с этой коллекцией в Киеве, меня в первую очередь интересовали имена. Не столько популярные, сколько те, о которых я где-то читал, но музыку которых я по-настоящему не знал. Например, берлинец Иоганн Готлиб Янич, очень хороший композитор, произведений которого сохранилось крайне мало. В Киеве оказалось если не большинство из них, то все-таки много…
— Как решаете проблему с инструментами? Ведь все сорок человек ансамбля moderntimes-1800 играют на уникальных старых инструментах?
— Дело не только в возрасте инструмента. Скрипки Страдивари звучали сразу. Естественно, со временем меняется звук, от постоянного звучания меняется форма деревянного корпуса. Скрипка, как человек, «записывает информацию», запоминает любовь, которая остается и сохраняется. Поэтому те инструменты, на которых столетиями играли мастера, имеют свою особенную ауру.
Увы, сегодня старинные инструменты стали чистым бизнесом -- раньше такого не было. Маэстро Байло, считающийся основателем франко-бельгийской скрипичной школы, в письмах ученикам советовал приобретать инструменты маэстро Страдивари, поясняя, что хоть им всего 60—70 лет, но они замечательно звучат и гораздо дешевле инструментов маэстро Амати или маэстро Штайнера. Тогда это ничего не стоило, скрипки Страдивари были доступны студентам Парижской консерватории. У самого Байло было две скрипки Страдивари, уж очень они ему понравились.
— А вы сколькими инструментами обходитесь?
— У меня разные скрипки, всего три инструмента, основных — два. Один из них был изготовлен неизвестным итальянским мастером в 1730 году. Скрипку, на которой играю романтику и современную музыку, купил несколько лет назад. До этого играл на очень хорошем инструменте, но в какой-то момент задумался: ведь на инструменте, который был сделан триста лет назад, играли сразу и звучал он сразу. И мастера были известны при жизни. Поэтому для исполнения современной музыки решил поискать инструмент, который сделан вот сейчас. Нашел замечательного австрийского мастера Кая фон Штитенкрона и нахожусь в восторге от его скрипки!
Мы все свободные художники, никто из нас не связан контрактом с каким-либо оркестром. Но есть приоритеты. Таковым moderntimes-1800 является для меня, гобоистки Юлии Моретти, которая вместе со мной возглавляет оркестр, и для музыкантов, составляющих его ядро. Команда интернациональная, помимо австрийцев есть музыканты из Венгрии, Испании, Германии, Франции, Канады.
Нас финансирует провинция Тироль и город Инсбург. Естественно, каждый новый проект требует дополнительных трат. К примеру, мне бы очень хотелось, чтобы moderntimes-1800 выступил в Киеве не только квартетом, но и полным составом из сорока человек. Ведь Киев — город, где я вырос и где живут мои родители. Мне бы хотелось приехать со «Страстями по Матфею» или «Страстями по Иоанну» Баха. Можно привезти симфонии Гайдна и Моцарта — наверное, мало кто в Украине их слышал на оригинальных инструментах. Но для этого всего нужно найти немалые средства.
— Какой вам видится нынешняя общая ситуация с аутентичным исполнительством?
— Ситуация хорошая. Исполнение старинной музыки на старинных инструментах в старинной манере воспринимается как нечто само собой разумеющееся. При этом у меня нет нетерпимости к тому, как играют старинную музыку представители советской школы. Ведь на самом деле важно, какой музыкант и что он несет на сцену. Я вижу, как талантливые люди приходят к каким-то знаниям просто сердцем.
К сожалению, количество знаний очень часто приводит к нетерпимости. Неприятие другой точки зрения и другого подхода — это неверно. Потому что научиться можно всегда.
КСТАТИ…
Ансамблю moderntimes-1800 в этом году исполняется пять лет, а он уже не только застолбил место в программах ведущих музыкальных фестивалей мира вроде Зальцбургского, Венского и «Рур-Триеннале», но и начал формирование собственной дискографии, первые опыты в которой спровоцировали всплеск бурного одобрения в ведущих мировых СМИ.
Сам Илья Король с 1997 года живет в Австрии, в 2001-м, за особые заслуги в области искусства, правительство новой родины пожаловало ему австрийское гражданство (тем не менее, «у нас», которое не раз проскакивало у Ильи Короля во время беседы, до сих пор значит «в Украине»). В том же 2001 году, на пике переговоров немецкой и украинской сторон о реституции «баховской коллекции», возвращении ее из Киева в Берлин, состоялось и первое возвращение Ильи Короля в Украину. Тогда музыкант выступил на сцене Национальной филармонии Украины в качестве солиста прославленного оркестра «Венская академия», дирижировал другой «зарубежный киевлянин» — Кирилл Карабиц.