КРАСКИ ПОСЛЕДНИХ ВРЕМЕН

Искусство парадных залов

Считается, что лучшие художественные работы доставляются в Киев. Хорошие и разные — в залы областных центров. Однако в среде художников подобные выставки в число особо престижных не входят. Маститых и сложившихся больше привлекают частные галереи — понятно, из материальных соображений. На отчетные выставки, как правило, рвутся молодые, кому хочется повысить свой социальный статус, вступив в пестрые ряды Национального союза художников…

С изрядной долей вероятности можно предположить, что церемонии открытий выставок в разных городах похожи друг на друга, как похожи друг на друга все подобные церемонии. В этом смысле Черкассы — географический центр Украины — вполне может рассматриваться как среднестатистический город, город Ч., в котором находят отражение все процессы, характеризующие современную жизнь Украины.

В городе Ч. выставки открываются в присутствии художников, прессы и учащихся художественных заведений. В зале звучат приличествующие событию речи, в которых, конечно же, присутствовала доля традиционной горечи по поводу того, что «искусство у нас в загоне и никому оно не нужно». В чьем-то выступлении сквозит легкий оптимизм, а в чьем-то — горечь: например, при открытии осенней выставки, посвященной Дню художника, никто из областных чиновников не почтил вернисаж своим высоким присутствием.

В причинах, по которым чиновникам скучны вернисажи, разбираться право не интересно (другим стило в руки!) Иное дело — творчески ориентированные юные дарования. Им-то что любо?

Конечно, молодежь не монолит. В молодежной среде сосуществуют различные течения, доминируют те или иные художественные пристрастия; диапазон широк. Безусловно, есть такие, у кого в основе мирочувствования лежит классика — музыка, литература, живопись, традиционные религиозно-философские воззрения. Но в это же время кто-то абсолютно уверен, что, например, Бетховен — заграничная собачья кличка, и при этом «самовыражение» считает главнейшей своей задачей в искусстве. В молодежной культуре есть и такое течение — «хип-хоп», к которому принято относить граффити.

Искусство центральных заборов

Как-то золотистым деньком проходил я по главной улице города Ч., мимо огромной заброшенной стройки, обнесенной бетонным забором, и увидел десятка четыре подростков, сидящих на бордюрах и газонах. Они с очевидной и даже азартной заинтересованностью наблюдали за тем, как две группы молодых людей расписывают из спрей-баллончиков несколько секций забора. Один паренек работал вполне артистично. Он, играя на зрителя, потряхивал-поверчивал баллончиком, как бармен стаканом при изготовлении коктейля, потом коротким движением наносил поверх подмалевка шипящую краску. Отстранялся, оценивал. Его граффити называлось «Большая собака». Надпись — по-английски, буквы завернуты так, что сразу и не прочитаешь (у граффитчиков, оказывается, это ценится). Впрочем, не для чтения создано, а просто потому что прикольно! Существует такая оценка. Подобные росписи, думаю, каждому уже приходилось видеть. В Киеве, например, на заборах вдоль железной дороги, во Львове, говорят, — на каких-то заводских заборах, в Харькове — на заброшенной стройке роддома. Граффити как будто создано для руин. Кому-то это искусство представляется интересным, кому-то нет. Вообще вопрос о том, искусство ли это, остается открытым. Иные склонны считать граффити мелким хулиганством (пакостничеством). Кажется, чего проще — взял баллончик, нажал кнопку и рисуй, самовыражайся. (Это лишь чуть сложнее, отмечая массовость явления, чем стихи сочинять!) Но нет, на бульваре города Ч. — не произвол, это акция, соревнование двух команд, профинансированное заинтересованным учреждением.

Откуда такое счастье?

Термин «граффити» образовался от итальянского «graffito» — «нацарапанный». При раскопках древнеримских построек были, как известно, обнаружены надписи вроде нынешних «куплю все» или «Киса и Ося здесь были». Некоторые исследователи утверждают, что граффити «выползло именно оттуда».

В современном мире под жанром «граффити» понимаются надписи и изображения, выполненные при помощи аэрозольных баллончиков. Возникло это явление в начале семидесятых годов прошлого века в Нью-Йорке. Сначала разукрашивались стены и заборы гетто, потом лифты, автобусы и поезда метро, памятники и фасады парадных улиц. Современник так описывает появление граффити: «По ночам подростки забирались в вагонные депо и даже внутрь вагонов и давали полную волю своей графической фантазии. Наутро все эти поезда катались взад и вперед по Манхэттену». Нужно себе представить, какое впечатление эти размалеванные поезда производили на законопослушных американцев, чтобы понять степень гнева муниципальных властей. Рисунки и надписи закрашивались и соскребались. Но вскоре возникали вновь. Создавались промышленные технологии по удалению граффити, вагоны прогонялись через металлические щетки, при этом, как оказалось, разрушалась структура металла, вагоны приходили в негодность. Убытки исчислялись десятками миллионов. Граффитчиков арестовывали, штрафовали и сажали в тюрьмы. Однако граффити распространялось по свету. И судя по тому, что уже в нынешнем году в СМИ промелькнуло сообщение об изобретении в Мексике фасадной краски, на которой не удерживается граффити, несанкционированное уличное творчество так и осталось проблемой, приобретя лишь иные масштабы.

Из подворотни к цивилизации

В моем розовом детстве подобное творчество действительно носило хулиганский характер. На заборах таинственным образом возникали совершенно неприличные начертания. (Как, впрочем, и сейчас они возникают в подъездах и лифтах.) Или, чуть позже, более приличные, навеянные, скажем, фильмами о Фантомасе или Зорро. Страну Советов от массового распространения граффити спасло, кажется, то, что аэрозольные краски и маркеры были у нас менее доступны, чем у них. А может быть, и в силу более высокого культурного уровня наших подростков и более серьезной системы воспитания. Впрочем, я вот какую мысль пытаюсь выразить. Когда высокая (традиционная) культура по тем или иным причинам оказывается чужой или недоступной, тогда очередное поколение все начинает с нуля; не имеет значения, в пещере или в многомиллионном Нью-Йорке. Возникают надписи-памятники, рисунки-памятники, увековечивающие свою историю, своих кумиров, друзей и героев, будь то погибший «король» квартала Сэм Балл или Сеня Бык, Фантомас, Зорро или Джон Леннон и Виктор Цой…

По мнению Жана Бодрияра, описавшего явление граффити в недавней своей книге «Символический обмен и смерть», подростковая «культура» (70-х), не желающая вписываться в доминирующую систему социальных знаков, заявила о себе восстанием. Действительно, психологический механизм этого анонимно-псевдонимного «восстания» отчасти схож с мирочувствованием варваров, ворвавшихся на улицы Рима, а еще больше подобен поведению пришедших к власти большевиков, громящих храмы и разрушающих чуждую им тысячелетнюю культуру, которая их, мутантов, и породила.

Когда на Западе уяснили, что репрессии против граффити не эффективны, там изловчились и запустили часть этого молодежного течения в «цивилизованное русло». То есть сообразили, что на граффити можно заработать. Граффитчиков стали приглашать в качестве оформителей кафе, для них устраивались соревнования, им стали платить, им выделяли глухие стены и заборы, у них появились свои журналы и сайты в Интернете. Какое уж тут восстание — бизнес-проект. Восстание пригасили, а рецидивы несанкционированного самовыражения, как хулиганство, по-прежнему карались законом. Ну а на наши заборы цветастые картинки граффити попали уже по «цивилизованному руслу».

Хип-хоп на наших улицах

Акция по прививке Черкассам «культуры» хип-хоп проводилась в конце девяностых. Известна даже точная дата — 5 июня 1999 г. Вероятно, примерно в это же время аналогичные прививки делались и другим малым и средним городам.

Олег Губарь, 21 год, дизайнер и художник, профессионально работающий в жанре граффити:

— На соревнование в Черкассы тогда приехали художники из Киева, Харькова и Львова. Это были люди опытные в граффити. Из черкасщан организовали три команды, все новички. (Акцию проводила знаменитая западная фирма, выпускающая спортивный инвентарь и одежду. — О.С.) Выступали музыкальные рэп-группы, роллеры гоняли на роликах, ребята играли в стритбол (уличный баскетбол). Я был в одной их команд новичков. И благодарен той акции: для Черкасс она открыла граффити. Теперь я занимаюсь граффити серьезно. Наша группа принимает участие в различных акциях, расписываем (когда приглашают) стены кафе, недавно закончили роспись одного интернет-клуба, там площадь граффити 210 кв.м. Это самый большой завершенный проект в Черкассах. На роспись ушло 240 баллончиков!.. Искусство ли это? Все дело в уровне исполнения. В любом жанре есть халтура и есть искусство.

— Олег, что ты читаешь?

— Люблю Джека Лондона, Конан Дойла. А так — периодику.

Он перечислил названия нескольких глянцевых журналов и вернулся к своему творчеству.

— В каждой работе мы ставим перед собой определенные художественные задачи и стараемся их выполнить. Когда говорят о мрачности того или иного сюжета — я этого не понимаю. Ведь все, что мы делаем, — делаем с любовью!

Наверное, и правда, все дело в уровне исполнения, в мастерстве. Но, вероятно, и в самостоятельности. Поэтому (приветствуя все виды творчества), справедливости ради, стоит отметить некое удручающее стилистическое однообразие украинского граффити. Все (или почти все), что сейчас видим, пока заимствовано из стилистики компьютерных игр, часто очень агрессивных и в силу этого бесконечно бездарных. Но это, как говорится, только пока. А что же завтра?

Блистательная перспектива

Года три назад в альманахе «Новые страницы» художник Евгений Найден попытался (как бы в шутку) вычислить, какие картины современников («два-три полотна») будут в «висеть на стенах музея через сто лет». За годы, прошедшие после выхода его статьи, время не то чтобы переменилось, нет, живем в ту же эпоху. Но внутри этой нашей эпохи недавно были расставлены дополнительные акценты. (Возможно, для того, чтобы могли мы получше расслышать время). Восстание против доминирующей культуры, уже приглохшее, обрело 11 сентября новую силу. Анонимный террористический «перформанс» — пролет самолета сквозь клетчатый стеклянный небоскреб лицезрели все. В ответ пошли в ход, как раньше щетки для очистки, крылатые ракеты. «Наступают тревожные времена», — выразил общее ощущение один из президентов. И вправду, если так дело дальше пойдет, то через сто лет уж никаких музеев и не будет. Привстав на цыпочки и всматриваясь в войны ХХI века, мы видим лишь руины. А средь руин в числе выживших окажутся, верно, два-три художника. Бесспорно, со временем руины запестреют жизнеутверждающими выцарапанными рисунками, — граффити, так сказать, прославляющими своих вождей, пещерных гениев и героев. Так что перспектива у этого жанра — блистательная. Чего не скажешь о всех прочих жанрах, представленных на днях в наших художественных музеях.