Князь на свободе

«Полку Игорева» прибыло: харьковское направление

Оперу Александра Бородина «Князь Игорь» в Харькове поставил режиссер Владимир Лукашев (ныне он — художественный руководитель Национальной филармонии Украины). Возвращение г-на Лукашева на родные харьковские подмостки подарило городу во всех отношениях качественную оперную постановку. Правда, осталось после премьеры и некоторое горькое послевкусие: а почему в столице не востребованы профессионалы оперной режиссуры?

Во время премьерного спектакля «Князь Игорь» в Харьковском театре оперы и балета зрители вели себя так, будто давно соскучились по большому количеству людей на сцене, которые в едином порыве действовали по велению режиссера и дирижера. Тогда же и подумалось: вот он где — настоящий эпический размах! Отрадно, что зритель безоговорочно выбрал не скучный митинг перед театром, отрепетированный по сценарию политтехнологов, а музыкальную партитуру А.Бородина, созданную во имя единения славян перед лицом опасности.

Как известно, композитор и химик Александр Порфирьевич Бородин оставил в науке и музыке больше гениальных эскизов, чем законченных и признанных работ. Одним из них (за 18 лет так и не ставшим цельной партитурой) были музыкальные страницы на тему «Слова о полку Игореве». Партитура обрела завершенный вид после смерти Бородина только благодаря Н.Римскому-Корсакову и А.Глазунову.

Успешная сценическая жизнь оперы изредка омрачалась спорами о том, насколько она соответствует первоначальному замыслу, а ее действующие лица и сценические коллизии — историческим реалиям своего времени. «Князь Игорь» всегда оказывался в эпицентре идеологической и художественной полемики, связанной с прошлым и будущим Российской империи, а, значит, и славянских народов.

Появлялись не только иные музыкальные редакции, а довольно дерзкие режиссерские решения. Одно из них в 1994 г. предложил Большой театр. Исходя из того, что дочь половецкого хана Кончака была якобы бабушкой Александра Невского (историки это опровергают), они решили «примирить» русских с неприятными фактами собственной истории и заканчивали оперу торжеством ханской орды.

В Мариинском театре больше чем через век после премьеры вернулись к авторским черновикам Бородина — оперу было не узнать. Но не узнавали зрители и героев — в Путивле, выстроенном из перьев, бояре щеголяли в поролоновых шубах наподобие баб, которых надевают на чайник, а половцы были в серебристых «космических» костюмах. Такой вот непритязательный бунт против оперной вампуки.

В Харькове «Князь Игорь» появился на афише лишь в первой четверти ХХ века. В «украинизированном» спектакле режиссера В.Боброва и художника А.Петрицкого было много деталей национального быта, орнаментики, его герои старались даже позы заимствовать из украинской иконописи. А в следующей, «конструктивистской» постановке 1929 года Н.Фореггера и того же А.Петрицкого авторы настолько вдохновились строительством харьковского Госпрома, что решили декорации «Игоря» сделать по законам начертательной геометрии. В половецком акте дымы от костров, выполненные в форме спирали, плясали вместе с ордой хана Кончака. Чтобы как-то компенсировать «конструктивизм» Игоря, для героя был создан грим с «оселедцем» времен запорожского казачества.

Подобные «новации» поощрялись недолго. Следующая постановка была рассчитана на масштаб гигантской сцены вновь построенного театра и выдержана в духе сталинского ампира. В 1949 году появился реалистический спектакль, соответствующий духу победного времени. Подобное произошло с покаявшимся формалистом А.Петрицким, который участвовал в киевской постановке начала 1950-х годов и продемонстрировал там яркий живописный талант.

Что касается сегодняшней харьковской постановки, жизнь и жажда свободы в художественном воплощении бьет ключом. Режиссеры Владимир Лукашев (успешно руководивший харьковской труппой долгие годы) и его ученица Ирина Нестеренко помнили, что партию Игоря в постановке сорокалетней давности пел замечательный певец и актер Николай Манойло. Он был убедителен в главном — обрисовке своего героя как фигуры масштабной, знаковой для нашей истории и ее болевых проблем. Но и в чем-то пафосной, по-коммунистически безупречной. А когда Манойло передал свои роли младшему коллеге Николаю Ковалю (не путать с его полным тезкой — известным киевским певцом), «Князя Игоря» уже не было на афише… В новой трактовке Н.Коваль (обогащенный работой над партией Бориса Годунова) играет человека, не просто сомневающегося в своей правоте (сколько поражений, сколько напрасных жертв), а героя, готового к покаянию и кающегося перед народом.

Музыка не сопротивляется подобной трактовке, а наоборот, поддерживает ее, особенно в половецком акте. И не только в знаменитой арии «Ни сна, ни отдыха…». Интересный тут получается диалог у князя с половецким ханом (Кончака очень выразительно поет обладатель уникального баса Владимир Гращенко). Разыгрывается почти шахматная партия (неплохая была бы мизансцена для подобного интеллектуального спектакля) с игрой в поддавки, ложными маневрами, соблазнительными посулами и даже форой.

Игорь от игры уклоняется, но поражение ему засчитывать рано — в отечественной истории было множество случаев, когда наказание противника запаздывало. Так что триумф Кончака, поддержанный воинственной стихией «Половецких плясок», разбивается хоровым эпилогом. Здесь и без учебника истории ясно, кто будет победителем и почему — слава в соборности, мощи единого государства.

«Князь Игорь» в Харькове — спектакль-фреска. И не только благодаря искусной технике оформления Надежды Швец. Фресковости придает и звучание хора, которым руководит Алексей Черникин, оркестровые кульминации дирижера Виталия Куценко. Но жанр монументальной фрески у всех постановщиков не мешает детальной проработке музыкальных нюансов, присущих русской опере — правдоподобие интонаций, четкость дикции (увы, не у всех исполнителей), разнообразие пластических форм роли. Здесь нет копирования иконописных поз, фресковой статичности. Режиссеры обеспечили каждой из хоровых групп свою задачу (и даже курсантам военного училища, приглашенным в массовку).

Раньше символом масштабности любого эпического спектакля считался выезд главного героя на белом коне. Но, оказывается, гораздо более метафоричным и ярким может быть полет белой голубки, которую выпускает Ярославна — Е.Скворцова с посланием к плененному Игорю. Или появление настоящего сокола, с которым ассоциируется сам герой. Подобных метафор и находок в спектакле, поставленном В.Лукашевым и И.Нестеренко, множество. Они говорят о том, что сегодня режиссура в оперном театре — не приложение к музыке, а центр художественного мышления, способный объединить вокруг себя постановщиков и исполнителей.

Хорошо, что режиссер Лукашев вернулся на харьковскую сцену. Вернулся с успехом. И не в одиночестве, а с представительницей своей постановочной школы. Конечно же, странно, что при более чем скромных режиссерских достижениях столичной оперы фигура этого постановщика и театрального педагога остается в Киеве, по большому счету, невостребованной. А ведь после поколения Н. и Д.Смоличей, В.Скляренко, после ухода из жизни И.Молостовой другого режиссера, который смог бы обеспечить связь творческих поколений, поддержать увядающие традиции корифеев, пока не видно. Что и доказала, при всех прочих достоинствах, харьковская постановка «Князя Игоря».