«КИНЕМАТЕКА» И ВАЛ ПРЕМЬЕР

Будто подчиняясь зову весны, нежданно-негаданно нахлынувшей посреди морозов, с 5-го по 10 февраля с. г. в Доме кино дружно заколосились озимые кинопроекты. Сразу три премьеры на неделе — игровая, научно-популярная и документальная, причем последняя — в двух полнометражных сериях. Общий объем экранного продукта — 3 часа 20 минут. И все сделано на студии, которую во время оно по-домашнему фамильярно, но с любовью и нескрываемой гордостью звали «наш Научпоп», а потом нарекли невразумительно и официозно — Национальная кинематека Украины. Ныне в анонсах стыдливо значилось нечто среднеарифметическое — НКУ, «Киевнаукфильм». Что таится за такими трансформациями? Синтез достоинств прошлого с отдельными недостатками настоящего? Возрождение или гальванизация? Чтобы определиться в альтернативах, воспользуемся древним критерием: «По плодам его узнаете его...»

Осторожно!
Дырка от бублика

Игровая работа принадлежит дебютанту Сергею Наталушко. Снимая свою двадцатиминутку, он, видимо, считал ее чем-то вроде эксцентрической комедии-притчи о духоподъемной силе искусства и любви. Мне же увиденное на экране и вокруг него показалось карикатурным хэппенингом, маркирующим меру деградации отечественной киносреды. Судите сами.

...Однажды посреди моста некий юноша находит подрамник с холстом, пристегнутый к перилам галстук-бабочку и тут же валяющиеся очки. Не иначе как неизвестный живописец рисовал-рисовал, да и... утопился. Не поднимая по этому случаю особого гвалта, наш герой уносит атрибуты художества домой. Там он надевает «бабочку» на себя и, как бы повинуясь метафизическому завету бывшего владельца вещей, вдохновляется: в душе запела скрипка, остро захотелось живописать «чего-то великого». Между тем чудесный инвентарь, видать, поступил от самого да Винчи, поскольку под его воздействием рисуется (с небольшой отсебятиной)... бессмертная «Джоконда». Согласитесь, мысль свежевата — дар гения буквально валяется на дороге. Впрочем, в аллегории заметна неувязочка: гениальный мастер писал, в основном, оригинальные полотна, а не копии с чужих. О таких мелочах, что бабочка Леонардо не знал, да и не в ней сила, брат, я уж и не говорю. Главное, что живет герой в студенческом общежитии, где даже паркет противостоит духу высокого творчества. В серии микроскетчей начинающий закадровый автор демонстрирует, как начинающему автору в кадре трудно делать большое искусство в обстановке содома и гоморры общаги. Второй круг мучений для новоявленного гения — экспонирование законченного «шедевра». Реакции публики из ближайшего двора явно неадекватны. Только ОНА единственная поняла, спасла, отмыла и заштопала послание любящей души. В финале счастливчик возвращает назад, на мост, залог своего счастья — бабочку и прочее. Зритель еще успевает заметить, что этот генератор гениальности уносит следующий соискатель халявного счастья...

Надо сказать, что вся описанная фабула реализуется в ускоренном раза в полтора темпе, что составляет, пожалуй, несомненное достоинство ленты, т.к. иначе этот во всех отношениях аматорский опус был бы соответственно длиннее и невыносимее. К позитиву стоит отнести также и отсутствие звучащего слова — персонажи только нечленораздельно лопочут. Легко представить, что на таком уровне обычно произносится. Тем не менее сценарий для этого явно преждевременного дебюта писали аж три драматурга, среди которых и педагог-наставник дебютанта — Михаил Ильенко. Тут уж не до шуток. В прошлом году в «ЗН» мне уже приходилось упоминать особенности педагогической методы этого мастера. Ныне вкушаем ее плоды. И не только на экране. Как водится, показ был предварен вступительным славословием наставника в адрес ученика, сопровождался воистину пэтэушным хохотом киномолодежи над незамысловатыми гэгами, а завершился здравицей, очевидно, другого питомца той же киношколы. Выскочив внезапно к экрану, молодой человек с патриотическим надрывом воскликнул: «Якщо у нас такі митці, то нам тільки уперед! Будьмо, гей!» Кстати, фильм называется «Осторожно. Окрашено». Очень точно, если иметь в виду ситуацию, сложившуюся в этой кузнице юных талантов.

Время, назад?..

Фильм «Знак Божьей искры» — в доподлинном смысле слова научно-популярный. Снял его как режиссер известный кинооператор Игорь Недужко. Чтобы рассказать современникам о несправедливо недооцененном у нас творчестве выдающегося украинского художника Александра Богомазова. Жил он в первой трети прошлого века, стал одним из основоположников мирового кубо-футуризма и чудом избежал сталинских репрессий «за формализм» — умер в самом начале 30-х. С операторской точки зрения, картина настолько безукоризненна, что ее впору считать если не классической, то уж точно классицистической. В том-то, с моей точки зрения, и беда: ведь в таком консервативном стиле рассказывается об органическом НОВАТОРЕ. Его живопись как таковая в кадре, действительно, покоряет. Но по линии собственно кино возможны принципиальные упреки авторам ленты. Так, «оживляя» картины уникального мастера в актерской или анимационной технике, они не столько разъясняют истоки творчества, сколько посягают на аутентичность, подлинность соответствующих творений. Движение и звук принципиально табуированы принятой в живописи художественной условностью. Убедиться в справедливости того легко — достаточно представить себе подвижной и «звуковой» ту же «Джоконду». Странно также видеть в игровой реконструкции кубо-футуриста рисующим, подобно передвижникам, с натуры. Насколько я понимаю, весь авангард сосредоточен на изображении не «вида», а «видения» мира.

Подлинным событием в отечественной документалистике последнего десятилетия, на мой взгляд, стала дилогия одного из старожилов «Киевнаучфильма» Виктора Олендера — «Пассажиры из прошлого столетия» и «На незнакомом вокзале». Это большая лиро-эпическая картина, повествующая о времени историческом и интимно-личном в неразделимом переплетении. Герой реален — это один из старейших украинских кинооператоров и режиссеров документального кино Израиль Цалевич Гольдштейн. Мы увидим хронику второй половины XX века в кинодокументах и услышим сокровенную мемуаристику. Тут будет и проповедь, и исповедь, и пророчество, и молитва. Перипетиям истории — от трагедии к фарсу — как бы вторит канва размышлений и страстей — от гражданского возмущения до пронзительной ностальгии.

Первая часть дилогии посвящена фронтовым воспоминаниям оператора и послевоенным годам советской эволюции от сталинизма к «оттепели» и «застою». Однако, подчиняясь своеволию потока воспоминаний и ассоциаций, ветеран способен из прошлого внезапно вернуться в настоящее для некоего актуального акцента. Так, рассказывая об участии в съемках документального эпоса «Битва за нашу Советскую Украину», Гольдштейн наглядно иллюстрирует на экране, как именно А.Довженко преображал отснятый хроникальный материал в высокий трагический образ (эпизод похорон бойца), но тут же неожиданно вспоминает о современных наших национал-патриотах, числящих Довженко в своих рядах, и на правах возмущенного свидетеля истины ничтоже сумняшеся восклицает: «Хрен вам, он никогда не был националистом! Так его называли Сталин и Хрущев!» Столь же принципиален он в оценках, когда речь заходит о его собственной биографии: «Я много видел несправедливого... но у меня не хватило духу взять камеру и снять это. Или сказать: что же вы делаете, сукины дети?..». Мастер трезво классифицирует все сделанное, упоминая «брехливые» свои ленты и гордясь отличными работами — собственными («Суфлер», «Стена» и др.) и созданными коллегами. Надо сказать, дилогия аккумулирует в себе массу материалов самых разных авторов и по сути является также очерком всей украинской документалистики последних 60 лет.

Вторая часть дилогии повествует преимущественно о всенародном подъеме перестроечных лет и последовавшем горьком разочаровании в реформаторах. Те, кого ныне мы знаем как коррумпированных и прожженных демагогов, тогда — молодые, окрыленные чувством правоты и поддержкой народа. Взглянуть бы им сейчас в зеркало кинодокумента... Это не просто картинки из недавнего прошлого, оба летописца новейшей истории — и герой, и автор фильма, — блуждая по руинам наших общих иллюзий, наверное, впервые в отечественной кинопублицистике вполне честно анализируют причины постигшего нас срама. Виктор Олендер рисует своего героя библейски мудрым, вполне свободным в суждениях и даже несколько надмирным созерцателем и истолкователем времен и событий. Однако — далеко не равнодушным. Через весь фильм проходит мотив его любви к единственной и незаменимой жене — Сонечке. От первого дня их знакомства до нынешней тоски о покойной возлюбленной. О лучшем будущем для родины и о чаемой встрече с супругой в лучшем из миров — финальная молитва «пассажира из прошлого столетия». Большой зал Дома кино стоя аплодировал фильму. А комок в горле, думаю, проглотить пытался не только я один.

Но что же с перспективами «Кинотеки», если судить по «валу премьер»? Пока настоящее кино мы будем находить лишь в ретроспективе, в этом плане актуальным останется грустное название фильма, снятого Гольдштейном еще в 1992 году — «Прощай, кино!».