К 50-ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ ПОЕЗДКА С ОЛЕСЕМ ГОНЧАРОМ В СОРОК ПЕРВЫЙ...

Она состоялась в такие же мартовские дни 1982 года, ровно 13 лет назад. Неожиданная поездка была как бы возвращением на несколько десятилетий назад, в начало войны, но совсем не далекой по расстоянию — от Киева до города с красивым названием Белая Церковь, как говорится, рукой подать.

Приехали мы туда по приглашению Белоцерковского сельскохозяйственного института, но об этой истории — чуть позже. Побывали мы с Олесем Гончаром в памятных местах, где будущий писатель начинал свою войну, где в 1941 году впервые приняли бой добровольцы — студенты Харьковского университета, или, как их называли, студбатовцы — герои известного его романа «Человек и оружие», написанного в 1960 году и вскоре отмеченного Государственной шевченковской премией.

То был один из самых тяжелых периодов Великой Отечественной войны. Я хорошо его помню, потому что сам воевал тогда в этих краях, только немного южнее. Вражеские войска рвались к Киеву. На протяжении двенадцати дней июля Совинформбюро ежедневно сообщало о жесточайших боях на Белоцерковском направлении. Прибывший сюда батальон харьковских студентов-добровольцев был разделен на группы и с ходу брошен на пополнение обессиленных в непрерывных боях пограничных отрядов и частей двух стрелковых дивизий.

Вот несколько строчек из романа:

«Студбат истекал кровью. У берегов Роси, в садах, в окопах — всюду слышался стон раненых. Не от солнца, выглянувшего из-за верб, а от крови багровели в это утро чистые воды Роси...»

То, что роман Олеся Гончара в какой-то мере автобиографичен, известно давно, сам ведь автор прошел тот путь. Но «в какой-то мере» еще ни о чем не говорит. Кое-какие черты автора можно узнать в образах таких героев, как Колосовский и Духнович? Да, конечно, но и этого мало. А вот видеть взволнованное лицо и чуть увлажненные глаза Олеся Терентьевича, когда мы подъехали к бывшему переднему краю, когда остановились у братской могилы, когда смотрели на приток Роси — безымянную речушку, которую местные жители с той военной поры и по сей день называют между собой Красной, — всего этого было вполне достаточно, чтобы убедиться, насколько автобиографичен роман «Человек и оружие».

Да, Олесь Гончар был тут среди добровольцев, бойцов студбата. Их осталось тогда в живых очень немного, в общем-то спаслись, главным образом, те, кто был ранен и кого успели благополучно вывезти в районе Канева через Днепр, на левый берег. Так случилось с самим Олесем Гончаром. Были тяжело ранены и другие вчерашние студенты филологического факультета, например, Д.Бакуменко, Григорий Тютюнник, Михаил Пилипенко, Дмитро Билоус. Все четверо, кстати сказать, станут после войны профессиональными писателями. Григорий Тютюнник за написанный в начале 60-х годов роман «Водоворот» будет удостоен звания лауреата Шевченковской премии (правда, уже посмертно). Ныне здравствующий Дмитро Билоус — известный поэт-переводчик, лирик и сатирик — тоже будет увенчан литературными премиями. Поэт Михаил Пилипенко волею судеб окажется на Урале, где в 50-х возглавит Свердловскую писательскую организацию, станет знаменит как автор популярной в свое время «Уральской рябинушки». Д.Бакуменко — украинский поэт, автор многих сборников стихов, сейчас он приехал сюда вместе с нами. Дело в том, что перед войной он жил с Олесем Гончаром в одной комнате студенческого общежития (этот период тоже подробно описан в романе «Человек и оружие»). Но был в их комнате, оказывается, еще и третий жилец — Иван Чемерис. Из-за него-то, собственно, из-за Чемериса, и оказались мы сегодня здесь, на совхозных полях в восьми километрах от Белой Церкви.

А история нашего приезда такова. Студенты Белоцерковского сельхозинститута во время своей практической работы на полях совхоза неожиданно натолкнулись на останки трех воинов. Там же лежали заржавленные винтовки. Каково же было удивление белоцерковских студентов, когда они обнаружили у одного из солдат не только почти истлевший студенческий матрикул, комсомольский значок и карманные часы, но и медальон-патрончик. Помню, как в 1941 году нам выдавали на фронте такие медальончики на случай контузии, тяжелого ранения или смерти и как мы легкомысленно-скептически относились к ним, видимо, не способные в силу своей молодости поверить в то, что они могут и нам пригодиться. А вот прошло более четырех десятилетий, и только благодаря медальону стало известно имя погибшего бойца. Вот его данные: «Чемерис Иван Леонтьевич. 1916. Село Слободка, Талалаевский район, Черниговская область»...

Да, это тот самый Чемерис, который жил вместе с Гончаром и Бакуменко в маленькой комнате студенческого общежития Харьковского университета, — такое удивительное и неожиданное совпадение. Они учились на одном факультете, но Иван уже подрабатывал, преподавая в школе историю. Бакуменко сразу узнал карманные часы — единственные тогда на все общежитие. По рассказам его товарищей был Чемерис из тех, кого называют главными заводилами, он же, между прочим, первым предложил пойти в военкомат и потребовать немедленной отправки добровольцев на фронт...

В течение дня Олесь Терентьевич часто вспоминал последние минуты расставания с Иваном Чемерисом, каждый раз выплывали при этом новые детали и подробности. Кончилось тогда тем, что Гончара с группой направили в район Ракитного, а Чемериса — сюда, под Белую Церковь. Второпях успели перекинуться несколькими словами. Простились, не предполагая, что это навсегда — от Ивана Чемериса не осталось никаких следов...

Но вот какая любопытная получилась история. Труднообъяснимая, почти мистическая. Все герои в «Человеке и оружии», хотя сами события действительно имели место в жизни, придуманы Гончаром — у него ведь все-таки не документальная вещь, а роман, так сказать, плод творческой фантазии автора. Почему же тогда, дав всем персонажам вымышленные имена, он вдруг назвал в книге одного-единственного человека своей подлинной фамилией — Чемерис.

Тут напрашивается короткое авторское отступление. По роду корреспондентской работы в «Литературной газете» мне не раз приходилось заниматься поисками прототипов художественных произведений: с кого списан тот или иной герой популярной книги, всегда интересно читателю. В русском энциклопедическом словаре при толковании слова «прототип» как «реальной личности, послужившей автору первоистоком при создании художественного образа», приводится в скобках пример: летчик А.П.Маресьев — прототип Мересьева, героя «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого. Думаю, что не случайно единственный пример взят из книги, посвященной Великой Отечественной. Именно война открывала и высвечивала такие яркие человеческие образы, что они, живые люди, тут же под пером писателя становились прототипами героев их произведений. Мне повезло — было несколько удачных находок. Уже после смерти писателя Эммануила Казакевича удалось найти и познакомиться с прототипами персонажей его военных повестей, в частности, с генералом Выдриганом и радисткой Катей из знаменитой «Звезды». Еще при жизни Константина Симонова, в начале
70-х, я писал о том, как разыскали в Днепропетровске военфельдшера Викторию из его известного очерка «Дни и ночи» (эпизод с ней перешел затем из газетного очерка в сталинградскую повесть под тем же названием). В своих газетных выступлениях Константин Михайлович оставлял как можно больше подлинных имен героев. «Я всегда, когда можно было, старался делать именно так, — писал он в связи как раз с поисками Виктории, — потому что знал, что «Красную звезду» широко читают и можно порадовать близких того или иного человека». Симонова легко понять, но то были фронтовые корреспонденции для газеты, написанные по свежим следам событий, а у Гончара произведение, как мы знаем, не документальное, а художественное, к тому же писанное, как говорится, 20 лет спустя. Почему же он все-таки оставил своему другу Ивану — единственному среди всех персонажей книги — его подлинную фамилию? Мистика, да и только... Вот, кстати, это место из 15-й главы, где рассказывается о прибытии студбата в прифронтовую полосу:

«..Все более явственным и мощным гулом дает знать о себе фронт. То и дело налетают вражеские самолеты, разгоняют студбатовцев по хлебам, по канавам. Носом в землю — и слушай, как, выворачивая душу, воет над тобой металлический хищник, как прямо на тебя падает он с пронзительным визгом.

Бредут из хлебов, и неловко, стыдно смотреть друг другу в глаза — от унижения, которое только что пережили, оттого, что вынуждены прятаться, ползать по родной земле.

— Позор... Просто затравленным зайцем себя чувствуешь, — отряхиваясь, признается Мороз. — Землю носом роешь, ползаешь на четвереньках...

Филолог Чемерис смеется нервно:

— Мы вот с Калюжным как раз спорили, кто гениальнее: Стендаль или Флобер? Я говорю — Стендаль, он — Флобер... Я свое, он свое... А когда налетели да трахнули, так он шлепнулся и руками замахал: Стендаль, мол, Стендаль, черт с тобой!»

Это, собственно, все — больше нигде филолог Чемерис в книге не упоминается. Всего лишь раз. Но почему? Мы долго говорили об этом с Олесем Гончаром. Он и сам удивляется, не может точно объяснить, что водило его рукой. Интуиция? Но ведь не мог же знать, что произойдет такая полумистическая ситуация, что откопают когда-нибудь в братской солдатской могиле останки именно его, Чемериса! Нет, скорее всего, когда рождался на бумаге этот из жизни взятый флоберовско-стендальский эпизод, Гончар, не задумываясь, написал подлинную фамилию Чемериса, как бы подсознательно отдавая последнюю дань погибшему другу...

Задумчиво-печально стояли мы над его новой могилой, уже не безымянной. Клали цветы. Молчали. Женщины из деревни беспрерывно плакали...

Чуть позже, на читательской конференции в актовом зале Белоцерковского института Олесь Терентьевич поблагодарит студентов за их сыновнее отношение к памяти павших воинов, тоже студентов, их сверстников. Будут выступать белоцерковские студенты, делясь впечатлениями о романе «Человек и оружие», который через двадцать с лишним лет после выхода в свет, благодаря их неожиданной находке, как-то совсем по-новому заинтересовал и увлек молодых читателей. Вроде бы и они прикоснулись к той овеянной славой живой истории и литературе о ней. Была вот в романе одна только строчка про филолога Чемериса, а сама жизнь как бы дописала новую страничку...

Была еще одна встреча — тоже из тех, что, если описать в романе, скажут: так не бывает. Оказывается, бывает! Оказалось, что в той же Белой Церкви был тогда расквартирован именно тот стрелковый полк, с которым Гончар в годы войны прошел путь «Знаменосцев» — героев его первого романа-трилогии, написанной вскоре после Победы и принесшей автору огромную писательскую славу. Достаточно напомнить, что «Знаменосцы» выходили в свет на украинском языке около 40 раз, на русском — свыше 40, на разных языках народов бывшего Советского Союза — более 20, на английском, немецком, французском и многих других иностранных языках — более 50 раз. То есть свыше полутора сотни изданий — такова счастливая судьба романа-дебюта «Знаменосцы»!

Встреча с однополчанами напомнила уже совсем другой период войны, тоже, разумеется, нелегкий, но более оптимистичный, что ли, когда после изгнания врага с Украины и знаменитой Ясско-Кишиневской операции начался освободительный поход на Балканы, освобождение Румынии, Венгрии, Чехословакии, Австрии. Такой, собственно, и была дорога «знаменосцев» к Победе. Гончар, конечно, никогда не воевал вместе с теми, кто служит ныне в его полку, их еще на свете тогда не было, но ребята читали знаменитую книгу, своеобразной иллюстрацией к которой могла бы служить комната боевой славы полка. Тут на огромной карте отмечено продвижение полка на запад. Много групповых снимков, на некоторых легко узнать молодого Гончара. Есть и персональная его фотография тех времен: на ней гвардии сержант Гончар, как говорится, «при наградах». Сегодня много всяких почетных званий и самых высоких знаков отличия у писателя номер один в современной украинской литературе. У сержанта Гончара их было куди меньше, но взгляните — какие! Только фронтовики знают и по достоинству могут оценить, что это значит — быть трижды (!) награжденным медалью «За отвагу». Плюс орден Красной Звезды. Да еще редкий орден Славы! В книге отзывов почетных посетителей комнаты боевой славы полка взволнованный встречей со своей солдатской юностью писатель оставил запись, в которой пожелал однополчанам всего, «...что солдат может пожелать солдату, человеку общей судьбы! Ваш Олесь Гончар».

Вот такое у нас было с Олесем Терентьевичем путешествие в Белую Церковь, в его фронтовую юность. И такая, почти мистическая история с его другом вышла. История, в которой тесно переплелись жизнь и смерть, университет и фронт, война и литература. Подумать только, как много десятилетий прошло уже после тех страшных событий, а война нет-нет да напомнит о себе то вдруг старой раной, то неожиданной встречей, то еще одной трагической судьбой, как, скажем, судьба Ивана Чемериса из села Слободка на Черниговщине...