ИНАЯ АЗБУКА

От редакции

Еженедельник «Зеркало недели» начинает печатать фрагменты книги эссе «Иная азбука» («Inne Abecadlo») выдающегося польского поэта, публициста, лауреата Нобелевской премии 1980 года Чеслава Милоша. Редкостная глубина и рефлексивность, откровенность и стилистическая раскрепощенность, парадоксальность и внимательное присматривание к миру характеризуют этот сборник эссе Милоша. Надеемся, что ряд публикаций приблизит украинского читателя к пониманию творчества поэта.

Адам и Ева. Величайшей заслугой библейской истории о наших первых родственниках является то, что она непонятная, и, наверное, благодаря этому говорит с нами сильнее, нежели любое понимание. Именно поэтому Лев Шестов считает, что трудно себе представить, будто неграмотные пастухи сами придумали загадочный миф, над которым мыслители на протяжении нескольких тысячелетий ломают себе головы.

Рай, в котором не существует ни болезней, ни смерти, и двое людей вкушают полноту счастья. Во вкушении запретного плода с древа познания добра и зла человеческое воображение охотно усматривало сексуальные влечения, но Джон Мильтон в «Утраченном рае» идет по иной традиции и весьма определенно описывает любовь Адама и Евы как часть их райского состояния.

І так сказала мати нас усіх

В очах подружній поваб неосудний

Солодке віддавання. Напівподих

Напівобійми майже.
Сперлася на нього

І перса їй набрякли,
що торкались до тіла

Батька нас усіх
під золотом волосся

Итак, что же означает древо познания добра и зла? Множатся домыслы. Некоторые еврейские теологи усматривают скрытое содержание в том, как выглядят гебрейские буквы. Наблюдающие за нашей цивилизацией и закоулками, в которые загнан разум, видят в голосе змея соблазн рационализма. Другие же утверждают, что вкушение запретного плода начинает историю человечества, ведь прежде чем его вкусить, Адам и Ева жили жизнью неосознанной, животной, поэтому сатана-змей был прав, когда говорил, что им откроются глаза. Создатель, в конце концов, тоже был прав, поскольку предостерег их, что умрут, если вкусят сей плод. Но зачастую подчеркивается полнейшее послушание, с которым относились к Богу прежде чем нарушили запрет. Катастрофа наступила, когда его опустили до уровня существ созданных и обвинили в зависти, то есть первый грех был по своей сути грехом гордыни.

Почему после нарушения запрета они вдруг заметили, что наги, и начали стыдиться? Это, наверное, важно, но наиболее непонятно. Над этим можно раздумывать бесконечно. Они вышли на путь истории и цивилизации, а обнаженность является его отрицанием? Для этого Бог должен был сшить им одежды из шкур животных? И почему это одно мгновение повлекло столь тяжкие последствия: не только их смерть, но и полнейшее изменение в природе, ведь и природа в раю была бессмертной. И не только это, но и первородный грех, довлеющий над каждым мужчиной и каждой женщиной на протяжении бесчисленных поколений. К счастью, католическая теология причисляет первородный грех к таинствам веры и не пытается выяснить, как случилось так, что мы его наследуем.

Глубочайшее наше убеждение, достигающее сущности человеческого бытия, — мы должны жить вечно. Мы чувствуем нашу преходящесть и смертность как насилие над собою. Только рай является настоящим, мир — ненастоящий и временый. Поэтому история о грехопадении так задевает наши эмоции, словно вызывает в усыпленной памяти какую-то древнюю правду.

Биология. Наиболее демоническая из наук, поскольку подрывает нашу веру в высшее призвание человека. Эту науку должны были изобрести манихеи, считавшие, что мир был создан злым демиургом, но она возникла намного позднее. Она занимается, как видно уже из названия, жизнью, и прежде всего питанием организмов, одни из которых служат пищей для других. Природа состоит из тех, кого едят, и тех, кто ест, natura devorans i natura devorata. Основным здесь является борьба, в результате которой выживают сильнейшие и гибнут слабые. Именно это вынесение на пьедестал силы является наиболее дьявольской приправой биологических открытий и не нужно даже философии, чтобы сделать пессимистические выводы из научных данных.

Выживание наиболее приспособленных называется естественным отбором и должно объяснять появление и исчезновение видов. Таким образом остается открытой уйма времени, то есть прошлое Земли, которое Библия очерчивает на промежутке в шесть тысяч лет и который растягивается на миллионы и миллионы лет существования живых организмов, рождающихся и умирающих без того, что представляет нашу гордость, без сознания. Но наш вид тоже включен в эволюционную цепочку и человеческое сознание отличается от интеллигенции наиболее родственных нам млекопитающих разве что степенью.

Дарвину, в молодости штудировавшему теологию в Оксфорде, не было чуждо религиозное мировоззрение. Представляя в 1859 году труд «О происхождении видов», он с сожалением констатировал, что его труд излагает теологию дьявола. Это могло означать только лишь то, что он проводил наблюдения, указывавшие на структуры жизни, которые он сам считал столь же безобразными, как и церковь, боровшаяся с его теорией.

Он уничтожил границу между человеком и животным. Человек, одаренный бессмертной душой, был бесконечно выше любого живого существа. Создатель в Книге Бытия говорит: «Создадим человека по образу Нашему и подобию Нашему, и пусть властвует над морской рыбой, и над птицами небесными, и над скотом, и над всей землей, и над всем гадами, ползающими по земле!» Но эта королевская привилегия была подвергнута сомнению в тот момент, когда стерлась грань между нами и другими видами живых существ, или же не удалось зафиксировать тот момент, когда в ходе эволюции сознание выделилось из бессознательного. С тех пор вера в бессмертие души стала чем-то вроде узурпации.

Ни одна из наук не проникает столь глубоко в наше мироощущение, как биология. Полноту власти, пусть и с определенными упрощениями и вульгаризацией, она ощутила аж в двадцатом веке. Как утверждает Ежи Новосельский, чью мысль (православную) не сдерживают навыки, присущие католикам, в этом же веке немцы, народ философов, взяли на себя нелегкую задачу: воплотить на практике тезис, что наш образ человеческого существа в качестве зверя, вынужденного повиноваться силе, должен породить последствия. Они сделали это, создав Освенцим.