Игра в Достоевского

Хорошо это или плохо, но современная культура все более тяготеет к упрощению, разжевыванию и белетризированию серьезных, глубоких и значительных проявлений культуры прошлого, к сути которых обычный современный человек без специальной подготовки, не перегруженный «лишними» (и в самом деле, наверное, лишними, учитывая динамичность и мобильность сегодняшнего мира) знаниями, человек с абсолютно другим способом мышления добраться просто не сможет. Это и не вопрос вообще — хорошо или плохо. Эти две категории столь вместительны, что почти ничего уже и не обозначают. В действительности, как бы ни впадали в отчаяние и хмурили брови педагоги, морализаторы и интеллектуалы, объявляя тотальную и бесповоротную деградацию и отупение земного населения, все эти процессы (превращение Библии в комикс, «Трех граций» Рафаэля на разрисовку, «Пигмалион» — на одну из серий «Симпсонов») естественные. Это происходит, поскольку иначе быть не может, в них хватает и положительных, и отрицательных сторон, а как относиться к ним — воспринимать, отрицать, восхищаться или осуждать — дело каждого из нас.

Вслед за истерически-скандальным взрывом вокруг вроде бы исторического боевика Дэна Брауна «Код да Винчи» российский филолог-японист, автор серии детективов об Эрасте Фандорине и монашке Пелагее Борис Акунин создает собственный игривый ответ, эдакую пародию на интеллектуальный детектив — роман «Ф. М.». Роман состоит из двух пластов. Действие первого происходит в наши дни в Москве. Главный герой — британец российского происхождения, магистр истории Николас Фандорин, потомок знаменитого Эраста, с головой погружается в невероятные и опасные приключения, связанные с поисками неизвестной до сих пор рукописи Достоевского. Именно эта рукопись, начальный вариант «Преступления и наказания», будто бы написанного Достоевским по требованию коварного и жадного издателя Стелловского, к которому светоч российской литературы попал в кабалу за свои большие долги, — и составляет второй пласт романа.

Сам роман похож на шкатулку, наполненную разными детскими сокровищами, — здесь игрушки, книги, рисунки, головоломки, засушенные растения, кубики, блокноты, фотографии, письма. Все это можно перебирать и рассматривать часами. Основной целью писателя Бориса Акунина всегда была и остается игра, в которой он, что бы там ни говорили, настоящий мастер. В этом его основное отличие от претенциозного Дэна Брауна, над которым посмеивается Акунин: Браун относится к своим квазиинтеллектуальным произведениям слишком серьезно, Акунин сознательно играет в квазиинтеллектуальность. Браун претендует на место рядом с мэтром настоящего «интеллектуального детектива» Умберто Эко, забывая о том, что произведения Эко таят в себе преграды, непреодолимые для обычного читателя, тогда как Дэна Брауна без чрезмерных интеллектуальных усилий читать могут практически все. Еще и обманываться при этом: дескать, ого, это же какой я образованный и мудрый, читаю о тайнах Церкви, заговоры, братства, шифры, коды и «Мону Лизу» — и все понимаю! Даже не подозревая, что понимать там особенно нечего, поскольку заботливый писатель Дэн Браун заранее подослал мягкой соломки и усердно разжевал самые твердые кусочки пищи.

В отличие от этого писатель Борис Акунин ни обманывать, ни убеждать кого-либо в собственных интеллектуальных способностях, ни претендовать на сенсацию в мире науки и культуры не собирался. Он честно играет, стремясь получить от этого как можно большее удовольствие и помочь получить его читателям.

Все начинается уже с заглавий. «Ф. М.», как нетрудно догадаться, — аббревиатура имени и отчества Федора Михайловича Достоевского. Все заглавия начинаются с этих букв: «Форс-мажор», «Фигли-мигли», «Фата-Моргана», «FM», «Фа-минор» и так далее. Однако это еще игрушки. То есть цветочки. Ягодки же начинаются в самом тексте.

Во-первых, весь он напичкан чудаковатыми героями, которые, с одной стороны, являются активными и реалистическими действующими лицами нашей с вами современности (исследователь творчества Достоевского, депутат с охранниками, наркоман-убийца, мальчик-инвалид, главврач исследовательской лаборатории), а с другой — напоминают больше виртуальных персонажей, взятых из комиксов, мультфильмов, реклам и Интернета (кто-то из них — транссексуал, кто-то становится вдруг сексуальным маньяком, другой верит в Фри-Массонского бога, киллеру является Матерь Божья, роман аж кишит японскими псами-демонами, спайдерменами, Красными шапочками и т. д.). Есть еще и третья сторона — почти у каждого из героев «Ф. М.» есть свой отдаленный двойник среди героев «Преступления и наказания». На это, как и на большинство моментов, которые могли бы вызывать трудности у «неподготовленного» читателя, Акунин даже не намекает, а указывает и подчеркивает. Его лояльность и терпеливость к бестолковым читателям часто раздражает. Вот она — другая сторона доступности и простоты автора «Ф. М.»: иногда он пытается упростить простейшие вещи, то, что упростить уже невозможно.

Но не стоит думать, что Акунин предлагает нам субпродукт для безмозглых. Человек остроумный и мыслящий легко перепрыгнет через лишние для него уточнения и будет развлекаться дальше. Для этого в романе вполне достаточно цитат, интертекстуальности и аллюзий, немало вставных историек, смешных и грустных, много загадок и головоломок, есть даже короткая псевдонаучная работа об «эротизме в жизни и творчестве Ф.М.Достоевского», в которой Борис Акунин иронизирует над своим alter ego Григорием Чхартишвили, автором книги «Писатель и самоубийство».

Вставленная в текст «рукопись» Достоевского под названием «Теорийка» — отдельная тема для разговора. Акунин не впервые прибегает к попытке переписать классику — вспомните ту же «Чайку» Чехова. В этот раз, играя в Достоевского, автор приложил намного больше усилий. Конечно, сам текст Достоевского мало напоминает — невозможно передать интонации автора с помощью только слов, оборотов и оборванных предложений. Но этого Борис Акунин и не добивался. Что за радость — копировать кого-то. Намного интереснее и веселее, когда современный писатель Борис Акунин затягивает в свой особый яркий мир писателя XIX в. Федора Достоевского, придавая ему, Федору Михайловичу, свои особые акунинские краски и привкусы.

Вот почему герои «Теорийки» намного смешнее и жизнерадостнее, чем трагические и сложные персонажи «Преступления и наказания». Вот почему не Родион Раскольников оказывается убийцей, а кто-то совсем другой, причем действительно злой и нехороший, и потому читателю его совсем не жаль, тогда как от слез за горемычным Родионом Романовичем из «Преступления и наказания» света белого не видно. Потому и убитых жертв (которых в «Теорийке» намного больше, чем в оригинале Достоевского) не очень жаль — ведь это не настоящая жертва, а игрушечная. А главный герой «рукописи», следователь Порфирий Петрович, выполняющий у Достоевского маленькую и не очень важную роль, превращен Акуниным в главного героя, причем с намеком, что он — также из рода Фандориных, хотя фамилия его и видоизменилась на Федорин.

В некотором смысле, если сравнить персонажей «рукописи» с действующими лицами основного массива текста, может показаться, что в «Теорийке» они объемнее и красочнее. Человечнее что ли — в смысле, больше похожи на людей. Поскольку современные герои, как уже отмечалось, словно вылезли из комиксов и Интернета. Это потому, что время Достоевского отличается от времени Акунина. Тогда люди могли позволить себе делать все долго и тщательно, докапываться до сути вещей, кружить вокруг одной точки, относиться ко всему с чрезмерной серьезностью, быть трудными и сложными. Сегодня многое изменилось. Сегодня мы умеем иронизировать над всем вокруг и, что намного важнее, — иронизировать над собой. Сегодня все стремительнее, динамичнее и мобильнее, составлено из многих наслоений, сделано из сверхлегких сплавов, цитат, интертекстуальностей и ссылок. Неизвестно, хорошо это или плохо, известно только, что естественно.

Кроме того, существуют самые важные вещи, которые не изменились и не изменятся никогда. И, что самое интересное, у каждого они свои: для кого-то — это любовь, для кого-то — преступление и наказание, а для кого-то — просто веселая и захватывающая игра.

Кстати, последнее занимало одно из основных мест в жизни самого Федора Михайловича. Значительная часть вышеупомянутых долгов, из-за которых он попал в сети хитрого издателя, возникла из-за неуправляемой, всепоглощающей азартности, едва ли не каждый вечер приводившей Достоевского к рулетке.

У каждого свой азарт. Борис Акунин, например, — увлеченный и азартный конструктор историй, предназначенных развлекать нас с вами. Игра выходит за границы текста последнего романа Акунина «Ф. М.» и материализуется в реальном мире: тот, кто ответит на неразгаданную героями загадку, получит в награду «Перстень Порфирия Петровича» — золотое кольцо с бриллиантом в четыре карата.

Хорошо хоть — не окровавленный топор, которым Родион Раскольников убил старуху процентщицу.