Иди за ними! «Хроники Нарнии-2»: житие святых и немного Голливуда

Вторая часть «Хроник Нарнии» вышла в кинопрокат с нарушением всех правил и ожиданий. Во-первых, почему-то не «подарком к Рождеству», а подарком к концу учебного года. Или к экзаменам — кому как повезет. Во-вторых, второй фильм снят по четвертой книге «Хроник» — «Принц Каспиан». То есть создатели фильма решили пропустить (или отложить) две части книги К.С.Льюиса, в которых рассказана история создания мира Нарнии, появления Белой Колдуньи («Племянник чародея»), а также героический эпос Нарнии о «Золотом веке» («Конь и его всадник»). Режиссер Эндрю Адамсон придерживается пока истории о четверых детях, английских школьниках, милостью Аслана легендарных королях Нарнии.

Второй фильм серии — о детях, в мире которых прошел год, военный год, что старательно подчеркнуто создателями фильма, — получился «взрослее». Вместо черно-белых реалий первой — эпической — части, где Добро и Зло разделено жирной линией, во второй детям приходится делать сложные, неочевидные этические выборы. Что полностью соответствует духу книги, постоянно ставящей перед героями и читателями вопрос: что означает «быть взрослым» и «вести себя, как ребенок»? Что следует оставить в прошлом, а что — взять с собой во взрослую жизнь?

Способность ребенка видеть истину и не стыдиться своей веры ведет маленькую Люси прямо к Аслану, в то время как ее старшие братья и сестра сомневаются и даже раздражаются по поводу ее «наивности». Принц Каспиан может примириться с Нарнией и принять Аслана не потому, что такой умный, а потому что когда-то сказками и легендами его няня пробудила в нем любовь к этой земле и желание видеть ее именно такой — волшебной.

Нет ни эллина, ни иудея: независимо от принадлежности к какому-то народу, можно стать «нарнийцем» — поскольку это вопрос веры и любви.

Невозможно читать про Нарнию и не удивляться тому, как органично объединены мир сказочный с христианским. У читателя не вызывает внутреннего протеста то, что Христос представлен в виде Льва, а Священная История — в формате волшебной сказки вперемешку с античной мифологией и героическим эпосом. Никаких «проблем Гарри Поттера»! Для Льюиса христианство — это не отсутствие духов природы и прочих спецэффектов, а моральная дилемма, выбор между Добром и Злом. В выборе средств — потому что для мира Льюиса и его героев не может быть «победы любой ценой».

В этом смысле фильм Адамсона, вопреки опасениям, оказался вполне созвучным книге. Этим моментам создатели фильма постарались придать особый драматизм, привнеся, скажем, неучтенное Льюисом соперничество между Каспианом и Питером. Кинообразы оказались в результате более выпуклыми, а само повествование из знакомого по Льюису сказочного превратилось в полноценную драму. Пиком драматизма стала сцена призвания Белой Колдуньи, которая в фильме сильно отличается от описанной в книге.

Если первый фильм (как и книга) предлагал фрагменты священной истории в сказочном формате, то второй скорее перекликается с житиями святых. Здесь речь идет о подвигах веры, о делах подвижников. Его девиз — «Иди за Мной» — не так четко прочитывается в фильме, как в книге, но все же его присутствие ощутимо. В этом контексте жаль, что не вошло в фильм победное шествие Аслана по погрязшей в суете Нарнии — этакое мирное завоевание Асланом и Вакхом. Вместо этого создатели фильма прибегли к другому — более любимому синематографом — способу компенсировать перенасыщенность фильма батальными сценами — любовной линии. Совершенно неучтенной Льюисом в своей целомудренной детской книге.

Не станем пугать читателя — в кино все точно так же целомудренно: первая робкая подростковая любовь. С героическим спасением возлюбленной, с пламенными взглядами, с хихиканьем младшей сестры и одним-единственным поцелуем в финале перед-тем-как-навсегда-расстаться. В общем, немного Голливуда и малая толика школьного романа.

Впрочем, не одной любовной линией жив Голливуд — в том числе и в «Принце Каспиане». Батальными сценами второй фильм «Хроник Нарнии» пересыпан куда щедрее, чем «Лев, колдунья и волшебный шкаф». Степень утомления от них, вероятно, зависит от возраста аудитории. Хуже всего, как обычно, с фехтованием. Будто в насмешку: в книге Льюиса в описании поединка Эдмунда с гномом говорится о том, что это было «совсем не похоже на махание мечами на сцене». Так вот, очень, очень похоже. Фэнтезийный боевой реквизит продуман куда лучше — по крайней мере, не конфликтует с законами физики. Причудливее как будто средневековой пехоты, идущей в атаку, чем-то вроде баталий (но без пик), выглядят разве что «скорострельные катапульты» непонятной конструкции, которые без видимых источников энергии стреляют чуть ли не длинными очередями. Очень симпачно (символично?) выглядит герб лютых захватчиков-тельмаринцев — очень похож на логотип НАТО.

В целом видеоряд «Принца Каспиана» сохранил весь шарм, который украшал , а местами — спасал — «Льва, колдунью и волшебный шкаф». Фантастические пейзажи открытой, светлой, просторной Нарнии захватывают дух. А также скрашивают несколько затянутые эпизоды блужданий и погонь. Серый, душный Лондон, обрамляющий фильм в начале и в конце, только подчеркивает неимоверное богатство красок фантастического мира. Единственное, что иногда вызывает раздражение — довольно частые крупные планы, что при слабой «игре лицом» (исключение разве что Люси) кажется совершенно лишним. Особенно «порадовал» Каспиан (Бен Барнс), продемонстрировав истинно королевское, оно же каменное, лицо, место которому на монете или в крайнем случае — барельефе.

Зато компьютерные и полукомпьютерные персонажи, все эти мыши, барсуки, кентавры и гномы, «играют» куда органичнее, чем полностью «живые» актеры. Этотот «феномен Горлума» тоже становится голливудской традицией.

Упоминание «Властелина колец» не случайно. Кинемато­графическое воплощение «Принца Каспиана» и «Властелина колец» пересекаются неоднократно именно в части визуальных решений. Живые деревья, водяные фигуры, элементы пейзажей. А уж как финальная битва напоминает штурм Хельмовой Пади!

Конечно, фильм от этого хуже не становится, но осадок остается. Понятно, что все это связано с «перекличками» авторских текстов друзей и единомышленников Толкиена и Льюиса. Но известная доля режиссерской фантазии могла бы позволить избежать упреков в откровенном копировании.