«И ВОСКРЕСНЕМ МЫ…» ИЗ ЖИЗНИ УХОДЯТ ПОСЛЕДНИЕ ДОВЖЕНКОВЦЫ

Он жил возле киностудии имени Александра Довженко, на улице Довженко. Еще студентом снялся в знаменитой довженковской картине «Щорс». В воспоминаниях Юрия Тимошенко, Тарапуньки, есть строки о том, как отчаянно завидовали они с Ефимом Березиным всего лишь на курс старшему Федору Ищенко — он снимался у гения! Сегодняшним молодым этого и не понять уже… Московский режиссер Татьяна Березанцева как-то говорила мне: «Когда Довженко шел коридорами «Мосфильма», мы все прижимались к стенкам. Ведь шествовал великан, гений! А теперь что? — презрительно морщилась моя собеседница. — Бежит эдакий режиссеришко, метр в кепке, заметить трудно…». То, что Довженко сам был не бог весть какого роста, не замечалось даже.

Я познакомился с Федором Васильевичем лет восемь-девять назад. Было ему уже за 80, однако породы он не утратил — высокий, крепкий, с неизменной застенчивой улыбкой на лице. Довженко только таких актеров и набирал: красивых, больших, с огромными светлыми глазами. Былинный типаж словом, ведь в его фильмах ворочался эпос, тут люди вершили дела великие, сказочные. В «Щорсе» Ищенко сыграл красноармейца Чижа. Как артистично командовал он «Огонь!», как вдохновенно. Потом они врывались на деревенскую свадьбу и невеста с полувзгляда влюблялась в того Чижа и готова была идти за ним на край света. Так ведь чудо-богатырь! А потом следует знаменитый эпизод, в котором Микола Щорс говорит с бойцами о будущем.

Я много раз смотрел эти кадры, и каждый раз — с замиранием сердца. Люди говорят о том, как будет восприниматься их жизнь, их деяния в будущем. «И воскреснем мы, — говорил комдив, — и восстанем из седины столетий (…) трезвые, храбрые, без ругани, без заискиваний и предательств. Пройдем за Лениным такими достойными, простыми товарищами…», что в будущем сами собой сложатся о них красивые, мелодичные песни. А юная дева из того самого чудесного далека вдруг увидит, духовным оком, одного из предков и спросит внезапно о том, какими они были… Отвечать пришлось Петру Чижу.

Боже, как прекрасен герой Ищенко, говоря о своем поколении. Хотя, конечно, с сегодняшней точки зрения текст несколько сомнителен. Петлюру гадом обзывает и поэтизирует межусобицу, когда брат стреляет в брата. Но разве в этом дело? У каждого времени свои знаки коллективного помешательства. Зато искренность тут настоящая, и неподдельна вера в то, что процесс переделки человека будет осуществлен. А земля украсится садами.

— Вообще, я думаю, будет совсем другая жизнь, совсем другая, — сказал Щорс. — А почему бы весь земной шар и вправду не превратить в сад? Это так просто…

«Бойцы, — читаем в довженковском сценарии, — сидели словно зачарованные, и вся земля перед ними зацвела яблоневым цветом».

Что было потом на самом деле — мы знаем слишком хорошо. Оказалось, что все то было утопией — и с людьми, и с садами. Все равно я продолжаю смотреть «Щорса» и каждый раз у меня замирает сердце, когда смотрю на вдохновенного Чижа—Ищенко. Быть может, потому, что верю ему. Он не лукавит, не лжесвидетельствует. И потом, ведь он так и прожил свою жизнь. Соседи по дому № 12 на улице Довженко знают: именно Ищенко садил деревья в тамошнем дворе и ухаживал за ними. Режиссер Василь Ильяшенко рассказал мне о том, что в квартире Федора Васильевича всегда жило множество приблудных котов-страдальцев, и каждого он лечил от болезней. Всегда их можно было увидеть, измазанных зеленкой и даже на… костылях.

А еще он был скромен. В кино, да еще среди актеров, сие большая редкость. При знакомстве он только и сказал «нескромного», что его помнят лишь по «Щорсу», а ведь снимался во многих других фильмах. Он назвал «Малахов курган» (картина знаменитых режиссеров Александра Зархи и Иосифа Хейфица 1944 года), «Я — черноморец», «Пламя гнева», «Киевлянка», «Таврия», «Кров людська не водиця», «Семья Коцюбинских»… Работал в театрах, преподавал. Но вот даже звания не удостоился, даже членом Союза кинематографистов не стал (заслуженного артиста он вскоре получил, был принят в Союз).

Рассказывал о съемках «Щорса». Довженко в ту пору был увлечен замыслом экранизации «Тараса Бульбы» и, едва возникала пауза, принимался чертить на земле схемы будущих киносражений. Ну, это и чувствуется — гоголевское начало. Ищенко обещали роль Остапа. Точным был бы выбор, да началась война и фильм так и не состоялся. Многое не состоялось и в судьбе Федора Васильевича, к великому сожалению.

Я уж подумывал о том, как в мае следующего года мы отметим его 90-летие. Но 6 сентября его вдруг не стало. Вспомнилось, как лет пять назад снимали его для фильма «Трудно первые сто лет» и он печально говорил о том, что уж никого нет из довженковцев того довоенного призыва. Только он да еще исполнитель роли Щорса Евгений Самойлов. Два года назад, когда мы готовили 60-летний юбилей картины, я вызванивал Самойлова, однако телефон не отвечал. Обратился к его дочери, тоже знаменитой актрисе Татьяне. Она посоветовала: звоните отцу ночью. Как ночью? — удивился я, вспомнив при этом, что артисту ни много ни мало 87 годков. «Да он очень занят, у него репетиции, другие дела…». Такие люди! Кино делали из этих людей, и нередко это было замечательное, даже великое кино.

Они уходят, они уже почти ушли. Но еще не раз воскреснут, и, глядя на них, мы спросим самих себя, каковы мы сами, так ли живем? Ибо высок идеал, заданный ими, пусть и с перехлестами в сторону известных идеологем. Не знаю, как вы, а я люблю этих людей. И думая о них, не раз подымаю к небу глаза, увлажненные слезой. Спасибо, спасибо — вы сделали мою жизнь краше и вдохновенней. И не только мою…