«Господи, не дай мне снять этот фильм!» Знаки судьбы Михаила Пташука, создателя популярнейшего фильма «В августе 44-го»

Недавно на наших страницах шла речь о наметившейся киномоде —бурном увлечении продюсеров-режиссеров «старой темой» СМЕРШа, диверсантов («В бой идут одни деверсанты», «ЗН», № 12). Режиссером, который десять лет назад начал реанимировать эту тематику, придав ей мощный художественный импульс, был белорус Михаил ПТАШУК, трагически погибший в Москве в апреле 2002-го (как раз в унисон с премией «Ника», которая ему полагалась за этот фильм). Стоит напомнить, что «В августе 44-го» — экранизация романа Владимира Богомолова «Момент истины». Лента Пташука подтолкнула к дальнейшей успешной кинокарьере таких актеров, как Евгений Миронов, Владислав Галкин, Александр Балуев. Этот же фильм — один из чемпионов «телепроката» (его повторяют бесконечно, особенно в дни Победы).

— Лилия Михайловна, ровно десять лет назад — в 1998-м — Михаил Пташук начал работу над фильмом «В августе 1944-го»… С чего, собственно, началась эта история?

— Действительно, в 1998-м Министерство культуры Беларуси предложило Михаилу экранизацию произведения Владимира Богомолова «Момент истины».

Пташук перечитал роман восемь раз. И был потрясен. Но понял, что сценарий к картине был написан 20 лет назад. Причем, в основном, «с помощью ножниц». С профессиональной кинодраматургией это не имело ничего общего.

С колоссальным трудом был создан режиссерский сценарий. Начались пробы актеров… Но начать съемки не смогли — не было средств. Тогда решили сделать фильм совместно с Россией.

Договор между Министерством культуры РБ и Госкино РФ подписали. Но деньги опять не поступили.

Тогда Миша позвонил режиссеру Станиславу Говорухину. И тот предложил выйти на депутата Госдумы Владимира Семаго, чтобы именно он стал продюсером проекта.

Семаго принял предложение. Но поставил два условия: увеличить бюджет фильма до пяти миллионов долларов (две трети из которых должны были уйти к Семаго) и дать ему возможность сняться во второй по значимости роли…

Оба предложения были для Михаила неприемлемы. Пташук презирал подобные вещи в кинематографе. А Евгений Миронов сказал: если Семаго доверят главную роль, то он уйдет из фильма навсегда! «Представьте себе, что в нашем фильме одну из главных ролей играет Жириновский!» — говорил Женя.

Уходило время. Уходила натура. И Пташук на свой страх и риск решил снимать массовые сцены, где были задействованы тысячи военнослужащих и десятки единиц техники! Это был ад! Миша возвращался в гостиницу — и падал с ног. Его лицо кровоточило от солнечных ожогов…

Были дни, когда он даже падал на колени перед образами и молил: «Господи, не дай мне снять этот фильм!».

Каждый день съемок давался ему большой кровью. Семаго не платил людям зарплату. Но группа верила режиссеру. Они знали — Пташук не подведет!

Ну а как был принят готовый фильм, думаю, рассказывать не стоит. Но мне особенно понравился приз, подаренный полпредом Южного округа Казанцевым — это стела в виде тонкой женской фигуры и надпись «За лучшее воплощение темы любви к Родине».

«Следует заметить, что кинокарьера Михаила Пташука полноценно началась именно в Украине. В Одессе. В 1973 году на экраны вышел его фильм «Про Витю, про Машу и морскую пехоту», где главные роли играли Иван Миколайчук и Александр Абдулов. Эта одесская лента удостоилась престижных кинонаград — Гран-при МКФ в Испании (1974 год), Гран-при ВКФ в Киеве (1973 год). Был период, когда Михаил Пташук работал в Симферопольском драматическом театре. Супруга режиссера говорит: «Я счастлива, что его лента «Про Витю, про Машу...» считается одной из лучших украинских детских картин. Мне приятно, что Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины в Беларуси Игорь Лиховый, только приехав в Минск, вместе с Раисой Недашковской возложил цветы к Мишиной могиле и сказал о нем прекрасные слова. Потом он пришел и на открытие памятника… Так что Украина мне очень близка».

— Если бы мы искали характеристики для образа Михаила Пташука, какие бы из них наиболее точно отразили его суть?..

— Он был неистовым. Нестандартным. Вся его недолгая жизнь была цепью нестандартных но, как оказывалось впоследствии, правильных решений.

Недаром, когда Миша родился, его бабушке Лизе приснился сон, будто у них появился золотой мальчик… И этот мальчик легко вскарабкался на небо и все его обошел... И этот сон повторялся не раз.

Появился он на свет в 1943 году в блиндаже. Миша впоследствии показывал его мне — это такие бетонированные доты, которых до сих пор много в Беларуси. И душа его, придя на Землю в разгар этого ужаса, увидела страдания, политую кровью землю. И это оставило в нем такой след, что со временем я поняла, откуда в нем такая тяга к теме войны и почему он все время пытался к ней вернуться.

Я постоянно говорила ему: «Ну, как ты можешь все время снимать про войну? Мы уже устали от войны…». А он: «Я и рад бы, но она сама никак не заканчивается».

Почему я сказала о нем «нестандартный»? Судите сами: мальчишка из глухого полесского села Федюки — и вдруг увлечение кино! Он рос, как все местные ребята. Был пастушком… И лишь когда в сельский клуб привозили кино, он смотрел все подряд, пока не засыпал прямо в зале! Видно, его уже тогда тянуло к искусству.

Он с тоской смотрел на экране на поезда, уносившие его в другую жизнь. И потом образ уносящегося поезда присутствовал почти во всех его картинах. Позже он стал писать отличные рассказы — я нашла их в журнале «Новый мир», где тогда печатались лучшие писатели страны.

В его архивах, которые я сейчас разбираю, нашла и совершенно замечательную экспликацию чеховских «Трех сестер», которая была им создана еще в 17 лет!

Наша дочь сказала однажды на ТВ: «Мы жили с гением! Но не понимали этого». И потому еще в 16 лет Михаил ушел из дома учиться не в ремесленное, а поступил в культпросветучилище. А затем — и в Минский театральный институт. Правда, оттуда его через год отчислили за… профнепригодность. И он махнул в Москву, где был сразу же принят в Щукинское к Борису Захаве.

— Вот здесь, наверное, и определяется еще одна характеристика — «неистовый»?..

— Да, казалось бы, блестяще закончив Щуку и получив направление в цыганский театр «Ромэн», можно было бы на время остановиться. Тем более — Москва, пусть крохотная, но все же квартира, есть жена и дочь. Уже есть определенные успехи: его приглашают главным сначала в Казань, а оттуда буквально перетаскивают в Симферополь — в Русский драматический театр. Но он всю жизнь спешил… В нем жила какая-то термоядерная пружина. А мы мотались за ним по всему Союзу!

Пташуку все время мало. Он поступает впоследствии на Высшие режиссерские курсы при Госкино СССР — его берет в свою мастерскую Георгий Данелия. По сути, Данелия, мастер Пташука, и подтолкнул его снять в качестве дипломной работы сразу полнометражную картину «Про Витю, про Машу и морскую пехоту» — на Одесской киностудии.

— Не все его картины рождались столь радостно, как та одесская… Ведь Михаилу Пташуку пришлось немало повоевать за разные свои ленты на том же «Беларусьфильме»…

— Каждая последующая картина втягивала нас в сумасшедший поток — и мы неслись. Когда человек начинает углубляться в профессию, вот тогда и возникают вопросы, проблемы. И с каждой лентой это нагнетание сложностей и проблем только усугублялось.

Вскоре нас пригласили в Минск, сразу выделили двухкомнатную квартиру, дали обоим место на студии. Но… не все этому обрадовались. Ведь приехал конкурент. Некоторые «тузы» заявили: «Ты у нас побегаешь ассистентом режиссера!..». А Миша взял и сделал «Время выбрало нас». За этот фильм он награжден Всесоюзной премией Ленинского комсомола за 1980 год. И в том же 1980-м поставил «Возьму твою боль» — это был фильм о его детстве, об отце и матери. Он получился таким пронзительным и белорусским, что был просто обречен на благосклонность зрителей и критиков. И действительно — последовала Государственная премия БССР за 1982 год.

— А потом был очень известный его фильм «Знак беды» по одноименной повести Василя Быкова...

— Это был уже 1985-й — перестройка. К власти пришел Горбачев. Быков, интуитивно предчувствуя перемены, решил обратиться к своим истокам. И здесь его ощущения совпали с тем, что чувствовал Пташук. Он прочитал повесть в рукописи и не спал всю ночь. Но, оказалось, что у душ художников и работников ЦК партии разные струны.

Когда фильм был завершен, Михаила вызывали поочередно Иван Антонович, зав. отделом культуры ЦК КПБ, а затем, в Москве, — Егор Лигачев. Все требовали «смягчить» картину, подкорректировать сцены коллективизации. Угрожали Мише даже концом карьеры.

А Быков и Пташук категорически отказывались что-то переделывать. Они не могли поступить иначе. И фильм был положен на полку. На карьере режиссера тоже, очевидно, поставили крест.

Но вдруг в августе 1986-го когда, когда Горбачев отдыхал в Крыму, Госкино СССР подготовило для него программу зарубежных фильмов, куда случайно попал «Знак беды», «закрытый» Лигачевым.

Пташуку позвонил председатель Госкино Александр Камшалов и сказал, мол, с ним беседовала Раиса Максимовна и вся их семья под большим впечатлением от «Знака беды». Это спасло фильм и режиссера.

Когда «Знак беды» уже триумфально шел на советских и зарубежных экранах, собирая Гран-при и хвалебные рецензии, в родной Беларуси не появилось ни одной строчки о фильме, пусть даже ругательной.

Ни-че-го! А ведь это фильм о родной земле…

В дневниках Михаила я как-то обнаружила запись: «Многие оставили свои следы в нашем саду. До 39-го года — поляки, потом пришли первые Советы, в 1941-м — немцы, в 1944-м — вторые Советы, но больше всех топтали сады свои, подхалимы и лизоблюды, пытаясь выслужиться перед Москвой, особенно в 1949-м, когда началась коллективизация…»

Эта запись в значительной мере объясняет дальнейший выбор тем для работы, для будущих его фильмов.

Ведь дальше был «Наш бронепоезд», где повествовалось о тех, кто работал в советских концлагерях и даже в годы перестройки верил, что все еще вернется, и они снова загонят народ за колючую проволоку. Талантливые актеры Гостюхин, Ульянов, Петренко, Филиппенко, Приемыхов сумели ярко показать этих нелюдей, и картина завоевала множество призов.

Затем была трагикомедия «Кооператив «Политбюро», получившая призы в Стокгольме, Лагове (Польша), Карловых Варах, Берлине. В своих дневниках Миша напишет, что «Знак беды», «Наш бронепоезд» и «Кооператив «Политбюро» — это трилогия о судьбе страны. «Три фильма — и вся история страны. Три фильма — и вся моя жизнь», — писал он.

Но, боже, через какие рогатки приходилось продираться!

На утверждении «Бронепоезда» члены комиссии кричали, что время этого фильма еще не пришло. Сценарий «Кооператива» худсовет студии трижды отвергал. А в Москве вообще заявили, что это — бред.

Но упорство Пташука побеждало... Победил он и самые трудные обстоятельства, которые сопровождали съемки фильма «В августе 44-го»…

— Но, очевидно, нельзя победить судьбу… Если это возможно, напомните, пожалуйста, об обстоятельствах, приведших к гибели замечательного режиссера.

— Когда он еще поехал с Николаем Бурляевым в Косово по монастырям, то, видимо, Господь уже готовил его к этому последнему периоду земной жизни… И даже перед тем страшным днем был какой-то знак. Мы собирались в Москву на вручение ему «Ники» в шести номинациях… А я никак не могла найти свой паспорт. И даже хотела вообще отказаться от этой поездки. Но Миша схватил мой старый заграничный паспорт и буквально силой затащил в поезд.

Уже в купе я обнаружила, что паспорт лежит в сумочке. В Москве мы остановились в одной гостинице. Он пошел по своим киноделам. Вдруг меня охватила такая тоска, хоть вой… А его в это время, оказывается, уж вытаскивали из искореженного белого «мицубиси»… Одна настырная женщина-менеджер уговорила подвезти до гостиницы… Хотя там пешком всего 10—15 минут…

Это было 26 апреля 2002 года….