Горан Петрович. «Остров» и прочие видения, издательство «Фоліо»

Воспоминания, смешанные со снами, привкусами и забытыми полутонами, скручиваются в химерическое кружево текста Петровича. Острые детские впечатления, медленные рассказы стариков, схематические обрывки чьих-то биографий и совершенные картинки явно художественных миниатюр — все это как-то странно, непонятно формирует целостное и логичное пространство прожитой жизни.

Рассказ развивается от доисторического, мифического времени раннего детства, через богатую «написанную историю» средних лет, вплоть до холодных ста­риковских бдений перед телевизором, после которых все странствия заканчиваются. Проходят мимо родители, учителя, друзья, югославские войны и великое множество других более мелких теней.

Но при этом книга является скорее концептом, чем биографией человека или историей места. Хотя при этом от «концептуальной прозы» «Остров» далек, как «Голод» Гамсуна от серии «Молодые постмодернисты нашей области».

«Ворота были широко открыты» — начинает «Остров» Петрович. И держит слово. Текст открытый, искренний и дружественный — но при этом все равно свежий и острый. Как хороший знакомый, которого слишком редко видишь, чтобы к нему привыкнуть. Собственно, эффект свежести текста после прочтения удивляет. Ведь рассказ Горан Петрович ведет о вещах более чем обычных для литературы. О ежедневных хлопотах, о том, как растут дети. О времени, смерти и одиночестве. Может, здесь играет роль критическая, без единого искусственного украшения, искренность рассказа.

Именно такую — отборную и изысканную, несколько припавшую пылью Бруно Шуль­ца, но ясную и звонкую прозу старались писать в Западной Ук­раине в конце девяностых. Но получалось почему-то посредственно.

Полиграфическое качество издания вполне пристойное. Для «Острова» Петровича это действительно важно. Есть реальный риск, что книгу захочется перечитать. И не раз. Единственный, уже почти традиционный для издательства «Фоліо» упрек — местами текст немного просит литературного редактора. Впрочем, результат труда десятка переводчиков, работавших над текстом, можно кое-где назвать блестящим.