ГАЛИНА ВОЛЧЕК: «РЕЖИССЕР — МАМА, ТЕТЯ, ДЯДЯ, ПСИХИАТР, ПСИХОЛОГ, МИЛИЦИОНЕР И Т.Д.»

Снова в Киеве гостил «Современник», «не рекомендованный» в славные советские времена в качестве гастрольного образца, но всегда любимый зрителями. Благодаря новой системе взаимоотношений, позволяющей не ждать милостей от государства, при неизменных усилиях ценящих хороший театр продюсерских компаний «Advice» и «G.A.L.», под покровительством Посольства РФ в Украине, при личном участии Чрезвычайного и Полномочного Посла Виктора Черномырдина, со спонсорской поддержкой группы «Лукойл-нефтехим» (генеральный директор Алексей Смирнов), уделяющей большое внимание культурной политике, «Современник» вписал нашу столицу в постоянный календарь своих творческих отчетов. Эти гастроли, кроме прочего, завершают Год России в Украине.

Театр привез на суд украинских почитателей две новые работы. «Анфиса» по пьесе Леонида Андреева, которую Галина Волчек не восстановила, а поставила практически заново, хотя и целомудренно не назвала этот спектакль «премьерой», а лишь написала на афише — «снова в репертуаре». Соответственно времени он получился жестче и многоплановее. Несколько сместились акценты. Теперь на сцене главная героиня не только Анфиса (великолепная, умная и тонко чувствующая Марина Неелова), но и две другие сестры. Особенно хороша Александра в исполнении Ольги Дроздовой. Зрители, знающие ее лишь по сериалам, открывают для себя ее разноплановый актерский талант. Безусловно удачная находка театра — исполнитель главной роли Владислав Ветров (Федор Костомаров), органично вписавшийся в высокопрофессиональный ансамбль «Современника».

Второй спектакль — показанная лишь в январе в Москве работа молодого режиссера Нины Чусовой «Мамапапасынсобака» по пьесе сербского драматурга Биляны Срблянович. Эта откровенно фарсовая игра детей в плохих родителей осталась бы в памяти зрителей блестящим тетральным бурлеском, великолепно сработанным режиссером и актрисами (Ольгой Дроздовой, Галиной Петровой, Чулпан Хаматовой и Полиной Рашкиной), не будь светлого, останавливающего сердце финала, который приносит истинное душевное очищение.

О том, как живет сегодня «Современник», мы говорили с Галиной Борисовной Волчек.

— Галина Борисовна, что происходит сейчас в «Современнике» с режиссурой? Вы относитесь к тем театральным руководителям, которые не боятся конкуренции и дают возможность режиссерам разного, даже очень разного направления, не всегда исповедующим идеологию «Современника», попробовать себя в его стенах. По какому принципу приглашаете в свой театр и что ищете?

— Идеология — творческое кредо, с которым мы рождены. Это человек и все, что с ним связано — психологический театр, как я это понимаю, а не в трактовке моих оппонентов, подразумевающих оскорбительную формулу театра соцреализма 50-х годов. Считаю, у нас скорее поэтический реализм. Даже мой дебютный спектакль «Двое на качелях», а он был поставлен в 1961 году, никогда не был похож на стереотип соцреалистического спектакля. Под идеологией мы подразумеваем человеческие отношения, в любой форме, когда превалирует все равно Человек. Театр, взявший на себя груз названия «Современник», должен не просто соответствовать, но служить верой и правдой. Соединение этих начал и диктует мой поиск молодой режиссуры. Появление каждого, с кем мы сотрудничали и сотрудничаем в «Современнике», могу объяснить. Это не означает, что все спектакли мне одинаково нравятся, что я их принимаю близко к сердцу. Пока что риск оправдан. Есть люди, которые приживаются в нашем театре, а некоторые остаются эпизодами. Нина Чусова, например, приступает к репетициям «Грозы», хрестоматийной пьесы А.Островского. В этом тоже есть определенный риск, но я верю в ее свежее восприятие классики.

— Когда-то предполагалось, что Островского у вас будет ставить Туминас?

— Да, я очень давно подбираюсь к Островскому руками тех режиссеров, которые откроют его своими нестереотипными отмычками. Туминас ищет редкие формы, но человек остается для него главным. Поэтому я уговаривала его поставить «Лес». Он долго к нему подбирался. Не говорил ни «нет», ни «да». Но когда «примерил» реальную ситуацию, сказал, что не готов. Я с уважением отнеслась к его «нет». С уважением же отношусь к опыту молодых режиссеров. Мне интересны предложения молодых, потому что в режиссерском предложении тоже есть часть его замысла. И когда Нина мне сказала, что хотела бы поставить Островского, я подпрыгнула на стуле. У нее достаточно хорошее театральное образование, интереснейшая актерско-режиссерская природа. А главное — ее возраст, который позволяет не обрасти стереотипами и штампами, невольно влияющими на нас.

— Проходит время, трансформируются человеческие отношения, особенно в таком замкнутом пространстве, как театр. Многое изменилось, тем не менее вы пытаетесь сохранить ядро «Современника». А какими артисты возвращаются к вам в театр из «чужих рук», после съемок, особенно в сериалах, после ангажементов?

— Если бы такое вольное брожение происходило на пороге нашей юности, когда Олег Ефремов совершенно справедливо не допускал «чужой крови», очень осторожно относился к пришельцам, — не было бы устоявшейся школы, эстетики, кода взаимопонимания, своего языка. Когда я пригласила Виктюка — это было опасно, он с «сопредельной территории». Сегодня, когда школа уже существует и «Современник» имеет свой стиль, все не так страшно. Все-таки артисты нашего театра имеют некое «клубное тавро», а любая суета не на пользу артисту.

— Что побудило вас вернуться к «Анфисе», не всплеск же феминизма?

— Честно вам скажу, я далека от феминистических идей. Это не было импульсом ко второму рождению спектакля. Главным было количество «плевков, следов», которые мы на планете оставляем. Постоянные разговоры о беспределе — нравственном, моральном, что наш век породил. Но меняются лишь формы беспредела, — вспомните хотя бы Древний Рим…

Я по-другому взглянула на эту пьесу после новой постановки «Трех сестер». Чехов дал мне повод вернуться к «Анфисе», учитывая сегодняшние реалии. Эта история о трех сестрах, при абсолютно мексиканском сюжете, жесткая, почти жестокая. Я эту пьесу сегодня читаю так: с молодой героиней, которая ненавидит свою сестру и так далее.

— Руководя театром, вы занимаетесь всем на свете — от собственных постановок до прорабских работ. Но вы, прежде всего, творческая личность. Что хотите сделать сегодня? Что для вас важно?

— То, что очень хотела ставить, сорвалось. Нужно переболеть «хотением», нерожденным ребенком. Неслучившиеся роды меня травмировали страшно. Надо это суметь пережить. Конечно, есть идеи, к которым обязательно вернусь. Но сейчас просто не готова.

— Артисты, как вы сами говорили, вынуждены сниматься в сериалах. При этом театр живет своей жизнью, своим календарем. Как решаете эти проблемы?

— Самый трудный для меня вопрос. Это то, что вполне способно развалить систему репертуарного театра. Нельзя вспоминать о театре между съемками в сериалах. Потеря внутренних приоритетов может все разрушить. Очень переживаю, но что с этим делать, не знаю.

— Что в связи с этим ждет театр вообще и репертуарный в частности?

— Трудно сказать. Не могу привыкнуть, что у актера на репетиции может быть не выключен мобильный телефон. Может, я старая? Если честно, думаю, ожидается сильнейший кризис театрального дела. Пока ко всем не придет понимание того, что без настоящего театра нет развития культуры.

— Говорят, вы собираетесь пригласить Андрея Жолдака в «Современник»?

— Я очень откровенно с ним разговаривала. Первый его спектакль — «Чайку» — видела только половину. Было очень любопытно. Но я бы его никогда не пригласила на постановку Чехова. Мое понимание Жолдака: экстрема, которая есть внутри него, должна соединяться с экстремой темы. Его темперамент, неистовство — очень близки мне и нравятся, но не тогда, когда это самодостаточно только как форма выражения, минуя суть, минуя человека. После просмотра его «Чайки» вдруг поймала себя на мысли, что никогда не задумывалась, есть ли в загробной жизни театр. Сложилось впечатление, что посмотрела репортаж из ада. Но я в нем предполагаю некую возможность оставаться Жолдаком и, тем не менее, расширяться. Сейчас в его спектаклях есть гнев, но нет боли. Такие протестные натуры иногда свой протест выражают во вред себе.

— Есть дом-быт и дом-жизнь. Дом-быт — это то, что происходит вне стен театра, а дом-жизнь — сам театр. Как вы считаете, дом-жизнь стоит того, что вы ему отдали?

— Это не рациональный выбор — судьба, которую приняла, в которой живу и считаю себя при этом счастливой. Потому что живу там, где родилась, в семье, которую не меняла. Счастлива, что это удалось. И никогда не спрашивала себя, почему принесла в жертву то или иное…

— При очень мощном и талантливом составе «Современника» Марина Неелова остается той козырной картой, которая может все вытянуть, все сыграть. На кого еще можно делать столь высокую ставку?

— Есть артистки разных возрастных категорий, поколений. Лена Яковлева — представитель своего времени и остается совершенно замечательной артисткой, которая может очень многое. И совсем молодым организмом этого театра стала Чулпан Хаматова, которая для меня является абсолютным выразителем сегодняшнего поколения, лучшим его образцом. Она умница, очень серьезный и творческий человек, не всеядна, и я ее очень люблю. У нее непростая жизнь, двое детей, нужно зарабатывать деньги, но она способна не думать об этом, быть легкомысленной, бросаться в творческую пропасть, если это интересно.

— Что можете сказать о сегодняшнем состоянии театральной школы?

— Мне бы не хотелось никого обижать, но, тем не менее, от года к году вижу усреднение, снижение уровня у тех, кто выходит из школы. Это мало радует.

— Чем это объяснить?

— Не знаю. Я тоже попробовала, но после двух лет передала курс другому педагогу. Здесь нужно отдавать себя целиком, а не прибегать на пять минут.

—Но ведь театру нужны молодые актеры?

— В этом году мы никого не взяли. Студентов сейчас разбирают как товар — намного раньше. МХАТ, естественно, лучших забирает к себе. Случайно набредем на индивидуальность, берем, если есть в этом необходимость.

— Несмотря на то, что ваш театр — один из самых почитаемых, к нему есть определенная предвзятость. Насколько это мешает работе и как вы противостоите этому?

— Нам это даже помогает. Никакая злоба, никакое интриганство, никакая гадость не могут разрушить добро и здравый смысл. Эта борьба, конечно, утомляет. Наверное, мне не могут простить моей внутренней независимости.

В начале будущего года в «Современнике» начинаются репетиции «Бесов». Эту пьесу Камю по одноименному произведению Ф.Достоевского будет ставить Анджей Вайда, друг Галины Борисовны Волчек с тридцатилетним стажем. Именно давняя дружба сыграла роль в его согласии ставить спектакль в Москве. Уже распределены роли, хотя пока все держится в строгом секрете. Премьера предполагается в марте. Будем и мы ждать эту работу с нетерпением.