ЕЕ СТИХАМИ ВСЕ БРЕДЯТ

Коктебель. Дом Максимилиана Волошина. Лето 1908-1909 гг. Действующие лица: известный поэт Макс Волошин и его гостья - скромная, хромая, умная, с добрыми лучистыми глазами Елизавета Дмитриева 22 лет, начинающая поэтесса. Украинка по матери. Но намешалось разной крови, даже шведской.

Несколько лет в детстве - только в постели. Такие дети особенные, мудрые. Потому и хромота у взрослой. С медалью окончена гимназия и женский Императорский педагогический институт. В Петербургском университете прослушан курс испанской литературы и старофранцузского языка. Потом Париж, Сорбонна. Тогда же встреча с Николаем Гумилевым и его предложение выйти за него замуж. Замуж за него не пошла. Но ей он посвятил целый молитвенник прекрасных стихов: «Твой лоб в кудрях отлива бронзы», «Царица», «Был вечер тих», «Я не буду тебя проклинать».

Вновь созданный журнал «Аполлон» только что отверг ее стихи. И тогда поэтический Петербург ошеломила поэтесса Черубина де Габриак. Это Макс придумал разыграть «Аполлон». На имя С.Маковского (редактора журнала и поэта) пришло письмо от имени иностранной аристократки Черубины де Габриак, которая жила в России по причине таинственных обстоятельств. Письмо сочинил Волошин. Лиля, как звали ее друзья, вложила стихи. Маковский не только пришел в восторг, он просил прислать новые стихотворения. И говорил всем: «Таковыми бывают и светские женщины». Так родилась поэтесса Черубина де Габриак. И тут же в нее влюбились все «аполлоновцы». Первым в плен аристократки попал Маковский. А легенда об очаровательной «инфанте» разлетелась по Петербургу. Ведь картина была ясна:

С моею царственной мечтой

Одна брожу по всей вселенной,

С моим презреньем к жизни тленной,

С моею горькой красотой.

Воздух вокруг журнала был напоен ее именем. Явление Черубины ошеломило всех. В Черубину влюбляли ее стихи:

И я умру в степях чужбины,

Не разомкну заклятый круг.

К чему так нежны кисти рук,

Так тонко имя Черубины?

В стихах - сплошная тайна, она манила, она завораживала. Маковский уже признался: «Если бы у меня было 40 тысяч годового дохода, я решился бы за ней ухаживать». А Лиля в это время жила на одиннадцать с полтиной в месяц как учительница. И все чаще раздавалось: «Зачем же прячет себя?» А стихи шли из номера в номер:

Царицей призрачного трона

Меня поставила судьба

Венчает гордый выгиб лба

Червонных кос моих корона.

Иные из поэтов-«аполлоновцев» уже требовали, молили о свидании. А Константин Сомов был поражен ее воображаемой красотой «до бессонницы». «Скажите ей, - настаивал он, - что я готов с повязкой на глаза ездить к ней на острова в карете, чтобы писать ее портрет, дав ей честное слово не узнавать, кто она и где живет».

Когда их просьбы о свидании были слишком настойчивы, Черубина объявляла, что на несколько недель уезжает в родную Испанию, а потом в Париж - заказать новые наряды. Возвратилась в Россию с воспалением легких. Она уже подумывала об исчезновении. А пока дворецкий Черубины отвечал по телефону на взволнованный голос Маковского, что смертельная опасность еще не миновала. Ее стихами упивались:

В слепые ночи новолунья

Глухой тревогою полна.

Завороженная колдунья

Стою у темного окна.

Стихи были исповедью одинокой души. А Марина Цветаева писала, спустя годы: «Влюбился весь «Аполлон». Их было много, она - одна. Они хотели видеть, она - скрыться. Выследили. Как лунатика окликнули и окликом сбросили с башни ее собственного Черубинового замка - на мостовую прежнего быта, о которую разбилась вдребезги». И сказала о поэзии Черубины как о предшественнице своей поэзии и поэзии Анны Ахматовой.

Алексей Толстой назвал Черубину «одной из самых фантастических и печальных фигур в русской литературе». Еще бы! Ею восторгались или ценили Иннокентий Анненский, Вячеслав Иванов, Максимилиан Волошин, Марина Цветаева, Михаил Кузмин, Игорь Северянин, Николай Гумилев, Брюсов, Эренбург, Маршак.

Все же настал день, когда Маковский позвонил не Черубине, а Дмитриевой. Они увиделись - и кончился ослепительный и короткий век Черубины де Габриак, потухла ее звезда. Она сказала ему: «С этой минуты я навсегда потеряла себя: умерла та единственная, выдуманная мною «я», которая позволяла мне в течение нескольких месяцев чувствовать себя женщиной, жить полной жизнью творчества, любви, счастья. Похоронив Черубину, я похоронила себя и никогда уж не воскресну». Но Елизавете Дмитриевой было только 23 года. Черубина написала Маковскому последнее письмо-стихотворение:

Милый друг. Вы приподняли

Только край моей вуали...

Он ответил, что обо всем уже знал: «Я хотел дать вам возможность дописать до конца вашу красивую поэму». Уже были сказаны и слова Вячеслава Иванова: «Стихи Черубины талантливы. Пусть мистификация, но гениальная».

В жизни случилось так, что возле Черной речки Макс Волошин стрелялся из-за Лили с Николаем Гумилевым. Гумилев промахнулся. Пистолет Волошина дал осечку. А в марте 1910 года она написала Максу: «Я никогда не вернусь к тебе женой, я не люблю тебя». Это - в первых строках, а в последних совсем другое: «За этот год я благодарю тебя. Ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом. Пусть мои стихи будут символом моей любви к тебе... Если б для счастья твоего я могла отдать жизнь!» Позже, пережив многое, подвела окончательный итог: «Макс - самая большая моя в жизни любовь».

Было замужество, Лиля стала Васильевой. Увлеклась антропософией. Часто ездила в Германию, Швейцарию, Финляндию. А три жарких летних месяца в коктебельском доме Макса Волошина, когда родилась в творческой фантазии Черубина де Габриак, на всю жизнь остались святым и самым светлым воспоминанием Елизаветы Ивановны Дмитриевой-Васильевой, когда на открытой веранде, почти у самого берега моря, теплыми звездными ночами, лежа на полу, на ковре, она едва успевала записывать строки стихов, они лились, как из рога изобилия, потому что рядом была Любовь и было Счастье.

Бывшая дворянка, антропософка... Тут и гадать о дальнейшей судьбе не стоит. Все предопределено: ОГПУ, обыски, изъятие книг, дневников, писем, рукописей, фотографий. Высылка из родного и горячо любимого Петербурга. Хромую, туберкулезную погнали по этапу в ссылку. И это был последний год ее жизни. А строки еще набухали, просились на бумагу:

Братья - камни! Сестры - травы!

Как найти для вас слова?

Человеческой отравы

Я вкусила - и мертва.

Недолог был и земной путь Елизаветы Дмитриевой - 40 лет. Как и звезда Черубины. Но след ее - вечен. О многих ли будет сказано - «эпоха Черубины де Габриак»? Так оценила ее Марина Цветаева. Ее стихи печатались с оформлениями Е.Лансере. Ни один из поэтов-«аполлоновцев» не удостоился такой чести: ни А.Блок, ни В.Иванов, ни Н.Гумилев, ни М.Волошин, ни М.Кузмин.

Мистификация? Но гениальная. Легенда об очаровательной Черубине держала в плену весь литературный Петербург несколько месяцев. Ее стихами бредили: пусть аристократка, пусть красавица, но ведь поэтесса! И какая! Это больше всего и заворожило. Она - неземная! Но вот и таких рождает наша грешная, печальная и прекрасная земля. Аристократки - есть, красавиц тоже немало, а ведь тут еще и поэтесса! Вот почему явление Черубины (как послужил ей испанский и старофранцузский!) ошеломило поэтический Петербург.

И все это было недавно, всего лишь 90 лет назад. О таком отрезке времени даже в песнях поется: «Это было недавно, это было давно». Любила бывать и я в Коктебеле, но лишь недавно узнала, что в доме Волошина родилась Черубина. Нашла портрет Лили. Она о себе писала, что тип и лицо у нее от матери-украинки. Может, поэтому любила монисты, бусы, простые четки.