ЧТОБ СЛОВО ПЛАМЕНЕМ ЗАЖГЛОСЬ ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПО ИСТОРИИ ВСЕМИРНОЙ ПСИХОЛОГИИ ОТ ДРЕВНИХ ВРЕМЕН ДО СОВРЕМЕННОСТИ

Понемногу, помаленьку-потихоньку мы все же начинаем собирать камни, которые разбрасывали в течение нескольких веков. Однако, возвращая то или иное имя в Украину, не замечаем весьма обидного факта, что и сегодня, как сто и двести лет назад, продолжаем разбрасывать камни.

Недавно в мои руки попала «Психологія творчості» В.Роменца. Если откровенно, то имя автора мне ни о чем не говорило, мое любопытство вызвала исключительно тема. Но, проштудировав «Психологію творчості», взялся и за остальные работы В.Роменца, в частности за «Історію психології XX століття», напечатанную этим же издательством «Либідь» несколько лет назад. И удивлению не было границ. Я познакомился с человеком, построившим свою монументальную историю науки о человеческом бытии и своей уникальной вселенной в нем.

Уже сам этот том на тысячу страниц тянет на фундаментальность. Но оказывается, что он — седьмой, завершающий том «Історії світової психології». Он открывается скорбным поклоном ее автору — Владимиру Андреевичу Роменцу, который умер в 1998 г., так и не подержав в руках венец своего труда, которому посвятил всю жизнь. Талантливая ученица и последовательница В.Роменца Ирина Маноха завершила работу учителя, положив последние штрихи на завершающей стадии, а два представителя его научной школы — Татьяна Титаренко и Виталий Татенко — выступают в этой книге с очерком о жизни и творчестве своего учителя.

Ну, пусть я, рядовой читатель, думалось мне, почему-то до сих пор не знал о таком целостном явлении в психологической науке, как «школа В.Роменца». Но ведь специалисты — философы, психологи, социологи да и, наконец, те же историки, культурологи — что, не видели, не знали, не читали? Начиная с 1965 г., труды В.Роменца выходили один за другим: «Фантазія, пізнання, творчість», «Психологія творчості», «Історія психології», «Історія психології стародавнього світу і середніх віків», «Історія психології епохи Відродження», «Історія психології ХIХ — початку XX ст.». В голове не укладывается, как мог один человек со всем этим справиться, охватить все своим взглядом, все осмыслить и упорядочить. Целые институты не смогли до сих пор создать хотя бы короткую историю психологии, а здесь один-единственный человек... Да о нем, о его научном подвиге следовало бы на весь мир кричать, сообщая в Сорбонну и Кембридж, Гарвард и Франкфурт о том, что у нас есть! Но что говорить о мировой презентации этого монументального проекта, если он и дома почти незамечен. Лишь единицы посвященных знают, что В.Роменец мог бы занимать должность гессенского Магистра Игры в бисер.

Он подчинил весь свой внутренний и внешний мир, сконденсировал и собрал свое время, чтобы успеть совершить этот Великий Поступок — написать полную историю всемирной психологии. И, возможно, от собственного поступка отталкиваясь, блестяще разработал в ней Великую Логику Поступка. Развернутое определение психологической сущности поступка в его сочетании с нравственной оценкой является весомым вкладом В.Роменца в теорию и методологию психологической науки о человеке вообще.

Исследуя историю становления психологических знаний, констатируют друзья В.Роменца, он изучал мифологию и религии, художественные предвидения научных открытий. И не просто изучал. Платон и Гегель, Демокрит и Аристотель, Кант и Бердяев и еще сотни известных фигур — от Д.Багалия и О.Шпенглера до Й.Гейзинги и модного сегодня Ж.Дариды — становились во время работы его друзьями-собеседниками. Он запросто общается с ними, словно с живыми. В круг его собеседников охотно входят Блез Паскаль и Касиян Сакович, Джордж Байрон и Григорий Сковорода, Вильгельм Вундт и Зигмунд Фрейд, Жан Пиаже и Джон Фрезер. В.Роменец свободно переходил от эпохи античной к Возрождению, от барокко к Просвещению. В его творческой лаборатории свободно чувствовали себя и немцы, и французы, и англичане. Он с ними говорил «на равных», а для слушателей и читателей свободно переводил на родной язык. Родной же знал настолько досконально, что мог писать не только научные трактаты, но и художественные произведения. В приложениях к «Психології творчості» представлено несколько художественных зарисовок на философскую тему. Некоторые из них, как, например, «Краплинка і промінь», «Велика таємниця», «Боязкий Василько» и «Надійка», могли бы составить отдельную книжечку для детей — настолько они солнечно-фантазийные, настолько мудрые, с таким подчеркнуто детским наивным миром и с таким простым (но не упрощенным) раскрытием и познанием ребенком драматического процесса познания, настолько индивидуальные и бытовые, просто чудо. Если бы нашелся на них издатель, и хороший художник! А читатель, уверен, будет читать, особенно маленький, жаждущий сильных реакций и неожиданных событий бытия и небытия, воспринимаемых в игровом действе. Своими рассказами В.Роменец готовит детей к поступку.

Парадигма поступка В.Роменца может существенно помочь нам сегодня в решении многих сложных жизненных общественных вопросов, особенно в поисках ответов на вопрос: кто — «Я» и как мое «Я» соотносится с вашим «не Я». И здесь тоже у В.Роменца целая система доказательств и сравнений. Установление отношений между «Я» (внутренний мир) и «не Я» (окружающий мир) является для художника потребностью понять прежде всего реальные поступки и действия. Постигая общее, мы словно протягиваем нити единства между объективным миром и своими желаниями. В поисках этого единства мы широко и в разнообразных направлениях комбинируем различные образы. Внутренний мир тесно переплетается с внешним, понуждая нас к развитию воображения.

Пылкое желание найти свое «Я» может приобрести специфические формы, предостерегает В.Роменец. Отражение действительности — «не Я» — может воплощаться в искаженных образах, связанных с мечтой утвердиться в творческом (или жизненном) процессе любой ценой. Постепенно вырастает на берегу житейского моря этакий Колосс, вырубленный, казалось бы, из скалы, но люди его почему-то не замечают. Поскольку на самом деле он — глиняный, без собственной чувственной конкретизации, слепленный наспех из неоформленных, не определенных до конца стремлений.

Несоответствие между замыслом и его воплощением часто приводит к трагическим последствиям. Творчество является переходом идей в иную плоть (формула воплощения), и эта плоть воплощается в каком-то совершенно ином продукте (художественном произведении) и превращается в предмет, доступный для других людей. Следовательно, произведение, бывшее объектом для творца, становится таким же объектом, только восприятия, для другого человека, для читателя. В каждом произведении, убеждает нас автор, желает того творец или нет, есть объективное содержание, которым он стремится обменяться с другим человеком. Ведь иначе — для чего он писал бы?

Определению ведущих понятий психологии творчества, психоанализа и посвящена работа В.Роменца. Ставлю ее в один ряд с семитомной «Історією психології» и пытаюсь разгадать загадку: как он успел столько сделать? Возможно, разгадка кроется в словах, которые иногда косо бросали ему вслед завистники: не сумел... не успел... не стал, как все… «Владимир Андреевич, — рассказывает один из его друзей, — не мог позволить себе тратить время и силы на то, чтобы нравиться всем». Так по какому же принципу жил? Оказывается, по элементарно простому, в центре которого частица «НЕ»: не ругаться, не жаловаться, не сплетничать, не стремиться к чинам, не прогибаться перед сильными мира сего. Это не только высвобождало время для творчества, но и давало ту свободу действия и поступка, к которой мы все стремимся, но не всем ее удается достичь. Он сумел. И это — его главный поступок, воплотившийся в семь томов «Історії психології» и том «Психології творчості».

Сопоставляя мир социального с его фальшивым и искусственным бытием с настоящим искусством, сохраняющим внутреннюю целостность, истинность и гармоничность, В.Роменец выходит на глубокое толкование проблем психологии творчества, вводя в круг толкований великие прозаические и поэтические произведения, шедевры изобразительного искусства, архитектуры. Вся история мировой культуры становится для него исследовательским полигоном. С этого полигона он начинает свои фундаментальные исследования, вошедшие в золотой фонд украинской психологии, — «Фантазія, пізнання, творчість», на этом же полигоне и продолжал глубинные раскопки, издав в 1971 г. «Психологію творчості», которая так и осталась молча стоять на книжных полках «до востребования».

О каких общепсихологических основах творчества может идти речь? Шутите? Актуальные проблемы творчества — это классовый подход, это общественная обязанность, это соцреализм как эстетичная система, а не «какое-то там герметичное замкнутое исследование внутренних структур, взятых в изоляции от общественной деятельности». Вот так вот: социальными чувствами проникайся, а не каким-то там подсознательным... Не с Фрейдом или Франко нужно было совещаться В.Роменцу, а «с Лениным, ленинским путем», как называлась «творческая» конференция писателей и критиков, прошедшая в том же году в Шушенском. А что делает В.Роменец? Во время тотальной пошлой социологизации он ориентирует читателя на культурологический подход к психологии человека.

Ясно, почему в 71-м книгу «Психологія творчості» не заметили — или сделали вид, что не заметили, — ни официальная критика, ни благосклонная к автору. Одни — чтобы не привлекать внимание художников к «сомнительным» умозаключениям о творчестве не как о служении партии и народу, а, прежде всего, как о душевном прояснении и очищении, как об игре воображения и подсознательных замыслов; другие — чтобы не навести на след идеологических держиморд, ничего, кроме своего соцреализма, больше не видящих, не знающих и знать не желающих. Поэтому, повторяю, мне понятна та давняя причина молчания. Но вот «Психологія творчості» В.Роменца переиздана в «Либіді» в 2001 г. — и такая же мертвая тишина, как и тридцать лет назад.

В.Роменец умело и тактично вводит нас в историко-психологический контекст творчества. Он становится для нас настоящим медиумом между достоянием, уже наработанным человечеством, и тем, что творится с нашим участием. Роменец впервые в Украине широко и глубоко анализирует изданную в 1965 году в Лондоне книгу А.Кестлера «Творческий акт», теоретически обрабатывая при этом ряд таких важных для понимания творческого процесса понятий, как фантазия, воображение, оригинальные образы, игра, интерес и т.п.

Определение ведущих понятий психологии творчества, психоанализа и позволяет В.Роменцу раскрыть особенности творческой деятельности писателей.

Переиздание книги В.Роменца «Психологія творчості» имело целью стать не просто презентацией значительности сделанного известным украинским психологом, но и свидетельством верности современных психологов украинской школе психологической теории творчества, фундамент которой составлен трудами О.Потебни, Д.Овсянико-Куликовского, О.Бодянского, Д.Багалия, И.Франко.

Если семь капитальных исследований по истории всемирной психологии — труд завершенный, то научный багаж В.Роменца в сфере психологии творчества — это открытый проект, это приглашение для учеников продолжать изучение «творящей природы». Ведь именно украинские психологи конца ХІХ — начала XX вв. заложили в свое время в Харькове школу психологии творчества, которая глубиной своих культурно-гуманистических исследований выявила специфические закономерности психологии творчества и очертила главные компоненты дальнейшего развития творческого процесса.

В.Роменцу никто не подсказывал, никто не диктовал. Его капитальные труды — это самопознание, это самосозидание, это Великий Поступок Великого Человека. Автор оставил нам свои работы как сгусток познавательной энергии. От того, насколько глубоко мы поймем его идеи, зависит, будет В.Роменец и в дальнейшем существовать, жить в скорлупе собственного «Я» или же станет и нашим переживанием. Автор призывает нас жить по законам истины, добра и любви к людям. Прислушаемся к нему.