ЧТО В ЗОЛОТЕ ТЕБЕ СВОЕМ? ВСЕГДА ЛИ НУЖНО ТРЕБОВАТЬ ВОЗВРАЩЕНИЯ НА РОДИНУ ИСТОРИЧЕСКИХ ИЛИ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ?

Шедевры, хранящиеся в Музее исторических драгоценностей — филиале Национального музея истории Украины, известны далеко за пределами нашей страны. Они сделали бы честь Лувру, Британскому музею и другим первоклассным сокровищницам мира. Но человек, интересующийся археологией, будет сильно удивлен, не обнаружив тут некоторых известнейших раритетов, например, знаменитой чаши из Гаймановой могилы, великолепного мелитопольского горита или парадного золотого шлема скифского царя. Может быть, уникальные вещи сейчас путешествуют по городам и весям, представляя наше государство на различных престижных выставках? Нет, дело в другом. Исторические драгоценности хранятся у нас не в одном, а в трех различных местах.

Кроме лаврской «Золотой кладовой», они находятся также в Институте археологии Национальной академии наук Украины (здесь, в частности, можно увидеть скифское золото, о котором шла речь) и в необычном музее, открытом несколько лет назад в Национальном банке страны. И хотя выставленные тут шедевры из курганов степных владык были взяты напрокат в Институте археологии, многие редчайшие предметы искусства более позднего времени принадлежат самому Национальному банку. Один из главных доводов создателей этого музея — одного из хранилищ «Государственной сокровищницы» Украины был примерно таким: слитками золота европейский рынок наводнен, их стоимость колеблется, а предметы, имеющие историческую и художественную ценность, со временем лишь дорожают.

Как уже говорилось, помимо художественных ценностей, принадлежащих самому Национальному банку, здесь можно было увидеть экспонаты, взятые во временное пользование у археологов. Такие договоры финансисты заключали с учеными уже несколько раз. И нужно заметить, подобное сотрудничество было выгодно и тем, и другим. Деньги, полученные от банка за право выставлять в течение нескольких месяцев скифское золото, в общем-то были небольшими. Но для сильно обедневших в последнее время следопытов истории они пришлись более чем кстати. Что же касается банка, то драгоценности, взятые в долг у археологов, убедительно доказывали: здесь вполне может быть собрана интереснейшая коллекция — от глубокой древности до сегодняшнего дня.

А почему бы, собственно, не создать совместный музей — так сказать, на паритетных началах? Ученые были бы в нем научными сотрудниками, водили экскурсии. Таким образом малооплачиваемые исследователи имели бы хоть какие-то дополнительные заработки. О совместном «предприятии» почти одновременно подумали и археологи, и финансисты. Но если для банкиров оно в определенном смысле стало бы приобретением, то ученые, пожалуй, чувствовали бы в нем себя бедными родственниками.

Кроме всего прочего, коллекции Института археологии сегодня достаточно динамичны — они участвуют в различных внутренних и международных выставках. И не бесплатно! Так, сейчас экспозиция «Скарби України», куда входят золотые и серебряные вещи из фондов Музея исторических драгоценностей и института, колесит по городам Америки. Треть ее экспонатов принадлежит Национальной академии наук (хотя в принципе и вещи, предоставленные на выставку «Золотой кладовой», в свое время тоже найдены исследователями Института археологии). А попади ценности историков в новый музей, будет уже совсем другой коленкор. Ведь нынче средства, полученные за участие в международных выставках, для института очень существенное подспорье.

Тем не менее разговор по поводу общей экспозиции между председателем Национального банка Украины (им был в то время Виктор Ющенко) и директором Института археологии состоялся.

— Я сказал Виктору Андреевичу, что согласен на создание совместного музея с одним условием, — поделился со мной академик Петр Толочко. — Поскольку ходили слухи о его новом назначении, попросил дать гарантию, что он останется на прежней должности. Ющенко ответил, что этого обещать не может. Тогда я заметил, что из нашей затеи вряд ли что-то получится. Ведь, имея дело с Виктором Андреевичем, я учитывал его высокие деловые и чисто человеческие качества — интеллигентность, порядочность, обязательность, умение держать слово. Так что сегодня данный вопрос, что называется, повис в воздухе...

А разумно ли, спрашиваю директора Института археологии, что в Киеве исторические драгоценности, например, скифское золото, находятся в разных местах? Ведь и в Национальном банке, и в его институте они для широкой публики в общем-то недоступны.

— Насколько мне известно, банк планирует открыть новое помещение, которое будет музеем в полном смысле слова, — ответил на мой вопрос Петр Петрович. — А мы свою золотую сокровищницу, доступную для посетителей, уже начали оборудовать в археологическом музее на улице Богдана Хмельницкого. Под исторические драгоценности тут выделен специальный зал с системой сигнализации и прочими современными атрибутами безопасности. И потом, что плохого в трех музеях, где киевляне и гости столицы смогут увидеть уникальные золотые и серебряные вещи? Украинцы говорят: не клади весь сыр в один вареник. Музеи-то будут разными. У нас, к примеру, исторические драгоценности разместятся рядом с рядовыми археологическими находками, скажем, керамикой или орудиями труда. Так намного интереснее. Когда человек видит только предметы из золота и серебра, они начинают надоедать. Теряется, если можно так выразиться, масштаб ценностей. Думаю, к лету мы свой золотой зал откроем.

Может быть, три разных музея одного профиля, работающие в столице это и впрямь интересно. Но коль Национальный банк не может приобрести у Института археологии его находки насовсем — подобные вещи принадлежат государству, — почему бы ему не финансировать исследования ученых? Чтобы потом какая-то часть обнаруженных ими золотых и серебряных предметов поступила в его распоряжение. Если учесть, что сейчас получить средства на мало-мальски серьезные раскопки чрезвычайно сложно, такая идея, по-моему, достойна внимания.

Это действительно вполне реально, считает академик Толочко. Институту подобное сотрудничество позволило бы исследовать скифские курганы, которые разрушаются и вскоре могут вообще исчезнуть, а банку дало бы возможность приобрести первоклассные экспонаты для своего музея. Конечно, не исключено, что, истратив большие деньги, Национальный банк не получит того, на что надеялось его руководство. И тогда средства вроде бы окажутся выброшенными на ветер. Но если будут находки, они многократно окупятся. Ведь, с одной стороны, новые экспонаты будут реальными ценностями. Под такие вещи можно и деньги напечатать. А с другой, это выдающиеся произведения искусства. К слову сказать, цены на них во всех странах только растут, подчеркнул ученый. Не потому ли с подобными коллекциями стараются связать свое имя многие крупнейшие финансовые учреждения мира. Некоторые банки, взяв шедевры напрокат, год-два экспонируют их в своих залах и тем самым как бы увеличивают на данный период собственный золотой запас.

В советское время все, что находили археологи, «принадлежало народу» — и точка. Никаких иных вариантов просто не существовало. Сегодня у нас начинают править бал рыночные отношения. Шедевры, подобные знаменитой пекторали, оставаясь собственностью государства, позволяют зарабатывать немалые деньги. Но вот в чем парадокс. Большинство экспонатов Музея исторических драгоценностей добыто в разные годы экспедициями Института археологии. Однако сегодня, когда «Золотая кладовая» показывает свои шедевры в разных странах, ученые оказываются ни при чем. А это несправедливо, доказывает академик Толочко. Часть полученных денег музей должен перечислять институту или «авторам» находок.

— Так ведь вещи-то государственные, — возражаю ему. — За что же платить?

— Но их кто-то же обнаружил, — удивляется моей непонятливости Петр Петрович. — Иначе они государству просто бы не достались. Потом кто-то должен был их исследовать, ввести в научный оборот. А сотрудники музея получают все в готовом виде — и экспонаты, и научную атрибуцию. Здесь, если хотите, уже проблема интеллектуальной собственности. Более того, попав в «Золотую кладовую», найденные институтом сокровища как бы отдаляются от исследователей. Справедливости ради нужно признать, что часто так случается в силу объективных причин. Витрины находятся под охраной. Чтобы изъять из них какой-то предмет (например, для фотосъемки), приходится отключать сигнализацию, а следовательно, закрывать один из залов, а то и весь музей. И все же, если снимки экспонатов нужны самим сотрудникам «Золотой кладовой», это делают…

Говоря о скифском золоте, найденном в украинской земле, нельзя не коснуться еще одной важной проблемы. В дореволюционной России почти все шедевры передавались в Эрмитаж. В советский период (до 1954 года) многие ценности, обнаруженные Институтом археологии АН Украины, уходили в Москву и Ленинград. В дальнейшем находки наших ученых за пределы республики не вывозились. Однако скифские курганы активно исследовали экспедиции Института археологии АН СССР. Как нетрудно понять, раритеты, которые они обнаружили, теперь экспонируются либо в Государственном историческом музее России, либо в Эрмитаже. Но коль так, то наша страна, очевидно, может претендовать на исторические драгоценности, найденные на ее территории, ну, хотя бы после революции?

— Претендовать можно на что угодно, — ответил на мой вопрос Петр Петрович. — Иное дело, как их получить. Такие проблемы решаются только по доброму согласию. Россия-то эти ценности у нас не украла. Раньше мы входили в состав одной страны, и вывозить их в Москву или Ленинград не возбранялось. Кстати, некоторые вещи россияне нам готовы отдать хоть завтра. Однако мы не горим желанием взять все, а хотели бы получить только самое ценное. У нас просто нет запасников, где можно хранить массу керамических черепков и прочий рядовой материал. Но если забирать, то лишь полную коллекцию.

Я вел переговоры с дирекцией Государственного исторического музея России и руководством Института археологии РАН. Москвичи могут вернуть нам, скажем, материал, полученный при раскопках древнерусского города Любеча на Черниговщине, которые проводились под руководством известного советского ученого академика Бориса Рыбакова. Там есть и уникальные вещи, и ординарные, рядовые. А с Институтом истории материальной культуры в Санкт-Петербурге мы договариваемся о передаче Украине интересной палеолитической коллекции. Но, конечно, не следует такие отношения идеализировать. Если переговоры коснутся более ценных находок, боюсь, возникнут определенные трудности. А вообще проблема возврата не столь проста, как может показаться на первый взгляд, — полагает ученый. — Греция не требует, чтобы ей вернули выдающиеся произведения искусства мастеров древней Эллады, украшающие лучшие музеи мира. И Египет не настаивает, чтобы, скажем, Франция, Англия или Германия отдали ему сокровища фараонов, разными правдами и неправдами попавшие в эти государства. Если бы каждая страна начала вдруг претендовать на все, что когда-либо ей принадлежало, начался бы полный хаос…

По мнению академика Толочко, когда заходит речь о скифском золоте, оказавшемся в России, и упоминаются Москва или Санкт-Петербург, многие у нас реагируют на эти географические названия, как бык на красное («Хотя данные города, как и Киев, красными уже не являются», — улыбается Петр Петрович). А между тем ценнейшие вещи, найденные на украинской земле, в свое время были вывезены в Вену, Будапешт, Варшаву и Краков. Они попали в эти страны, когда Западная Украина входила в состав Польши либо Австро-Венгерской империи. Но ведь мы не требуем у Австрии или Польши возврата своих ценностей. И почему до революции вывозить скифское золото в Эрмитаж было можно, а после уже нельзя. Где тут логика? Речь-то в обоих случаях идет об одной стране, приводил свои доводы директор Института археологии НАН Украины. Он уверен, что такие вопросы следует решать без раздражения и взаимных претензий — только полюбовно, путем переговоров.

— Теперь давайте попробуем взглянуть на предмет нашего разговора с другой, несколько неожиданной стороны, — предложил ученый. — Как вы думаете, потеряла ли что-либо Италия от того, что знаменитая Мона Лиза Леонардо да Винчи экспонируется не в Риме или, скажем, Флоренции, а в Париже? Уверен, она только выиграла. Многие приходят в Лувр специально, чтобы увидеть Джоконду. И в том, что вещи из скифских курганов экспонируются в музеях других стран, ей Богу, ничего страшного нет. Нужно только, чтобы было указано, откуда они родом.

Если, например, наша икона выставлена в музее какого-то европейского государства, — продолжал убеждать меня академик Толочко, — важно, чтобы она оказалась непременно идентифицированной. Скажем, было бы указано: Украина, XVIII век, а то и названо имя мастера. Что же тут плохого, если о нашем самобытном, талантливом искусстве будут знать в разных уголках света? Нужно ли нам, как ограниченным хуторянам, сгребать все себе? Мне кажется, проблема возвращения исторических и художественных ценностей является больше вопросом интеллектуального самосознания, — доказывал Петр Петрович. — Мы должны знать, где находятся наши вещи, иметь их полные реестры, внести в каталоги. Это и будет их своеобразным возвращением в Украину.