«ЧТО НЕ ЧЕЛОВЕК, ТО ЛЕСТНИЦА» — ТВОРЧЕСКОЕ РАЗНООБРАЗИЕ ИСКУССТВА ВО ЛЬВОВЕ

Побільше музики,

поменше міркувань

І взагалі — не говорити всує.

Усе життя

на рівні витривань,

А час — він мудрий —

фікції скасує.

Л.Костенко

Львов, львовяне. Интеллигенция Киева всегда радушно приветствует ваши выставки. Жаль только, что экспозиция художников Львова, развернутая с 30 октября в Центральном доме художника, не получила должной огласки. Или не считают Союз художников и организаторы выставки, приложившие большие усилия для ее реализации, что значительный процент успеха зависит от промоушена — рекламы. Если уж мы так хотим быть европейцами, то стоит перенимать наработки арт-менеджмента, без которого искусство Европы не представляет собственного существования. Что касается Украины, то даже открытие республиканских акций происходит довольно кулуарно. Руководство пожмет друг другу руки, произнесет нечто общеизвестное, и тем сердце успокоится. Где уличная реклама, где публичные диспуты — обсуждения выставок, как это было в ретроградные времена? Организационную лень часто прячут под установившимся «нет денег». Тихо, мирно, удобно. Но так не должно быть, поскольку талантливое искусство Украины без профессиональной рекламной деятельности Министерства культуры и искусств, Союза художников долго будет оставаться на обидных маргинесах. Огорчают также рудименты советского отношения художников к искусствоведам как к обслуге, без понимания «колежанства» и корпоративности. Они очевидны и в организации львовской выставки. На стенах залов вы не найдете никакого искусствоведческого комментария, изложения концепции, нет пресс-релиза. Никто не в состоянии объяснить, по какому принципу формировалась экспозиция, какая у нее идеология, задача и «сверхзадача». Искусствоведов к участию не пригласили, хотя во Львове профессионалов достаточно. Полагаю, именно по этим причинам экспозиции разных залов очень неровные, недостает ряда интересных авторов и стилистических ответвлений. Если это выставка лишь определенной группы — концепцию нужно было бы тоже объяснить.

В отличие от масштабных киевских экспозиций, напоминающих несогласованные коктейли, выставки Львова в большинстве своем стилистически выдержаны. Собственная эмоциональность подчиняется галицкому рационализму и европейской предусмотрительности. Селекция происходит органично, почти на подсознательном уровне и именно потому, что, по наблюдению Н.Космолинской, «во Львове логика стилистического и концептуального европейского развития первой половины XX века не была разрушена... ее упадок ощутим на всех уровнях художественной жизни Львова в течение второй половины XX столетия».

Стилистическую продуманность экспозиции как преемственность продемонстрировали М.Шимчук, В.Бажай, И.Янович — именно они формировали образ залов. «Партия скульптуры» в этой «Опере» заслуживает самых искренних комплиментов, как причудливый экспозиционный акцент в целом, так же, как и в плане авторском. Тайна недоговоренности — доминирующий «текст» и вместе с тем подтекст скульптурного раздела. В безупречных формальных структурах И.Мациевского, где конструктивность сосуществует с нервностью и одухотворенной чувственностью, в бронзах В.Ярыча с их «невинным эротизмом», в архаизированной «Жене Лота» О.Яворского, в «Торсе» В.Билоуса, в готизированной болезненности «Дна вечера» В.Одрехивского, в архаике Я.Мотыки, в работе каждого из экспонированных мастеров есть то внимание к «Предмету», к «Материалу», к «Первоэлементу», которое всегда удерживало львовскую школу на уровне наивысших образцов европейского вкуса. Эта школа и в условиях диктата соцреализма героически отстаивала и сохранила право на индивидуальную свободу и творческую волю.

В сферы иррационального и метафизического художники Львова возносились еще в 20 — 30-х годах XX века. В начале XXI ст. не лишена крыльев Ольга Парута-Витрук, создавшая новый образ «Лестницы Иакова». Живописцы Любомир Медвидь, Олег Минько — они непосредственные воспитанники Карла Звиринского, и их младшие коллеги: Светлана Хаджинова, Игорь Шумский, Роман Жук, Игорь Янович — все свободно себя чувствуют в сферах, где духовная созерцательность тончайшими рифмами перекликается с тихой музыкой Дзэн. Если сюрреалистический «ландшафт подсознания» Романа Жука (приверженца Р.Магрита) и Любомира Медвидя, побуждающих нас к наблюдениям за собственными снами, вырос на повествовательной почве, то в аристократической простоте «Черпаной бумаги» С.Хаджиновой и в асфальтово-геометризованных структурах И.Яновича, как и в «Ночном свете» И.Шумского, есть философская глубина великого «Ничто» как первоисточника искусства.

Традиция нефигуратива (абстракционизма) во Львове не погибла в самые глухие советские времена по уважительным причинам: Львов недолго был под Москвой, искусство «чистой формы» для львовян не было чем-то эксплицированным, в 20—30-х годах оно органично развивалось в контексте общеевропейского русла, а в 50—60-х выжило благодаря подвижническому «подполью» Романа и Маргит Сельских, К.Звиринского. Именно они сохранили для грядущих поколений представление о творчестве как о вольных путешествиях в миры, существующие параллельно или перпендикулярно банальной реальности. Именно из этой атмосферы у Л.Медвидя прорыв к алогизмам его серебристых «новелл», а у И.Яновича — прогулки по клавиатуре тонов, полутонов и фактур, проникновение в сердцевину Тишины.

Субъективный иррационализм львовской экспозиции разделен на два русла — трансцендентальный (он возносит сознание в высшие измерения) и формальный. В последнем форма не только первоначало, она является самодостаточным результатом творчества.

Трансформация наблюдений в духовную метафору, «бытие как озарение», как молитва очевидны в готизированных, несколько холодноватых образах М.Шимчука, в контррельефе И.Яремчука «Возвращение», в сверхизысканных бронзах В.Одрехивского, в экспрессивных метафорах О.Минько и А.Ментуха (товарища К.3виринского). Он работает, синтезируя традиции «византинизма» и народных росписей в карпатских церквях.

Контрастом «трансценденталистам» являются произведения чистых «формистов» М.Демца, М.Олексяка и особенно В.Бажая, склонного к экстриму. В дерзком желании покрыть собственными произведениями все выставочные площади, в творческой лихорадочности Бажай часто не успевает переваривать заимствованное — композиции и пластику Джаксона Поллака и Виллер де Кунинга. Василий Бажай — «формист» в азбучном варианте понятия. Он доволен игрой формами, материалами, трансцендентальные прогулки — не его сфера.

Традиция западноукраинского пейзажизма и фольклорная линия почти не заметны в экспозиции. «Днепр» В.Патыка решительно контрастирует с пейзажами М.Демца. Ценность живописи В.Патыка в искреннем переживании мотива. Потрясение от красоты днепровских круч автор воплотил в благородном колоризме. Относительно взрывного экспрессионизма М.Демца, то, кажется, духовное замерло, напуганное агрессией живописи «из банки». Маэстрия М.Демца от чрезмерной эксплуатации и самоповторов превратилась в умелое ремесленничество. Холодом веет от такого горячего.

А кто погрелся возле настоящего огня, так это В.Бажай. Художник сконструировал гроб, мертвеца, похоронный ритуал, чтобы на глазах ошеломленной публики выполнить языческое действо — сожжение тела — да еще и зафиксировал себя как поджигателя на видео. Что поделаешь, мода. А Бажай от нее очень зависим. Некрофилия не совместима с духовной аурой Львова, это чуждая его искусству вещь, да еще и такая, в которую давно отыграли в Европе и даже А.Савадов, группа А.Соловьева и М.Кузьмы в Киеве. Этого уже не носят. Когда художнику неведомы мучения и роскошь сомнений, появляется опасность чужой огонь принять за собственное пламя. Организаторы выставки, удерживая стилистическую высоту первого и отчасти второго зала, дойдя до четвертого, самого сложного по интерьеру, устали и скомпоновали его экспозицию довольно пестро. Немного гутного стекла, что-то от декоративно-прикладного искусства, туда же отправили «Розовую» — иронический кич Р.Жука. Но «Лестница» О.Паруты-Витрук, как мудрый философский и вместе с тем декоративно-причудливый акцент, убеждает нас в приоритетности духовных ценностей экспозиции. Выставка — творческая встреча со стилистическим, интеллектуально-духовным разнообразием художественного Львова. Встреча с львовянами никогда не разочарует. Разве не об этом писал великий учитель К.Звиринский: «В жизни каждого человека есть встречи, которые оказывают влияние на дальнейший ход нашей жизни... Они открывают нам глаза на то, чего мы до сих пор не видели, и неизвестно, увидели ли бы когда-нибудь... Они обогащают наше понимание жизни и восприятие новыми красками».