БОГОМ ДАННЫЙ СТУПКА ЮБИЛЕЙ ВЕЛИКОГО АРТИСТА

Как-то раз Богдан Ступка рассказал мне об интервью, взятом у него милой девчонкой-журналистом. Артист, как водится, начал вспоминать знаменитое прошлое. Вот, скажем, в начале 60-х он вместе с труппой Львовского театра имени Марии Заньковецкой ездил на гастроли в Москву, выходил на подмостки МХАТа. И представлялось, что именно здесь выходили на поклоны Станиславский и Немирович-Данченко, другие корифеи... Появляется потом газетка с интервью, и там черным по белому выписано воспоминание Ступки о том, как он выходил на мхатовскую сцену вместе с Немировичем и Станиславским.

Сегодня этот анекдотический текст воспринимаешь абсолютно нормально. Ступка — актер на все времена, его можно представить в любой выдающейся компании. Хотя жизнь складывается так, что бывает с медом, а бывает и с дегтем. Однажды в моем присутствии известный российский киновед вполне серьезно объяснял актеру, что он профессионал уровня режиссеров Бунюэля и Антониони, а потому просто не имеет права работать с кем попало. Однако снимается ведь иногда в картинах, где о наличии режиссера говорит лишь фамилия в титрах. В сущности, Ступкой они прикрываются от обвинений в собственной профнепригодности. Хотя упрекать актера за участие в подобных фильмах я не стал бы. Ведь в самой природе этой профессии — верить и полагаться на судьбу даже тогда, когда шансы на успех мизерные. Сколько тех бунюэлей в кино? Будешь их ждать — без работы останешься.

Впрочем, в театре, как известно, Ступке повезло. Практически вся творческая жизнь связана с выдающимся режиссером Сергеем Данченко — сначала в Театре имени Заньковецкой, куда Ступка пришел 20-летним юношей, а потом и в Киеве, в знаменитой франковской труппе. «Украденное счастье», «Каменный хозяин», «Дядя Ваня», «Тевье-Тевель», «Энеида», «Король Лир» — все это создано тандемом режиссера и актера. А еще уместно вспомнить, что в юности Ступка учился в театральной студии у Бориса Тягно, ученика Леся Курбаса, режиссера, который в начале 30-х немного поработал и в кино, сделав несколько неплохих фильмов. Кое-что в эстетике актера, в его творческой генетике это родство со школой «Березоля» объясняет.

И детство, естественно, семья. Отец, Сильвестр Ступка, пел во Львовской опере, и поэтому маленький Богдан много времени проводил в театре. Сам актер с юмором вспоминает, как тянуло его к пению, как дома распевал оперные арии, чем приводил в ужас соседей: были определенные проблемы со слухом. Но следы этого увлечения остались. Прежде всего во внимании к форме, к пластике голосовой партии, что для драматического актера — редкость. Особенно теперь, когда модно говорить с экрана или со сцены так, что и половины слов не разобрать. Этакая правдоподобная «каша» во рту... Недавно кинорежиссер Юрий Ильенко говорил мне, как виртуозно владеет Ступка речевым аппаратом, как здорово умеет согласовывать текст роли с телесной пластикой. В кино с этим просто беда — нередко актер, раскрывая рот, мгновенно теряет и достоверность, и шарм, и даже признаки интеллекта.

У Ильенко Ступка и дебютировал в большом кино. История хорошо известна, но все же повторю. Роль Ореста в «Белой птице с черной отметиной» писалась специально для Ивана Миколайчука (им самим вместе с режиссером). Однако начальство запротестовало — слишком популярным был тогда артист да и слишком красивым. А речь шла о бандеровце, одном из братьев Дзвонарей, ушедшем в горы воевать против советов. Вот тогда и начали искать другого. Ступка, очевидно, подходил. В его «фотографии» (в кино ведь не случайно делают фотопробы, здесь все начинается с «верю — не верю» в то, что вот этот такой, а не другой) ясно читался негатив. Жесткость лепки лица, пронзительность взгляда, порывистая зловещесть жестов... Миколайчук, игравший другого Дзвонаря — Петра, «нашего», красного и правильного, строил свою роль на мягкой, обтекаемой пластике: был воплощением доброты и гуманизма.

Я хорошо помню свои впечатления 71-го года, когда фильм вышел на экраны. Герою Ступки мы симпатизировали безоговорочно! Среди братьев он тем и выделялся, что принимал решение, а потом из-за него же терзался. У актера за плечами был театральный опыт сценической реализации шекспировских пьес, со всей сложностью драматургически-психологических партитур. Разумеется, в «Белой птице...» есть определенные вынужденные упрощения — на таком материале легко взорваться (хотя все равно не убереглись, как известно, от обвинений в национализме и скандала с запретом ленты). А все же Ступка доказал простую вещь: многомерность персонажа создает вокруг него определенное магнитное, притягательное для зрителей поле.

После того в кино как-то не складывалось. Нет, он снимался, естественно, однако те фильмы 70-х в истории кино едва ли останутся. Но у него был театр. В 78-м Данченко приходит к франковцам, а с ним и Ступка. Ждали перемен. Знаменитый столичный театр переживал кризис, его спектакли в большинстве своем отличались драматургической кондовостью, чрезмерной литературностью — их лучше было слушать, смотреть просто нечего и некого: на сцене в большинстве своем «восседали» вялые и совершенно неинтересные человекоподобные муляжи.

И вот «Украденное счастье». Когда-то один из титульных спектаклей театра, с Амвросием Бучмой и Наталией Ужвий. Ступка в роли Николая Задорожного... Пространство франковской сцены оказалось плотно заполненным — впечатляющая энергетика актера, обстоятельность воспроизведения пластического образа, где было столько нюансов и тонкостей (потом хотелось это видеть еще и еще), определенная асинхронность жизни души и тела. Не случайно в критике появились аналогии с Гоголем: здесь это действительно было. Маленького человека зачем-то душил большой мир, хотя он так старательно придерживался установленных им правил. Тяжкая духота иррационального, когда теряешь способность понимать реальность и неожиданно слышишь, как отъезжают куда-то в сторону небеса и собственные мозги, та крыша, которая создавала до сих пор иллюзию Дома, защищающего от зла и недобрых сюрпризов Космоса.

Не наедине ли с этим Космосом окажется герой Ступки и в спектакле «Тевье-Тевель». Художник Даниил Лидер пошлет его земную тень на небеса, на страдальческий путь, так напоминающий Голгофу. Выход прост: надо нести свой крест и верить. В то, скажем, что в жизни человека есть определенные смысл и логика, есть высокая эстетика и мораль. А ударам судьбы нужно противопоставить интеллект, то есть юмор, который и под личиной абсурда видит едва уловимую, но все же реальную конструкцию. Да-да, этот мир строил гениальный архитектор, об этом следует постоянно помнить, отдавая частичку души на постижение его дерзновенного создания.

А к Гоголю Ступка придет в «Записках сумасшедшего», где сыграет Поприщина с чрезвычайной страстью, использованием всех наработок своего актерского аппарата (компенсируя тем некоторую упрощенность режиссуры), и в недавней «Старосветской любви» московского режиссера В.Фокина. Старосветские помещики Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна (Лия Ахеджакова) живут в провинциальном космосе, где история закончилась и даже биологический рост прекратился. Поскольку на сцене все высохшее и муляжное, герои также больше похожи на марионеток, кукольных персонажей. А ведь было, было героическое прошлое, и персонаж Ступки даже способен еще думать о военном походе — хотя и в комическом освещении. Это драма и комика переходного периода: ведь о нас же, попавших на взлетную полосу, по которой катимся, катимся, чтобы выпрыгнуть в светлое будущее. Блестяще, тонко и филигранно сыграно, с точными включениями украиноязычных фрагментов и аллюзиями современного... Недавно актер за эту роль получил одну из высших театральных премий России — «Хрустальную Турандот».

А что касается кино... В 80-х было несколько ролей, которые не могли не запомниться. В «Дудариках» Станислава Клименко Ступка просто и в то же время изобретательно сыграл композитора Леонтовича. В «Красных колоколах» Сергея Бондарчука — Керенского. Его традиционно изображали паяцем, ловкачом, дешевым актером. Конечно, без этого нельзя было обойтись. Но умение артиста наделять своих персонажей стереоскопичностью, глубиной проявилось и здесь. Ну и, естественно, телесериал 90-го года «Николай Вавилов» Александра Прошкина, где Ступка воссоздал злого демона науки сталинских времен Трофима Лысенко. Довольно большую по объему роль артист сыграл вдохновенно, на одном дыхании. Опять колдовское умение найти в плохом, подлом скрытые человеческие струны, напомнить себе и людям о цене, которую платит человек за низкие поступки, о катастрофе моральных эрозий.

Этой ролью Ступка окончательно утвердил себя как актера выдающегося таланта, который может все. В 90-х его кинематографическая судьба складывается счастливее. Архиерей в фильме Артура Войтецкого «Ныне прославился сын человеческий», по рассказу Чехова (последний относится к самым любимым авторам; достаточно вспомнить хотя бы знаменитый спектакль «Дядя Ваня»), Остап Вышня в «Житии Остапа Вышни» Ярослава Ланчака, Борис Годунов в «Кремлевских тайнах шестнадцатого века» Бориса Бланко, Гирш в ленте «Для семейного очага» Бориса Савченко, шеф КГБ Семичастный в «Серых волках» Игоря Гостева, виртуозно сделанная роль этакого американистого проходимца в едва ли не лучшей украинской картине последнего десятилетия — «Фучжоу» Михаила Ильенко, старый Кайдаш в «Кайдашевой семье» Владимира Городько...

А не так давно в фильме поляка Ежи Гофмана «Огнем и мечом» сыграл Богдана Хмельницкого. Здорово сыграл — точно, стильно, по-кинематографически сдержанно. Сейчас продолжается работа над лентой Юрия Ильенко «Молитва за гетмана Мазепу», где главную роль, конечно же, играет Ступка. Картина априори вызывает немало споров и нареканий, что очевидно повышает ее рейтинг. Своеобразная бесплатная раскрутка. Немало разговоров вызвала и совершенно иная роль артиста — министра культуры и искусств в правительстве Виктора Ющенко. Сначала мало кто понимал, ради чего актеру такого уровня и такой занятости встревать в политику. Однако Ступка, во-первых, по моим собственным наблюдениям, играл эту роль с удовольствием, с кайфом и присущим ему артистизмом. Во-вторых, что более существенно, именно по его инициативе сдвинулись дела в кинематографе, пусть и незначительно. Впервые в новейшей украинской истории бюджетные обязательства правительства по кино были выполнены. Да и само присутствие выдающегося художника в министерском кресле прибавляло веса и авторитета отрасли. Видимо, не пригодилось это на более продолжительный период.

И любим мы не министра, а актера Богдана Ступку. Годы уже солидные, а он не потерял вкуса к жизни и творчеству. Чувство роскоши бытия живет в каждом его жесте, в каждом поступке. Тяжкий ежедневный труд, чрезвычайная дисциплинированность и скрупулезность в работе переводят его талант в измерение мирового, без каких-либо преувеличений, масштаба. Мы живем в эпоху Ступки — пусть осознание этого подарит нам хоть немного оптимизма в эти времена, такие тяжкие, чтобы не сказать — позорные.