Богдан Ступка: «ЖИЗНЬ — ШТУКА ОДНОРАЗОВАЯ»

Самые дерзкие и смелые желания даются только тем, у кого есть талант и силы их осуществить. И, наверное, многие думали, что эти качества Богдана Ступки, народного артиста Украины и лауреата множества премий, нам уже известны. Оказалось не до конца. Его настоящий триумф, пережитый в этом году, дошел до нас на удивление быстро и пронзил током, преодолевшим сопротивление устоявшихся представлений. Справедливости ради надо сказать, что в Украине уже давно признано за кесарем - кесарево, то есть за Ступкой - «ступчино». Его назвали великим актером эпического таланта. Он играет лучший сценический материла - Шекспира, Чехова, Франко, Шолом-Алейхема и умеет перевоплощаться в образе, не оставляя ни единого «шва».

- Богдан Сильвестрович, каким было ваше первое знакомство с театром?

- В семь лет я пришел к отцу в оперный театр за кулисы. В тот день шел балет «Эсмеральда». Отец хотел провести меня в зал, но я увидел, что на столике в коридоре сидит Квазимодо, и боялся возле него пройти. А Эсмеральда мне очень понравилась. Помню, пришел домой и начал танцевать, как она. Потом услышал, как в опере поют, и сам начал басом напевать. И вообще, я очень любил танцевать, переодеваться, это подсознательное желание было. Мама говорила: «Ты такой манерный, что с тебя будет?»

- Ну теперь ответ на этот вопрос всем известен. Но все-таки вы отдали предпочтение драматическому театру.

- Его я увидел позже. Кстати, в юности я играл в театре. И мой дебют состоялся в 14 лет на львовской сцене, но в спектакле Московского театра имени Станиславского в «Днях Турбиных». Мой отец пел там в хоре, а я сначала играл гимназиста. Потом меня заметил режиссер, потому что я рослым парнем был, и сказал: «Ты и твой приятель будете выносить гетмана Скоропадского на носилках». За кулисами ходил тогда еще неизвестный Урбанский, жаловался, что зарабатывает только 70 рублей. В кино он еще не появился, знаменитого «Коммуниста» еще не сняли, это был 1954 год. Там играли Всеволод Якут, Елена Гриценко, сестра известного Николая Гриценко, Евгений Леонов играл Лариосика.

- Вы не рассказывали Леонову о том, что когда-то играли с ним в одном спектакле?

- Как-то не сложилось. Мы познакомились после того как я сыграл Тевье, на праздновании юбилея Соломона Михоэлса в театре на Малой Бронной, бывшем еврейском.

- Как правило, серьезному увлечению театром предшествует какое-то яркое впечатление от него. Что потрясло вас?

- Как сегодня помню: в десятом классе нас повели в кинотеатр «Звезда» на «Украденное счастье», где в роли Миколы Задорожного был Амвросий Бучма. Я так влюбился в этого Бучму! Он сохранил в фильме бойковский диалект, душевность и таким близким мне стал этот Микола. Может, еще и потому, что он так любил Ганну. Каждый человек хочет встретить красивую любовь. Одну и больше не надо - правда? Но жизнь так закручивает, что бывает по-разному. Моя юношеская любовь преподнесла мне урок, благодаря которому я понял, что мужчина должен оставаться загадочным, нельзя до конца раскрываться. В молодости я был, как открытая книга. А потом влюбился до сумасбродства в девушку, на два года старше меня. Однажды она мне прислала телеграмму, что заболела воспалением легких и на лекции не придет. На последние два рубля поймал такси, поехал за город, где она жила. Приезжаю, захожу в дом и вижу ее совершенно здоровой с сигареткой среди пятерых мужчин, как у нас во Львове говорили, «підстаркуватих» кавалеров за тридцать. А она смеется: «Разве можно быть таким наивным?»

Хотя женщины по части загадочности остаются непревзойденными. В фильме Режиса Варнье у меня была сцена с Сандрин Бонер. Однажды баловался на площадке, глазки ей строил. Потом вечером зашел в бар, поднялся к себе, лег уже в постель. Вдруг стук в дверь: «Плиз ми секс». Я говорю: «Айм гоу ту бэд, ноу секс». Она и ушла. На следующий день во время перерыва я рассказываю об этом Варнье, рядом стоит Сандрин, слушает. Потом глазки опустила и говорит: «Это была я». Хотя, возможно, она пошутила.

В самом Ступке тайна остается всегда, сколько бы вам не казалось, что вот сейчас за «корой» открылось «ядро». За переливами его состояний наблюдать и интересно, и чуть-чуть боязно. Энергетика и магнетизм личности настолько сильны, что каждый поворот внутреннего компаса ощутим даже при всей его деликатности. Казалось, только что весь был наружу - пир короля сцены, смех, фейерверк - с ума сойти! Но вот «декорация» изменилась, и легкий занавес бесшумно опустился, створка аккуратно прикрылась, хотя он все так же сидит напротив и улыбается. Чрезвычайно чутко чувствует ситуацию. Покоряющее обаяние и врожденный шарм его роскошной натуры без ущерба сохраняются даже бесстрастной кинопленкой. А взгляд пристрастный при возможности несуетного наблюдения разглядит как на составляющих его портрета проступает общий знак качества.

- Ваши друзья - это приобретения детства, или театр вас с кем-то сблизил?

- Я бы не сказал, что у меня в театре есть друзья. Два сильных актера, две яркие индивидуальности в одной труппе редко сходятся. У меня был очень близкий друг (мы с ним в школе за одной партой сидели), который стал врачом-проктологом - Юрий Мацяк. К сожалению, он умер. Своим другом могу назвать Сергея Данченко, жену, сына Остапа и внука Диму.

- Как вам удается не встревать в закулисную суету?

- Когда начал сниматься, меня какое-то время не было в театре. Потом приезжаю, а тут уже разделились и спрашивают: «Ты за кого?» «За театр, - говорю, - хочу играть на сцене». В кино нет такой зависти. Кстати, закулисная борьба никогда ничего не дает. И надо быть очень внимательным, болото затягивает и уже не можешь без этого буфета, без болтовни, кто-то говорит, ты тоже что-то кричишь. Это никому не надо. На сцене надо доказывать, а не за кулисами. Молодым был, а уже понимал эти вещи. Похвалит коллега или нет - мне все равно. Может, он и по-другому сделал бы. А я играю по-своему. Будешь играть - будешь делать так, как ты хочешь. Я очень вежливый - меня научили. Молодым был очень вспыльчивым, эмоциональным, справедливости жаждал и как-то поскандалил. И до сих пор мне снится, что я должен где-то так выступить!

- И что именно вас заставило стать героем скандала?

- У нас, в театре имени Заньковецкой, главным режиссером был Михаил Гиляровский. Как-то я опоздал на репетицию «Памяти сердца» Корнейчука, и он одну мою сцену пропустил. Я вспылил: «Тогда не буду играть», - и положил роль. Гиляровский звонил самому Корнийчуку, который сказал: «Премьера должна состояться, я уже взял билеты. Пусть играет». А наш художественный руководитель Борис Романицкий взял меня за руку, завел в свою гримуборную и сказал: «Богданчик, по сути вы правы, но по форме…» Это было при всем коллективе. Представляешь, какой мудрый человек? А когда я репетировал «Ричарда III», Романицкий все время сидел в зале, смотрел, а потом говорил: «Вы созданы для этой роли, но вам не хватает этого и этого». То есть он давал надежду, и я, как на крыльях, летел, потому что он меня поддержал. Помню, на подоконнике держал текст, на руках я держал маленького Остапчика, а сам читал монолог Ричарда, да так увлекся, что бедный ребенок чуть не упал, едва его за ножки поймал. Когда в кино начал сниматься, мне встречались очень интересные люди. Я когда вижу хорошего актера - всегда в восторге.

Почему наши глаза выбирают именно его, даже если на сцене десять артистов? Как хрупкий камертон, вложенный создателем в клетку ребер, узнает его голос и просыпается для звучания? Ответы на эти наивные вопросы и просты, и сложны. Талант - да. Божий дар - да. Дальнейшее - загадка. Ведь «есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам». Могу только предположить, что Богдан Ступка наделен верхним чутьем, сверхтонким инструментом, некой хрустальной иглой, знающей точку нашего высшего душевного наслаждения. Перевоплощаясь на сцене, он покоряет сверхъестественной искренностью, подкупает обжигающей страстностью, возможностью испытать и пережить нагорное, очищающее страдание. Цена этого «подкупа» так высока, что мы покупаемся и плачем. За сорок лет работы в театре и кино у Ступки были десятки ролей. Ричард III, Войницкий в «Дяде Ване», Микола в «Украденном счастье», Мастер в «Мастере и Маргарите», Артуро Уи, Автор в «Энеиде», Король Лир... Но, по общему мнению и его собственному ощущению, кульминационной стала роль Тевье. Из его Тевье торчат все гвозди распятия, и из ран льется не клюквенный сок, а кровь.

Тот, кто наделил его талантом, одарил и охранной грамотой - мудростью человека, умеющего сохранять себя, все время присутствуя на публике. Ступка защищен от досужей похвалы и высокопарного комплимента бесконечным сомнением, присущим живой творческой душе. Внешне он как бы присутствует на торжествах, посвященных чествованию его таланта, который в последнее время получил международную визу и признание. Но при этом четко знает, что рев толпы и звуки фанфар заглушают стук собственного сердца и обращенной к нему проповеди.

По сути, с ним произошла вещь исключительнейшая. Его признание стихийно вышло за границы сугубо околокультурных понятий «зритель» и «публика» и вылилось в масштабы народа. Над ним уже нет никакой власти, отныне им распоряжаются только судьба и история.

- Богдан Сильвестрович, вы любите свой день рождения?

- Когда-то, до 40 лет, а может до 50, он мне так нравился. А теперь в этот день думаю: «Боже, ты же на год старше стал, а уже идет ко второй половине, с горы катиться». Сейчас мне в этот день грусто-весело. Но все равно ожидаешь подарков, как маленький ребенок. У меня день рождения в один день с мамой - 27 августа. После войны мы жили очень бедно и не могли собирать много гостей. Но родственники приходили. И не так на день рождения, как на день Марии, Божьей Матери - 28 августа, потому что моя мама - Мария.

А в этом году я праздновал день рождения в Сиднее. Поляки из съемочной группы «Огнем и мечом» устроили такие поездки - в Америку, Австралию. Организовали отдых на острове Бали, это был подарок. Ничего не делал, отдыхал, купался. А в день рождения пришли ко мне в номер с запеченным поросенком. Очень благодарен Гофману за этот фильм. Всегда интересовался польской культурой, театром, русской культурой. Сейчас буду играть вместе с Лией Ахеджаковой в пьесе Николая Коляды по «Старосветским помещикам» Гоголя. В декабре этот спектакль должен увидеть Киев. Недавно меня пригласил сниматься Кшиштоф Занусси в телеспектакле «Жаворонок» по Жану Аную. Там я должен играть вместе с Банионисом.

- Но для вас решение сыграть Хмельницкого в «Огнем и мечом», наверное, не было простым. Вас даже попрекали…

- У нас что-то такое писали. Но я не обращаю внимания. Когда Гофман позвонил, сразу дал «добро». На меня нападали, говорили, что антиукраинский фильм. Во-первых, за сценарий отвечает Гофман, а у Сенкевича есть и позитивные, и негативные моменты. И я решил, что буду опираться на позитивные. Во-вторых, представил, как его сыграет какой-то польский выдающийся актер, который понимает Богдана Хмельницкого как предателя Речи Посполитой, ведь он же фактически развалил империю. Разумеется, для них он предатель, точно также, как Мазепа для России. Но для нас он - национальный герой. Ну сыграет его польский актер, и покажут это на целый мир. И все будут знать, что вот был такой предатель Богдан Хмельницкий. «Вот пускай поляки это и делают», - кричали мне. А я сказал: «Никогда в жизни. Сделаю Богдана так, как я его понимаю, и его даже поляки примут».

- И вы своего достигли - стали в Польше героем. Как пережили этот сумасшедший успех?

- Спокойно. Мир для меня не перевернулся. Нужно снова выходить на сцену и доказывать все сначала. Это такая профессия.

- Не так давно мы с вами сидели в этой же гримерке, говорили о Голливуде, который тогда казался чем-то недостижимым. А теперь фильм с вашим участием должны номинировать на Оскар. Ваше настоящее реализовало самые смелые мечты, но, может, вам что-то хотелось бы вернуть из прошлого?

- Разве что молодость… Но, к сожалению, я не доктор Фауст. Если бы этот ум, что сейчас, да молодому… но так не бывает, и это, наверное, закономерно. Жизнь - штука одноразовая. И неплохо в ней еще Оскара получить и в Голливуде сняться.