Берлин, страницы дневника (17)

Поделиться
А как хорошо все начиналось! Всего лишь 15 лет назад, на рубеже десятилетий, со временем ошибочно и самоуверенно обозначенном как «конец истории».....

А как хорошо все начиналось! Всего лишь 15 лет назад, на рубеже десятилетий, со временем ошибочно и самоуверенно обозначенном как «конец истории»...

Мы никак не могли нарадоваться близкой победе капитализма. Наши СМИ, по взмаху волшебной палочки Горби становившиеся все свободнее и объективнее, рассказывали нам о капитализме все больше положительных вещей. Еще недавно казавшееся ужасным чудовище оказалось красавцем-принцем. Мы прониклись всеми его рыночными аттракционами с отчаянной преданностью неофитов. Мы превратились в детей, которые как загипнотизированные гуськом тянулись к ярмарочному шапито на звуки механической музыки. «Рынок, рынок и только рынок!» — повторяли, словно заклинание, все — экономисты, философы и поэты, хотя никто из них (и прежде всего экономисты) толком не понимал значения этого слова.

Некоторые из нас — попавшие на Запад первыми, рассказывали о неисчислимом количестве сортов еды и питья и прочих чудесах консумпции. «Представляешь, там тебя благодарят за покупку!» — взволнованно говорили они.

Капитализм был прекрасен — что уж говорить!

Это уже потом, несколько позднее, началось его беспомощное прививание на отечественной почве: шок без терапии, захват имущества, обесценивание сбережений, явная и тайная безработица, социальная деградация с люмпенизацией — и, как антитезис, появление первых «жирных котов», со временем названных олигархами.

Итак, на самом деле это у нас наступил капитализм (причем еще тот — дикий), а у них оказалось что-то намного красивее — либерально-постиндустриальное общество. Так это, по крайней мере, называется.

Хотя оно и дает более чем очевидные трещины — особенно ощутимые в традиционно левом Берлине. Дело даже не в том, что этот переполовиненный город так и не может окончательно срастись, несмотря на физическое отсутствие раз и навсегда устраненной Стены. Дело прежде всего в городских пейзажах — некоторые из них поражают едва не швейцарским стандартом благосостояния, другие — типично посткоммунистическим стандартом бедности. Порой кажется, что существуют десятки берлинов и у каждого свой пейзаж.

Я не ищу пейзажей — они сами находят меня.

Вчера, отправляясь из Шарлоттенбурга, где сейчас живу, к друзьям на Панков, я сделал паузу на Александерпляц. Меня немного утомили бомжи в ес-бане, с каждой остановкой их становилось все больше, на Фридрихштрассе их подсело еще трое, некоторых из них сопровождали огромные собаки, и пассажиры вынуждены были давать милостыню. В сопровождении собаки можно попрошайничать более успешно — люди склонны жалеть животных. «Нужно всегда носить в карманах немного мелочи», — уяснил я себе на будущее. Было неудобно перед бомжами.

На Алексе гулял ветер, было грязно и пусто. То есть нет — с момента, когда я был здесь в последний раз, появились какие-то строительные заборы, началось что-то, похожее на очередной ремонт, какая-то полуруина вокруг гигантоманской Галереи Кауфгоф, этого, как считается, консумптивного рая, символа изменений в бывшей ГДР. Я шел сквозь это запустение, минуя низкорослых панков (кажется, уже внуков тех, первых) с их пивом, сигаретами и — опять-таки — беспородными собаками, мимо каких-то унылых экскурсионных школьниц из какого-нибудь Биттерфельда и подозрительно загорелых торговцев левым серебром, а еще мне почему-то на каждом шагу встречались сумасшедшие или инвалиды в колясках. И наконец-то до меня дошло, что это распад.

Да, мне кажется, это очередной декаданс. На наших глазах рушится еще одна утопия Окцидента — о том, что, сняв противостояние систем, можно раз и навсегда достичь безопасности, определенности и — главное — стабильно высокого стандарта жизни.

Но жизнь не может, не желает и — что главное — не должна вписываться ни в какие стандарты, сколь высокими они бы ни казались тем, кто считает себя ее, жизни, конструкторами. Человеческое лицо предполагает не только скольжение поверхностных и отчужденных улыбок. На самом деле ему присущи морщины, порезы, гримасы отчаяния и спазмы боли. Человеческое лицо не поддается конструированию.

В связи с чем описанный мною выше пейзаж с бомжами, панками, собаками и сумасшедшими имеет все основания считаться вполне оптимистичным.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме