Аттракцион проституток

Подкремлевский одессит Глеб Павловский придумал очередной аттракцион: основал журнал «Русский журнал. Рабочие тетради». Сочетание имени популярного интернет-ресурса и школьнического термина в названии нового журнала намекает на неоликбез. Подтверждает это и редакционный анонс: «Эта задача реализуется посредством интеллектуальных расследований, которые представляют собой новый жанр в российской публицистике».

Уже на первой странице автор проекта очерчивает круг потенциальных читателей: «Разговаривать надо с теми, кто очень хочет жить, — настолько, что интересуется истиной». Жить после такого заявления хочется интенсивнее, то есть постоянным читателем «РЖ/РТ». Тем более что весьма интригует уже сама формулировка главной журнальной рубрики: «Качество разговора».

Автор вступительной статьи Б.Межуев, исчерпывающе представленный как философ/политолог/публицист, очерчивает современные жанры политической стилистики. Однако украинский читатель поначалу не находит чего-то нового в этой классификации «сливов—компроматов», поскольку их давно и успешно привили в нашем информпространстве полит­технологические коллеги-земляки г-на Межуева. Как вдруг последний пункт исследования: «Я бы назвал жанр, который, как мне представляется, в наибольшей степени востребован сегодня, «интеллектуальным расследованием»… Для американской журналистики описание интеллектуальных сетей в обществе, причем тех, которые оказывают влияние на политику, — занятие более чем привычное». Тут уж берет искренняя зависть: нам бы такой журнал-исследователь о том, что и как читают наши политики и как это знание/незнание влияет на качество жизни публики.

Но уже в следующей публикации эйфория получает по крыльям от социолога Симона Кордонского, который трудится в научно-образовательном совете при президенте России: «Нет публики, нет и не может быть гражданского общества. Институт публичности не совместим с сословным распределением ресурсов, с административными рынками и сословной рентой. Публичность для них противоестественна. Функциональным эквивалентом публичности в нашем общественном устройстве — вне перестроек — являются разного рода рес­торанные или соседские посидел­ки, сословные собрания, клубы-бани и другие подобные институты».

Вот это да! Если нет публики и ареалом публичности остается кухня, то каких же «интеллектуальных расследований» нам ожидать от «Русского журнала»? Или этот проект — еще одни «Пензенские мореходные классы» (А.П.Чехов. Собрание сочинений. Т.ХІІ. — Москва—Ленинград: Госиздат, 1929)?

Но г. Кордонский не сдается, как гордый «Варяг»: «Сословная организация жизни представляет собой упорядоченную форму неравенства членов разных сословий перед законом», — делает он кажущийся шокирующим вывод относительно современной стратификации России. Какая ж тут новость? Американский медиевист Эдвард Кинан еще в 1976 году издал исследование «Традиции московской политической культуры», где презентовал олигархически-бюрократическую природу российской полит­системы в более понятных терминах: «Политика в Московии была политикой статуса… Ре­шающее для московитов измерение статуса — приближенность к царю… Статус индивида не мог быть гарантирован вне таких механизмов… Клан в жизни типичного члена этого класса действительно весил больше, чем семья в ее нынешнем значении» (Російські історичні міти. — К.: Критика, 2001; 2003).

Трудно вообразить, что допущенный к царю профессор (советник президента!) не знает Кинана. Но что тут возразишь? Разве прибегнуть к вариациям на хорошо знакомую из советской школы тему «Умом Россию не понять». Затем, Кордонский завершает свое «расследование» неожиданным способом: «В области эмпирических знаний о стране уже много лет существует парадоксальная ситуация: с одной стороны, вся жизнь определялась и определяется постановлениями партии и правительства, указами президентов и другими нормативными актами. С другой стороны, мало что из властных директив исполняется и страна живет по-своему, часто вопреки официальной политике. Страна и полностью известна, причем настолько, что, кажется, нечего изучать, кроме нормативных актов и хода их исполнения. Но она и полностью неизвестна, причем настолько, что даже сформулировать задачи исследований невозможно, нет необходимых понятий».

Если у этого автора нет «понятий» для «задач», чтобы что-то советовать президенту, то «их есть» у одессита Павловского: «Нормальные задачи равновесия нормально недолюбливающих друг друга людей, политиков и их партий». Как отрецензировал бы эту ремарку Дмитрий Быков — «блестящие и темные импровизации, смысл которых всегда ускользал, но детали были ослепительны» (Орфография. — Москва: Вагриус, 2004).

Можно бы уже и прекратить забавы с «РЖ/РТ», если бы не следующая публикация: Доклад Европейского совета по международным отношениям (неправительственная организация, существующая на средства «известного филантропа и биржевого игрока Джорджа Сороса») с рекомендациями, как за границей распознать «настоящую» Москву. Э.Кинан писал: «Одной из системозащитных характеристик российской политической культуры является лишение посторонних основной информации о правилах самой системы», — а тут такая откровенность! И когда видишь примечание «печатается с сокращениями» — все становится на свои места. И нам остается прибегнуть к собственному расследованию: что же хотели публикаторы скрыть за обозначенными купюрами и почему предоставили нашему вниманию все остальное.

Европейским аналитикам позволительно сказать такое: «В мире «Алисы в стране чудес», где законы и технические стандарты подтасовываются в угоду интересам государства… Москва смотрит на закон как на выражение силового расклада в каждый отдельный момент». Снова ничего нового — знают в редакции Кинана, знают. А вот самые большие сокращения приходятся именно на те места, где зарубежные эксперты характеризируют политику России относительно Украины; напечатано только упоминание о самом Г.Павлов­ском, «пережившем унижение, когда его украинского клиента Виктора Януковича свергли в ходе оранжевой революции».

Почему главный редактор «РЖ/РТ» оставил такой неутешительный для себя отзыв? Патологическая самокритика? Все проще: рядом находим настоящий панегирик: «Архитектор побед Владимира Путина в двух избирательных кампаниях...… политический стратег». Тандем этих характеристик работает прямо на подсознание: если ты смог дважды «сыграть царя», а с операцией «Марионетка» вышел конфуз — то это или американцы тебе напакостили, или украинский клиент попался напрочь бестолковый. Поскольку Украина — та же самая Россия: была, временно не есть, но обязательно будет.

Для толкования этого топ-тезиса российской политкультуры «РЖ/РТ» выпускает на сцену главное (после самого Павловского, ясное дело) действующее лицо первого номера журнала. Как представил бы его Антон Павлович Чехов — «а это, рекомендую, мать моих сукиных сынов»: модератор российской политики в ближнем зарубежье, «действительный государственный советник 1 класса» Модест Колеров. Что там, по его мнению, в Украине? «А вот ученики, стремящиеся говорить на учительском языке… Юлия Тимошенко». Что это еще за «учительский язык»? А вот: «Среднеариф­метическое мнение Запада и его сателлитов традиционно обвиняет современную Россию в экспансионизме и попытках доминирования в бывших республиках СССР… Честное исследование — не их задача».

Оставим Кинана, возьмем переводную новинку: Ален Безансон. «Лихо століття: Про комунізм, нацизм та унікальність голокосту» (К.: Пульсари, 2007): «Современная Россия является искусственным образованием. Она имитирует результат европейской цивилизации, воссоздает один из этапов этой цивилизации, но в ней отсутствует развитие. Без внешнего импульса, без внешне приложенного импульса все рушится, все возвращается к состоянию инерции и маразма... Со многих точек зрения это государство под петербургским лаком чувствовало себя преемником орды… Смесь вранья, насилия и тщеславия».

Можем обратиться и к собственно российским взглядам на тамошнюю современность. Например — Дина Хапаева, «Готическое общество: морфология кошмара» (Москва: Новое литературное обозрение, 2007): «Испарение политики как формы существования публичного пространства и полная подмена ее личными отношениями между главарями: начальниками отраслей промышленности, предприятий, ректорами вузов… Личная зависимость и преданность «пахану», который становится гораздо более эффективной гарантией защиты личных прав и свобод, чем конституция или давно включившиеся в эту систему органы «правопорядка», является единственным «принципом подбора кадров»... Эту сторону российского готического общества точно охарактеризовал А.Ил­ларионов: «Своизм» — это идеология защиты «наших» не потому, что они правы, а потому, что они «свои». «Нашизм» — это идеология агрессии по отношению к чужим. Не потому, что они не правы, а потому, что они «чужие».

Собственно, о «своизме-нашизме» в зарубежной политике и пишет с присущей ему штабной грацией г-н Колеров: «У России есть-таки в «ближнем зарубежье законные интересы». И словцо «законные» тут — отнюдь не поэтическая красивость. Историк-депутат российской Госдумы Наталья Нарочницкая в последнее время издала аж три толстенные книги, обосновывающие «законность» кремлевских интересов вне границ РФ. В одном из интервью она сформулировала это по-ленински доступно: «Будущее за теми элитами, которые поймут, что судоходные реки и незамерзающие порты важны по-прежнему… и для прохода танкеров надо иметь имперские пушки… Вот я и предлагаю отстаивать национальные интересы, защищать отечественное предпринимательст­во» (Литера­турная газета, 2004, №19). Небось, именно такое будущее на примете у г-наКордонского, когда он мечтает: «И тогда наше слово наконец обретет весомость… русский язык станет не просто языком межнационального общения, но и тем языком, на котором интересно читать и полезно думать».

Читать «РЖ/РТ» не столько интересно, сколько действительно полезно — точно так же полезно прочитывать инструкции на мешках с ядохимикатами. Что же касается «думать вместе», то стоит обратить внимание на предостережение А.Безансона: «Есть одно общее правило. Когда идет борьба с идеологическим режимом, первое дело, которое следует совершить, и линия, которой следует абсолютно придерживаться до самого конца, — безоговорочно отказаться от описания реальности, которое предлагает тот режим». Г.Павлов­ский, к примеру, предлагает нам такое «описание реальности»: «Почему, если человек честен, он непременно такой дурак?».

Впрочем, оказывается, читать «Русский журнал» рекомендовано не всем подряд. Прежде всего его не следует читать тем, кому известны еще и другие журналы/книги/эксперты. Поскольку исключительно эксперты «РЖ/РТ», уверен Павловский, говорят «о том, как сделать необходимое, обойдясь без лишних затрат и идиотских обсуждений». А кто подобные «обсуждения» навязывает? Маргиналы — отвечает наш одессит. И в статье о 1968 годе (год оккупации СССР Чехословакии) дает им характеристику: «Маргинал (тогда говорили просто — «отщепенец» или «ненормальный») глубоко проникал в щели мира, где все трахалось, булькало и болтало без умолку».

Такой сорт духовности всесторонне рассмотрел в последнем романе Виктор Пелевин: «Духовность русской жизни означает, что главным производимым и потребляемым продуктом в России являются не материальные блага, а понты. «Бездуховность» — это неумение кидать их надлежащим образом» (Ампир В. — Москва: Эксмо, 2006). В этом смысле г-н Павлов­ский, бесспорно, высокодуховный виртуоз. Но зачем он кидает понты так прицельно? Ответ находим в развернутой статье «Русского журнала», посвященной Алек­сандру Дугину, дважды депортированному из Украины (и чей «Евразийский союз молодежи» недавно нахулиганил на самой вершине Говерлы). Этого персонажа «РЖ/РТ» представляет с энциклопедической монументальностью: «Дугин впервые после марксистов принес в русскую политику элементы философии… Он фактически создал русскую школу геополитики… Интеллек­туальный Жириновский... Дугин стремился продемонстрировать власти наличие у евразийцев собственных «боевых дружин» и их готовность задавить оранжевую революцию в России, буде она случится».

Как вдруг дочитываемся до такого: «В лице философа-евразийца власти страны получили удобное средство озвучивания спорных и дискуссионных вопросов для проверки реакции на них общественного мнения в России и за рубежом». Тут наконец становится понятна суть иллюзиона под названием «Русский журнал». Учитывая отбор автуры, акцентированные тезисы, специфическую тональность и кредо главного редактора («любой разговор, лишь бы не скука политического прогресса») — «РЖ/РТ» исполняет для Кремля ту же самую роль лакмусовой бумажки, что и Дугин.