Актриса и режиссер Наталья Бондарчук: «Моему отцу не позволили снять «Бульбу» из-за польского вопроса»

В празднование 200-летнего юбилея Гоголя свою лепту внесла и Наталья Бондарчук, актриса, кинорежиссер, дочь легендарных родителей (Сергея Бондарчука и Инны Макаровой), сняв фильм о Николае Васильевиче. Между тем Наталья Сергеевна и сама легенда экрана. Ей посчастливилось сняться у гениального Андрея Тарковского в «Солярисе» (сыграла Хари). Среди популярных картин с ее участием — «Звезда пленительного счастья», «Красное и черное», «Взрослый сын». В последние годы г-жа Бондарчук занимается кинопросветительством, на ее счету в условной персональной серии ЖЗЛ — художественные фильмы о Пушкине, Гоголе. Теперь приступает к работе над лентой о Сергие Радонежском. Между тем «Гоголь. Ближайший» Бондарчук снимала и в Украине — и на студии имени Довженко, и на родине писателя. Так что эта работа частично украинского происхождения.

— Наталья Сергеевна, представляю, как непросто вам было снимать фильм о Гоголе — в пору кризиса, да и тема «некассовая».

— Начали снимать картину более года назад в Оптинской пустыни по благословению святейшего патриарха Алексия. Но кто знал, что случится дальше? Отсняв нужные сцены в этом святом месте, мы приехали в Украину. Поначалу собирались снимать Италию в Крыму. Но — кризис, целый час материала не удалось отснять, денег нет. Да и слухи о том, что 60 проектов заморожены!

И вот я приехала в Киев, на студию имени Довженко. У них, кстати, тоже нет в запуске ни одного проекта. Студия большая, прекрасная. Мы начали работать. Кроме нас на этой студии трудился над своей программой Савик Шустер… Подписали с руководством студии договор о правах на продукт, договорились о том, что довженковцы предоставят мне все, что у них есть…

И вот в самом большом павильо­не Европы, наконец, мы выстроили Ниццу, Италию, кабинет писателя. Холод невообразимый. В кадре Ницца, а у Анастасии Заворотнюк — пар изо рта от холода!

— Как вы трактуете название своего фильма — «Гоголь. Ближайший»?

Ведь трагическая жизнь Гоголя была посвящена служению христианству. Все его переживания были связаны с этим. Стать христианином для Гоголя было важнее, чем остаться писателем. Поэтому в конце жизни он и начал отрицать свои произведения. Он хотел стать «ближайшим ко Христу».

Ну а мы должны попытаться приблизиться к писателю. Многие после просмотра картины говорили, что хотят перечитать Гоголя. А один священник произнес фразу: «Этот фильм как проповедь…»

Я не люблю, когда идея «так и прет» из каждого кадра. Но ведь и безыдейного искусства тоже не бывает. Даже если фильм самого низкого желтого уровня. И не верю в то, что есть искусство для искусства. Автор всегда должен быть на чьей-то стороне и знать, для чего и для кого он снимает картину. Этого требовал от нас и мой учитель — Сергей Аполлинариевич Герасимов…

— Как думаете, найдется ли для вашего фильма соответствующая аудитория? Реально ли сегодня в «попкорновском» зале прокатывать философскую ленту?

— Для людей нерелигиозных этот фильм будет труден, даже в какой-то степени невыносим. Потому что любое обращение к себе в душевном качестве сопряжено с болью. Но те, кто несет в себе религиозное начало, выходя из зала, говорят: «Весь фильм мы плакали и было ощущение света, несмотря на то, что Гоголь в конце умирает…»

Пожалуй, я последний представитель авторского кино. Объясню, почему последний: я и сценарист, и режиссер, и — самое главное — продюсер. В шутку говоря, я — всероссийская попрошайка. Обошла всех на свете с шапкой: кто подаст на Гоголя в Украине и России? И если бы я не была продюсером, то мне бы навязывали, кого снимать и как снимать. И был бы совершенно другой фильм. Сама подготовка заняла немало времени. Ведь я уже десятый год занимаюсь Золотым веком. Изучала эпоху, взаимоотношения Гоголя с царем, с властью. Все это позволило приблизиться к Гоголю, к его личности. И эту личность я очень полюбила.

— Наталья Сергеевна, вокруг Гоголя ведь много мистического. Не было ли опаски прикасаться к такой личности?

Это очень трудно, потому что в Евангелии сказано: «Слово гнило да не исходит из уст ваших». За каждый помысел, за каждое слово человек несет ответственность перед Господом. А если мы этого не понимаем и не чувствуем, то нас начинает с двух сторон бить что-то.

Гоголь понял это к концу жизни и стал отрицать все свои ранее написанные произведения. Он хотел другого, но времени у него оставалось мало. И он идет на «самосожжение». Горит не только рукопись, горит вся его жизнь, все надежды.

Гоголь хотел исцелить своей книгой многие души. Но не справился, не успел. За ним уже шел Достоевский, который справился и успел.

Некоторые мистические, необычные моменты во время съемок, пожалуй, были. Снимали сцену крещения младенца в Сорочинцах. Именно в том храме, который сохранился со времен Гоголя, в нем же крестили самого писателя. Представьте, там сохранились иконы того времени. Я попросила батюшку, чтобы он снялся у нас в сцене крещения младенца. Только все подготовили, и вдруг погас свет! Чтобы приехать в Киев за новой электростанцией, нужно шесть часов. Младенец, естественно, ждать не будет. Я попросила всю группу, верующих стать на молитву. Уже потом меня осенило: а в Украине ведь есть МЧС! Позвонила, вызвала электростанцию, ребенок в это время поел, поспал, был доволен, улыбался и общался с Гоголем — актером Евгением Редько.

— Образ вашего экранного Гоголя невероятно похож на облик писателя, знакомый по картинам, фотографиям.

— Мы заведомо отказались от какого-либо грима, связанного с экранным Гоголем. Актер Евгений Редько, на мой взгляд, сыграл Николая Васильевича очень убедительно. В картине также снимался Алексей Богданович, прекрасный украинский актер. И самое интересное, в роли врача — режиссер Виктор Гресь. Он мне помогал, это невероятно талантливый человек. Его божественность именно в творческой креативности. Например, именно он предложил, чтобы Гоголь приехал в Украину и пошел босиком по родной земле. Ведь у Гоголя никогда не было своего дома, он всегда — лишь постоялец.

— Сериальная актриса Анастасия Заворотнюк неожиданно снимается у вас, в интеллигентном фильме, да еще и в роли возлюбленной Гоголя… Вы специально так выстраивали кастинг?

— А что я сделала? Я ее вырвала из привычного амплуа няни! В «Няне» видно, что она талантливый человек. Но Заворотнюк — ученица Олега Табакова и в свое время играла драматические роли. А сейчас ее просто эксплуатируют этим образом. И вот в моем фильме она появилась совершенно в другом амплуа — в благородном образе Смирновой-Россет, в которую был влюблен Пушкин, которой посвящал стихи Лермонтов и которую обожал Гоголь.

— А вот Анну Виельгорскую играет ваша дочь — Мария Бурляева.

— Оценить работу дочери мне трудно. Но ее оценили другие. Она получила приз за женскую роль второго плана — на фестивале «Золотой витязь». Считаю, что это хорошее начало. Маша стеснялась сниматься в моем фильме. Но и мне в свое время тоже говорили, будто отец меня по блату устроил в картину Тарковского. Вот прямо привел Сергей Бондарчук свою дочь и говорит режиссеру: «Андрей, снимай ее в главной роли!..» А один корреспондент когда-то написал ужасно смешную статью: «Рожденная по блату».

Понимаете, сыграть «за человека» невозможно. Или у тебя есть душа, или ее нет. Кроме того, детей кинематографистов всегда будут сравнивать с кем-то. У них повышенная ответственность за появление на экране. А какие у нее глаза, какой нос, какой рот? Одна зрительница сказала мне: «Ваша Маша так же благородна, как Инна Макарова, ее бабушка».

А мама моя шустрая была невероятно! Сергей Аполлинариевич говорил: «Инка, не крутись на хвосте!..»

Да, безусловно, по наследству что-то передается. Прежде всего выносливость. Моя мама сибирячка, упертая. И я в процессе съемок картины о Гоголе могла лапки кверху поднять несколько раз. Но… Представьте, ситуация сложилась серьезная. Пришлось заложить свою квартиру, которую в любой момент мог отнять банк. Помощь пришла буквально в последнюю минуту…

— Значит, просветительские фильмы снимать невыгодно?

— Сейчас нужно обязательно снимать фильмы под определенный телеканал. Слышала, что режиссер Владимир Хотиненко хочет снять фильм о Достоевском. И без помощи Первого канала ему вряд ли удастся обойтись.

— Ваша судьба актерская, а потом уже и режиссерская была заранее предопределена или все же был шанс вырваться из кинематографической среды?

— Когда меня спрашивали, кем я хочу быть, я всегда отвечала — пожарным. Я хотела быть героем, как мои папа и мама. Но, честно говоря, предопределение существовало. И вот почему… Папа и мама получили первую квартиру только с моим рождением, а до этого в подвале жили. В этой однокомнатной квартире на Новопесчаном жила и моя бабушка, а также папа, мама, я и няня Нюра. Но в те времена подобные условия считались сказочными. Наша дверь никогда не закрывалась. Гостили — Лучко, Рыбников, Ларионова, многие друзья. Я однажды специально загадала: найду ли я какую-нибудь фотографию актера на «Мосфильме», которого бы лично не знала? И не нашла — ни одной!

В то время мы жили очень дружно. Занимали «трешку» друг у друга. А сейчас — не дай бог заболеть. Никому! Поэтому я и против капитализма. Категорически!

Но я и не коммунистка. И никогда ею не была. Я за умеренный социализм. Поэтому вступила в партию «Справедливая Россия». Хочу, чтобы вернулись бесплатное образование, медицина, госзаказы на картины, неуниженные друзья. Хочу, чтобы главные богатства страны были у государства…

— И что же, вы участвуете в каких-то политических акциях, дебатах?

— Выступала на симпозиумах. С Сергеем Мироновым поддерживаю общение. Принимая меня в партию, он знал, что я не буду партийным винтиком. Знаете, мне ведь безумно стыдно за нынешний бездарный воровской капитализм, который беспощаден к «простым людям». Хотя когда-то я была ближе к диссидентам. Поэтому из-за границы везла запрещенные книги, например Солженицына. Конечно, если бы проверили мой чемодан, то стала бы «невыездной». Когда мне было 19, сама, сознательно крестилась. И дети мои крещеные. Избранник моей дочери, молодой парень, недавно потряс мою душу. Говорит: «Наталья Сергеевна, у вас нет Державина? Чтобы лучше понять Пушкина, я хочу начать с Державина…».

Разве сегодня еще есть молодые люди, которые будут читать Державина? Сейчас он поступает на режиссерский факультет…

— Значит, в вашей семье будет на одного кинематографиста больше?

— Обо мне вообще говорят, что я была обернута кинопленкой, когда родилась. Папа — Сергей Бондарчук, мама — народная артистка СССР Инна Макарова, жива-здорова. Мой двоюродный брат — Андрей Малюков много фильмов снял — 30—40. Знаю, что картины его очень любят — «Спецназ», «В зоне особого внимания»…Он — народный. Ну и Федор Бондарчук, Алена Бондарчук — мои брат и сестра по отцу. Встретила как-то Федора, пожала ему руку, сказала, что он трудяга. Когда увидела фильм о фильме «Обитаемый остров», поняла, что сама в жизни такого бы не сняла. Честно говоря, это не мой жанр.

Что же касается моего бывшего мужа актера Николая Бурляева, то всем желаю так же дружить со своими бывшими… Мы расстались, но отношения наши не ухудшились, а только улучшились. Сейчас у нас нет квартирного, бытового вопроса, осталось творчество. Он снимался в моем фильме «Гоголь. Ближайший» в роли Алексея Толстого, а в роли жены Толстого — его супруга Инга.

Когда взрослые расстаются, главное, чтобы это не отразилось на детях. Мы оба очень любим наших детей. Николай Петрович души не чает в Маше и Ване. А супруга моего Вани — оперная певица, которая в «Геликон-опера» поет арию Татьяны в «Евгении Онегине». У них уже двое деток — Настеньке четыре года и Никите полтора. Куда нам деваться? Все при нас.

— Как вам — актрисе и режиссеру, человеку постоянно занятому, удавалось уделять должное внимание детям?

— Дочь Маша на 11 лет младше моего сына. Было интересно наблюдать становление ее личности. Я бы даже сняла фильм об этом: какой этап развития проходит ребенок от родов до одного года жизни — мысль, голос, глаза, реакция — словом, очеловечивание, потрясающе! И это ужасно, что наши матери не видят своих детей только потому, что должны работать. Я же первые три года после рождения детей не работала, а занималась резервными возможностями человека. Я была не просто мамой, а научно-исследовательским институтом по человеку. Сейчас много разговариваем с детьми о любимых фильмах. Иногда они приносят какой-то диск и говорят: «Мама, конечно, тебе этот фильм не понравится, но там есть очень интересная склейка…» И вот из-за склейки я муть американскую и должна смотреть…

— Но от реальности не убежать: голливудская кинопродукция востребована во всем мире.

— Да, сейчас не время серьезных кинематографистов. Феллини в конце жизни сказал: «Мой зритель умер…» Это не случайно. Но все равно нужно чуть потеснить летающего мальчика Гарри Поттера. Вот даже здесь, в Севастополе, — маленькая скромная афиша кинофестиваля. А с двух сторон на нас смотрит американский мальчик, трансформеры и т.д. К примеру, на фестивале на Алтае, в шукшинских местах, наши фильмы шли в театре оперетты, на таком экране, как простыня. Это же недостойно. И прежде всего недостойно тех людей, которые сидят и определяют наши судьбы. Ни один государственный канал не взял нашу картину о Гоголе! Понимаю, что каналы должны кормить «попкорновую» публику. Но если государства — Россия и Украина — обратят внимание на кинематограф, то появятся и госзаказы. Их можно осуществлять с помощью опроса населения, какие фильмы люди хотят смотреть.

С фильмом о Пушкине «Одна любовь души моей» я объездила 30 городов. Зрители говорили: «Хотим смотреть нормальные фильмы, чтобы плакать и смеяться…» Особенно возмущает то, что на определенных каналах, в частности на Первом российском, в воскресенье днем идет откровенная пропаганда сатанизма — например, могут показать «Книгу дьявола». Да, это интересно, но не в воскресный же день. И не «Нашу Рашу» все время показывать, и не Павел Воля — «герой» времени. Меня как человека и гражданина это возмущает.

— Наталья Сергеевна, вас коснулся большой скандал в Союзе российских кинематографистов. Лично вы — за Никиту Сергеевича Михалкова или против?

— Душой и помыслами я за Никиту Сергеевича. Это крупнейший художник. Очень многие люди ему по-черному завидуют. Его влияние на кинематограф неоценимо. И, естественно, его влияние на представителей власти тоже большое. Он может, как председатель Союза кинематографистов, пойти и попросить деньги на ВГИК. И ему дают. Потому что его слышат. Но такое вокруг человека развести! Это похоже на ту гниль, которая была в свое время по поводу моего отца — на V Съезде кинематографистов. Когда все пошли против Бондарчука, Кулиджанова, Ростоцкого, Наумова. Освистали тогда крупнейших кинематографистов. И что они потом сделали? Чернуху полную. Отца этим буквально погубили. И только один человек встал на его защиту. Сказал, что если бы Сергей Бондарчук снял только два фильма — «Они сражались за родину» и «Войну и мир», то он все равно опустился бы перед ним на колени. Это был Никита Михалков.

Сегодня «сыграли» против Михалкова. На интеллигенции всегда разыгрывается карта: «А ну-ка посмотрим, что с этой страной можно сделать?». На клеветническую кампанию против Михалкова было выделено полмиллиона долларов! У нас таких денег нет.

Помните слова Гоголя в моей картине, когда он сам себя спрашивает, чего больше в его душе — хохляцкого или русского? Так вот и я хочу сказать, что как раз эти две половины сочетаются в каждом из нас. Для этого нам и дана была история.

…Я сама наполовину украинка, и в моем фильме самые светлые сцены посвящены Украине. И не надо забывать, что Россию, Украину, Белоруссию многое объединяет. И не только по православию. Как только в Украину придет к власти человек, который будет объединять, а не разъединять и властвовать, то и страна расцветет. Мой папа говорил на украинском языке. Он обожал украинскую литературу. Сыграл Шевченко, Франко. Ведь он родом из Белозерки Херсонской области… В будущем году — 90 лет со дня его рождения.

— Это правда, что ваш отец хотел экранизировать «Тараса Бульбу» по сценарию Александра Довженко?

— Да, правда. Отец очень высоко ценил Довженко… Это и один из моих любимейших режиссеров. Поэтика Довженко мне близка, она была близка и моему отцу, и Тарковскому. Думаю, это было бы потрясающее произведение. Но моему отцу сделать «Бульбу» не позволили — из-за польского вопроса. Вмешалась большая советская политика…

— Вы посмотрели новую картину Владимира Бортко «Тарас Бульба»?

— Это труднейшая режиссерская работа. Талантливо сыграл в картине Богдан Ступка, я люблю и уважаю этого актера. Но в «Бульбе» Бортко прочитывается какой-то ситцевый патриотизм. А его осмеивал сам Гоголь. В моей картине Николай Васильевич говорит Аксакову: «Не надо рядится в красную рубаху, надо любить свой народ!». Мне, наполовину украинке, было обидно это видеть. Это называется «пережать»…

Да, безусловно, Гоголь писал на русском языке. Но именно этот псевдопатриотизм Бортко мне и помешал воспринять картину целостно. После просмотра «Бульбы» я сразу же решила проверить одну вещь: в финале сын на дыбе кричит Тарасу: «Чуєш, батьку?» Но не мог в это время там, в толпе народа, находиться Тарас. Его бы тут же отловили и на ту же дыбу повесили. У Гоголя написано, что он «сховался»! А по поводу «расчлененки» — я бы отказалась от этого. В картине кровавые сцены ничего не решают, ничего не прибавляют. Любая «расчлененка» просто так не смотрится на экране, она сама по себе вредна. Сергей Герасимов всегда учил нас: «Если в фильме отец за спиной себе палец отрубает, то это одно. Но если вы покажете, как этот палец реально рубят топором, то это уже никакого отношения к искусству не имеет…»