Жонглеры Владислав и Александра Бондаренко: «КОГДА НА ЗАПАДЕ ПОКАЗЫВАЮТ НАШ ЦИРК, У ВСЕХ КРУГЛЫЕ ГЛАЗА»

Жонглеры Владислав и Александра Бондаренко - пока единственные ученики главного режиссера московского цирка Валентина Гнеушева, которые вернулись в Киев. Мечта их смелая, если не дерзкая: совершить революцию в украинском цирке, подобно тому как на российских эстрадных, цирковых, театральных и клубных площадках это сделал Гнеушев. Именно он в свое время наделил цирковые трюки прекрасно выстроенной драматургией, сочетая спортивную сноровку и театральную пластику. В итоге - цирк «посерьезнел», «повзрослел» и, в том понимании, которое отложилось у нашего зрителя, перестал быть цирком. Ведь нигде в мире цирк не строится по такой схеме, как у нас: клоуны, зверушки - для детей, пивко в фойе - для взрослых. И потому совершенно закономерно, что «совковый» цирк когда-нибудь должен измениться в корне. Вопрос лишь в том - кто «взорвет» все это и что предложит взамен устоявшейся косности?

Для представлений Гнеушева, к примеру, московские критики нашли несколько определений: «перфоманс», «элитарный балаган» и даже попросту - «театр». Добавим к ним свои: «цирк Мужчины и Женщины», «цирк личностей», «одухотворенный цирк» и, наконец, наиболее устоявшееся - «цирк-модерн».

По сути, это не что иное, как возврат к самым корням циркового искусства, к цирку городских площадей Европы XVII ст., где акробаты выступали вместе с лицедеями, где физическая культура и мастерство перевоплощения еще не были разъяты.

Некоторые находки Гнеушева вошли в спектакли Романа Виктюка «Федра», «Служанки-2» и «Лолита». Эстетика его школы близка к театру. Подтверждением является и тот факт, что чету Бондаренко в Киеве принимают люди, в основном, не циркового круга - ее принимают театралы. Вообще же, профессиональная судьба этих ребят во многом типична для нашего общества: будучи состоявшимися и именитыми артистами, исколесив со своими номерами полмира, получив на престижном парижском фестивале в 94-м году «Бронзовую лошадь» и войдя в цирковую энциклопедию, они остаются практически неизвестными широкому украинскому зрителю.

Всколыхнуть это мертвое море они намерены в конце зимы - начале весны, поставив на театральной сцене спектакль «Пятое время года», который будет строиться на маленьких легендах о влюбленных. И вот что интересно - цирковой реквизит, трюки послужат не столько демонстрации ловкости, сколько выявлению тончайших душевных движений героев, созданию определенного настроения.

Можно с уверенностью сказать: наша публика, привыкшая разделять цирк и драму, такого не видела. Это будет представление по западным стандартам. Каков же цирк на Западе?

- Прежде всего, отличается само здание цирка, - говорят Влад и Саша. - Когда там показывают наш цирк, у всех круглые глаза. В таком дворце, считают они, нужно проводить фестивали. У них - шапито. В богатом шапито все покрыто коврами; в том, что победнее, - песок и гравий. Существуют цирки с историей, фамильные цирки, которым уже 300 лет. Кроме этого, цирковое искусство развивается в варьете и в различных шоу-программах.

Таких понятий, как «цирк для детей» и «цирк для взрослых», там нет. Любое выступление театрализировано. Многие цирковые штампы, которые укоренились в нашем сознании, в европейском цирке отсутствуют. Там не увидеть, к примеру, традиционных размалеванных клоунов, которые, в принципе, оставляют равнодушной взрослую часть публики. Настоящий клоун - это высочайшего класса актер, который реализует в действительность восприятие детства и который создает настроение совершенно особым образом: передачей цвета, использованием граффити и т.д.

В отличие от западного, наш цирк закостеневш, сер и беспол. Он состоит из собственно цирка, лучшие номера которого работают за границей, и многочисленных ночных клубов. У ночных клубов тоже нет денег, поэтому они приглашают мелких артистов: они дешевые, они спившиеся, они никакущие.

- Я общался с одним таким артистом, - рассказывает Влад - Говорю ему: лезь, карабкайся, выбивайся! А он: ну куда я пойду? Знаешь, говорю, иногда нужно прыгать с пятого этажа. Да, ты можешь поломать себе ноги, но ты полгода отлежишься в гипсе, вылечишься - и пойдешь дальше. Надо не бояться.

- А как вы охарактеризуете артистов киевского цирка?

Влад: Я делю циркачей на три категории. Первая - это фанаты цирка, для которых не существует ни дома, ни семьи, ничего. Вот он проснулся где-то в гостинице, пошел в цирк - и все, а вечером у него концерт, а после концерта он репетирует то, что «завалил», что у него не получилось. Это уникальные люди, и они «сгорают» очень быстро. Я видел таких жонглеров - у них все на пределе, на нерве, на последнем дыхании, ну просто как у Высоцкого, только вместо гитары - мячи.

Другая категория - это несостоявшиеся акробаты, бывшие спортсмены. В пятнадцать лет его научили крутить двойное сальто, поставили в номер - и он крутит его пожизненно. Больше в жизни он ничего не умеет.

Третья категория - я бы таких вообще в цирк не пускал - это люди, которые с детства где-то в студии как поставили себе номерок, так с этим номерком и зарабатывают на жизнь. До пенсии, до старости - одно и то же, человек абсолютно не развивается.

Повторяю: все лучшее у нас давно укатило на Запад. Половина наших коллег осталась в европейских странах на ПМЖ. Мы тоже работаем в основном за границей, но живем тут.

- Как чувствует себя за границей украинский артист? Отвечает ли его уровень требованиям Запада?

Саша: Вы не поверите, но в театре-варьете «Винтергарден», в фойе, висят фотографии циркачей, из которых почти все - украинцы, киевляне, закончившие Киевское эстрадно-цирковое училище. Это училище - сумасшедшая легенда во всем мире. И если раньше «пенку» снимала Москва, то сейчас украинский цирковой рынок просто хлынул на Запад.

Влад: Естественно, существует налог на рабочую силу с Востока. И варьете, чтобы пригласить нас на работу, должно, помимо нашей зарплаты, выплатить государству 40% из нашего гонорара. Поэтому если приглашают хорошие номера в хорошие варьете за хорошие деньги - то очень редко.

Артисты же мелкого уровня, которые едут на Запад осуществлять «западную» мечту, занимаются тем, что разносят кофе, собирают-разбирают шапито и даже пасут скот.

- Как пробились вы? Как вас заметили?

Влад: С экспериментальной цирковой студией Валентина Гнеушева мы ездили по просторам бывшего Союза, показывали номера и все это имело успех. Но стоять на месте не хотелось. Однажды я пришел к Гнеушеву и сказал: «Гениальное для страны мы уже сделали, теперь давайте сделаем маленькое, среднее, но для Запада». И мы создали пять номеров, которые имели успех в Европе. Нашим продюсером, менеджером и агентом была жена Гнеушева, француженка, но у нее этот бизнес не пошел, ее не приняли в высоких кругах, а нас заметили.

- Чем отличается наш зритель от западного?

Влад: Если ты показал номер и наша публика аплодирует тебе сидя, то за границей тебе будут кричать «браво!» и устраивать бенефисы. Если тебя восприняли тут, там ты будешь суперзвездой.

Саша: Зритель на Западе очень часто бесится с жиру. Ему хочется чего-то грязного, чего-то уродского - пощекотать нервы. В основном, этот дебилизм относится к новому поколению.

- Сколько стоит показ номера за границей?

Влад: Для артистов высокого уровня - в среднем 1000 долларов за номер. Но без связей в дорогие варьете или шапито и не сунешься. В противном случае получишь максимум 300 долларов за месяц.

- В чем заключается новаторство вашего подхода к исполнению номеров?

Влад: Беда рядового циркового артиста - в чрезвычайно низком интеллектуальном уровне. Ведь в большинстве случаев он ничего не знает, кроме своей работы. Нужно не только днями напролет стоять вниз головой, репетируя трюки, но и интересоваться литературой, связанной с конкретным образом. Основной наш принцип - духовность в развитии образа, претензия на интеллектуальность цирка. В том цирке, который мы хотим создать, интеллект человека должен быть высоким.

- Мне кажется, вы сознательно используете цирковой реквизит для пущего выявления, очерчивания образа, создания его характера.

Влад: Да, совершенно верно. Характер персонажа определяет реквизит, предмет. Насколько эксцентричен предмет, настолько же будет эксцентричен и образ.

Саша: Через цирковые приспособления мы пытаемся выражать чувства - это в первую очередь. Трюк служит для передачи определенного настроения, он несет смысловую нагрузку, а не только выявляет нашу спортивную форму. Сложный трюк - это, конечно, хорошо, но за ним хочется видеть одухотворенную личность.

- В нашем цирке личность всегда скрывалась то за гримом, то за одеждой, то за реквизитом.

Влад: А наш девиз - не прятать личность за цирковую мишуру, высвободить ее из-под многочисленных цирковых штампов.

Саша: В свое время мы в цирке - как протестанты в церкви - бросили все, взяли три мячика и решили создать что-нибудь качественно новое.

- Почти во всех ваших номерах в разных вариантах существует, живет история мужчины и женщины. Каким образом, по-новому, вы обыгрываете эту вечную тему?

Влад: Помогает специфика жанра. Цирк отличается, скажем, от театра тем, что внешние движения артиста никогда не вытекают из его внутреннего состояния. Иметь только чистое настроение - этого недостаточно. Но если взять поведение персонажа и добавить к нему внутреннее переживание, то получится органичный образ.

- Как рождается образ у Гнеушева?

Влад: При разработке образа нужно исходить из двух вещей. Во-первых, твоя собственная природа, твой характер. Когда к Гнеушеву приходят молодые люди и показывают трюки, он умеет моментально выделить характерность персонажа. Он смотрит на человека и видит, что этот человек - явный Арлекин, хотя по жизни корчит из себя Пьеро. Затем добавляется реквизит, который, как мы уже сказали, развивает характер, - и начинается рождение образа.

Второе, от чего нужно отталкиваться, - это от музыки. Вот, скажем, артист у Гнеушева репетирует Пьеро. Он встает в семь утра, включает музыку Вертинского и перед зеркалом входит в настроение, запоминая каждое удавшееся движение. Он должен запомнить именно это движение, именно в таком состоянии, поскольку на следующее утро может случиться все что угодно, и настроение будет уже не то.

- Насколько я понял, ядро вашего цирка составляет эмоционально подлинный образ, правда?

Влад: Не всегда. Сейчас, например, я хочу поставить номер, где вовсе нет никакого образа. Это должно быть похоже на французское барбекю - жаренное на раскаленном металле мясо.

Представьте себе железный шар, весь в отверстиях, на нем работает эквилибрист, работает всем телом - и вот это красивое, мощное, мужское тело «разбивается» на шаре, как на раскаленном железе. Причем пик, кульминация находится не в конце трюка, когда эквилибрист фиксирует стойку и все ему аплодируют, а где-то посредине, после чего органично, без фиксации, идет переход на следующий трюк.

Я хочу так выстроить драматургию трюка, чтобы довести до немыслимого, до предела мужскую красоту.

- Другими словами, вы помещаете персонаж в условия некоего конфликта, обыгрываете трюк так, чтобы проявились именно те качества персонажа, которые вам нужны.

Влад: Совершенно верно! Но мы не изобретаем велосипед. В любом виде искусства, кроме советского цирка, все пытаются обыграть. В расчет не берутся, конечно, глобальные постановки. Нельзя «Гамлета» притягивать за уши к цирку и заставлять героев жонглировать шпагой.

- Кроме спектакля «Пять времен года», что еще вы планируете создать?

- Мы мечтаем сделать программу в сугубо украинском стиле. Мы хотим обратиться не к тем нарядам, в которых выступают сейчас, не к той украинской попсе, а взять самые основы, истоки украинского костюма. Мы знаем, это будет трудно, ведь стереотип украинского искусства создан задолго до нас. Посмотрите, как у нас все однообразно и убого! Если казацкая тема - то обязательно шаровары с саблей, если не казацкая - шаровары без сабли. И потом - как объяснить народнику, всю жизнь протанцевавшему гопак, что в истории украинского костюма не было красных и синих шаровар. Был белый ситец или турецкий шелк. В боях же казаки отрезали куски одежды от убитого солдата и расшивали ими свои шаровары. В результате они скоро становились пестрыми, разноцветными.

Существовала также примета вышивать у себя на одежде крестики. Но опять же - не были они вышиты ровненько, красиво. Как могли, так и вышивали. Это такие мелочи, которые сейчас практически забыты. А мы хотим напомнить об этом, растрепать слишком «причесанные» народные постановки.

- И все же, отчего у нас в Украине судьбы большинства талантливых людей так странно схожи? Почему столь именитых, наделенных даром артистов здесь, на родине, знают единицы?

Влад: В Украине в крупном масштабе мы еще ничего не начинали делать.

Слава Богу, сейчас мы независимы материально и нам трудно помешать. Чего нам не хватает - это команды. Труппы в Киеве нет, и сейчас, преподавая в училище пластику и сцендвижение, я стараюсь хоть как-то создать направление, которого здесь пока не существует.

- Что вас больше всего удручает в молодых артистах?

Влад: Приземленностъ! В училище подходит ко мне ученик и говорит: помогите мне поставить трюк, я хочу заработать денег. Как ему объяснить, что вначале нужно создать легенду? Создать произведение искусства. Что нужно упорно и вдохновенно трудиться... Неприятие, непонимание этого на уровне психологии - вот что удручает!