ТЕАТР МИТНИЦКОГО — СЦЕНА И ЖИЗНЬ НАША СТРАНА ОЧЕНЬ НУЖДАЕТСЯ В РЕЖИССЕРАХ. ТАЛАНТЛИВЫХ И ПОРЯДОЧНЫХ

Поделиться
Одни, познакомившись с ним лично, относятся к этому неординарному человеку чуть ли не с обожанием. ...
Эдуард Митницкий (слева) и художник Даниил Лидер
Сцена из спектакля «Варшавская мелодия». Геля — Ада Роговцева, Виктор — Альфред Шестопалов
Мудрецы. Грузинский писатель и драматург Отиа Иоселиани (слева) и Эдуард Митницкий
Эдуард Митницкий

Одни, познакомившись с ним лично, относятся к этому неординарному человеку чуть ли не с обожанием. Других его парадоксальное мышление, едкий сарказм, умение безошибочно обозначить цель и столь же точно в нее попасть держат в сильном напряге. Но равнодушными он оставляет очень немногих. Киевский государственный театр драмы и комедии на Левом берегу Днепра, основанный Эдуардом Митницким 23 года назад, по возрасту годится старейшим драматическим коллективам украинской столицы если и не в правнуки, то уж во внуки точно. Тем не менее без театра Митницкого, как называют его коротко многие зрители, культурную жизнь Киева трудно себе представить. У этой труппы много верных и горячих поклонников. На премьерах здесь яблоку негде упасть.

А вообще вы не задумывались над тем, что наша сегодняшняя жизнь сильно нуждается в режиссерах? Хороших. Разных и плохих сейчас, к сожалению, более чем достаточно. Беседовать с художественным руководителем и директором Театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра, народным артистом Украины, профессором Эдуардом Митницким, говоря откровенно, непросто. Он и журналиста держит в таком же напряжении, как зрителей на своих спектаклях. Тем не менее признаюсь, встреча с ним была очень даже нескучным занятием.

Демократ
sили диктатор?

— Мне кажется, чтобы стать режиссером, недостаточно одного таланта, ну и, понятное дело, специального образования. Такой человек по своему психологическому складу должен быть лидером. Пожалуй, ему необходимы даже авторитарные наклонности. Вы с этим согласны? Встречаются ли среди представителей данной профессии, так сказать, демократы по призванию?

— Возможно, в режиссерском цеху они пока не вымерли как мамонты. Но с финишной прямой сходят достаточно быстро. Людей не обязательно подчинять себе с помощью насилия, хотя некоторые постановщики пытаются построить карьеру именно на этом. Артистов можно завоевывать силой духа и убеждений, знаниями, умением, дипломатией. Наконец, если хотите, некими проявлениями, которые принято называть политикой. Сразу признаюсь, этого стиля и самих подобных «политиков» не люблю. Но, хотим мы того или нет, любая форма подчинения является авторитарной. Не мытьем, так катаньем. Как иначе сплотить и объединить в коллектив очень непохожих людей? Ведь они по-разному мыслят и столь же неодинаково чувствуют. Следовательно, тянут в совершенно противоположные стороны. И если идти за артистами… Хотя изредка встречаются режиссеры, которые, терпеливо выслушав актера, говорят: ну, показывайте…

— А среди великих постановщиков, оставивших яркий след в мировом искусстве, были люди с мягким характером?

— Те, кого я знал лично, как на подбор, заядлые авторитарщики. Иное дело, как это выглядит на практике, какими методами реализуется: грубо, прямолинейно, а то и вообще по-хамски или все же как-то по-другому. Предпочитаю, когда по-другому.

— Значит, вы сторонник интеллигентной авторитарности?

— Скорее наоборот — авторитарной интеллигентности.

— Однажды, когда во время утреннего спектакля вы тихо вошли в зрительный зал (а нужно сказать, мой собеседник выглядит чрезвычайно благообразно), малыш, пришедший на утренник вместе с мамой, воскликнул: «Смотрите, вот Бог!» Но характер-то у вас, как сплетничают артисты, отнюдь не божественный. Импульсивность и вспыльчивость не мешают вашей работе? Ведь главреж чем-то напоминает дипломата. Он должен быть не только тонким психологом, но и мастером компромиссов.

— Смотря что под данным термином понимать. Для меня границы компромисса обозначены очень четко. Есть рамки, за пределы которых я никогда не выйду. Соглашение возможно в способе воплощения моей точки зрения. Но ни в коем случае не в погружении в несвойственные мне воды. Поэтому речь идет только об «авторитарном» компромиссе. Принципами и убеждениями не поступаюсь.

— И все же возвратимся к огрехам характера. Конечно, тема не самая приятная. Но о вашей импульсивности в театре ходят легенды. Рассказывают, что когда некий начальствующий меценат во время одной из репетиций предложил тут же, в зале, накрыть стол, а затем, несмотря на все увещевания, стал приводить свой замысел в исполнение, вы его просто выставили на улицу.

— Не «просто» и, конечно, не собственноручно. Когда непрошеный гость начал объяснять, откуда он и кем является, рабочие нашего монтировочного цеха, по моей, разумеется, просьбе, взяли его под белы рученьки и спустили с лестницы.

Если же говорить о вспыльчивости, то в нашей профессии исключительно важно ярко и непосредственно чувствовать. Ведь режиссура начинается с восприятия жизни, события, ситуации, человека, наконец, каждой строчки пьесы. И если вы не находитесь «в градусе» материала, которым занимаетесь, артисты за вами не пойдут. Вы их не заразите своим видением, не увлечете собственным энтузиазмом. Но главное, они не поверят, что все, сказанное вами, — истина в последней инстанции. А коль так, то и проявления искры Божьей вы не дождетесь. Получается своего рода цепная реакция. Только наоборот.

Правда, иногда чувствую: мне что-то мешает. Допустим, попался дурак-артист. Как ни грустно, такое в театральной жизни случается. И нередко. Когда человек неумен, часто начинается фанаберия. Такой Актер Актерыч обычно живет в своих заранее заданных и очень ограниченных представлениях. В радиусе его возможностей это, вероятно, и правильно. Но мои представления о мире с его ментальностью, увы, не стыкуются. Когда в пьесе Горького «На дне» квартальный говорит герою-Луке (цитирую по памяти): «Что-то я тебя в моем участке не заприметил», тот замечательно отвечает: «Это потому, батюшка, что не весь мир в твоем участке поместился».

Если к человеку пытаешься подступиться и так и сяк, стараешься разбудить, расшевелить его воображение, подействовать с разных сторон, а он наглухо забетонирован, что прикажете делать? Когда не удается «авторитарно» пробить брешь в таком монолите, я ему внушаю: не понимаешь, делай, как тебе говорят. А не хочешь или не можешь — уходи. Вы считаете, здесь как-то негативно проявляется мой «непростой» характер? Да в подобном случае и господин электроутюг потерял бы терпение!

Знаете, я, наверно, слишком уж старорежимно отношусь к театральным традициям. Театр (в обобщенном значении) продолжает для меня оставаться Храмом, который постепенно разрушается и приходит в запустение. Слава Богу, его в советское время не успели снести с лица Земли, подобно московскому собору Христа Спасителя, нашему Михайловскому и многим другим замечательным памятникам духовности. Повторяю, в нашем озверелом мире театр для меня Храм. И если к чему-то важному здесь относятся наплевательски, допускают бестактность, нарушают элементарную этику, начинаю, что называется, выть прямо-таки по-волчьи. Другая причина — я создал Театр драмы и комедии на Левом берегу Днепра собственными руками. Это мое детище. Если вижу тут недочеты, замечаю какие-то недостатки, для меня не существует ни великих, ни малых. В конце концов мне, как любому нормальному человеку, живущему в наше нескучное время, чтобы взорваться, нужен лишь повод. Это, естественно, плохо. Каюсь. И работаю над собой. Уже очень много лет…

А если дурак талантлив?

— Десятки тысяч людей без запинки назовут фамилии актеров, сыгравших главные роли в фильмах «Служебный роман» или, скажем, «Москва слезам не верит». Но лишь сотни вспомнят имена постановщиков этих картин. Боюсь, та же история с театральными режиссерами. Массовый зритель идет на популярных артистов. Фамилию постановщика спектакля многие просто не знают. Для честолюбивого человека постоянно оставаться в тени, наверно, неприятно. Вы не испытываете ревности к актерской славе?

— Начнем с того, что я не был в тени. Даже когда хотел. В данном отношении у меня комплексов нет. Очень люблю умных людей. Особенно тех, которые интеллектуально превосходят меня самого. К таким неординарным личностям тянусь всей душой. Бывает, вы имеете дело с умным актером, человек же он весьма недалекий. Но иногда случается наоборот — человек явно умен, а как актер ограничен. Когда в ком-то все сочетается — ум проявляется и в жизни, и на сцене, чувствую себя той шубой, которую в «Бесприданнице» Островского Паратов стелил под ноги Ларисе.

Что же до актерской славы, то нередко она создается мимолетной, малоквалифицированной, безвкусной, а иногда и просто глупой рекламой. Те, кого она возносит, часто бывают временщиками. Однако слава, а равно симпатии публики, любовь поклонников рождаются и по-другому. Они накапливаются десятилетиями. Артист становится популярным не оттого, что он сыграл одну роль в посредственном фильме или столь же сером сериале, а потому, что он вкалывает всю жизнь, раскрывая от роли к роли свой человеческий диапазон и артистическую виртуозность.

— Но слава — дама капризная. Разве актер не может проснуться знаменитым, сыграв лишь несколько раз в поставленном вами блестящем спектакле. Таких исполнителей, случается, помнят и двадцать лет спустя, а того, кто их вывел на орбиту, публика забывает. Или, что еще хуже, не знает вообще.

— Вы полагаете, что все вдруг возьмут и скажут, что я либо кто-то другой поставил гениальный спектакль? Полноте, такого никогда не было и быть не может. Это просто противно природе homo sapiens. Обычно сколько людей, столько мнений. Многие заявят, что новая работа не так уж и хороша. И если одни станут утверждать, что N сыграл просто божественно, то другие легко найдут в его исполнении массу существенных недостатков. Но, допустим, артисты в моем спектакле действительно прославились. Что же, я должен к ним испытывать ревность? Да я буду только счастлив! Завидовать в таком случае — все равно, что ревновать к успехам собственного сына. Помилуйте, его триумф — смысл моей жизни!

— У художественного руководителя театра в труппе нередко бывают фавориты и пасынки. Какие качества вы цените в актере больше всего? Как реагируете, если он (или она) в придачу к индивидуальности и таланту сумасброден, вспыльчив, ершист? Если считает себя пупом Земли?

— У режиссера, как у всякого человека, могут быть симпатии и антипатии. Это вполне естественно. Но я создавал свое дело на голом месте. И постарался обойтись без эгоцентриков. В мой театр не попали ни «пупы», ни другие части тела. Сюда пришли деловые, работящие и разумные (в смысле творчества) люди. Слава Богу, тогда, в 1978 году, нам дали много квартир. У меня была возможность выбирать артистов. Сейчас подобная тенденция стала традицией театра. Ни один эгоцентрист, хам или откровенный дурак в мою труппу не попадет.

— А если он еще и откровенно талантлив?

— Вы полагаете, что подобное возможно? Мне кажется, это миф. Иногда слышишь: вот, мол, почти неграмотный артист, а как играл… Я в таких случаях отвечаю: если он был бы еще и грамотным, цены б ему не было. Для меня исключительно важен человеческий фактор. Если бы мне пришлось выбирать между умным и талантливым, я бы без колебаний остановился на умном. Такой человек хорошо представляет свои возможности, или, выражаясь точнее, четко видит планку. В заоблачную высь его не занесет, но и о землю он не ударится. А талантливый может…

— Так ведь он способен дать в спектакле такой мощный всплеск, что…

— Все, как ни грустно, проходит. «Всплеск» в конце концов растекается. Но, не забывайте, рядом с ним можно ожидать всякого: и себялюбия, и презрительного отношения к коллегам. Одно слово, он «пуп».

— Значит, талантливого себялюбца, эгоцентриста и бузотера вы в свою труппу не пригласите?

— Вот уж что да, то да. Ни за что!

Феномен «Варшавской мелодии»

— Поклонники Национального академического театра русской драмы имени Леси Украинки одной из его лучших послевоенных постановок считают «Варшавскую мелодию». В чем вы, режиссер того знаменитого спектакля, видите причину такого многолетнего неувядаемого успеха?

— Пьесу Леонида Зорина играли в Москве, Ленинграде, Минске и других городах. В «Варшавской мелодии» были заняты лучшие актеры страны — Борисова, Фрейндлих, Климова, Ульянов. Но те широко известные спектакли были поставлены на исполнителей. А наш — на идею, причем протестную. Мое поколение режиссеров считало своим долгом протестовать против тоталитаризма и насилия. Конечно, скажем, Юрий Любимов в Театре на Таганке это делал смелее и откровеннее других. Мы, провинциалы, таких возможностей не имели (да и его популярности тоже). И вот появился повод излить душу, высказать свою боль, заявить протест по поводу того, что все мы ходили в коротких штанишках, а когда делали шаг в сторону, нам в лучшем случае строго грозили пальцем.

— Разве пьеса Зорина на это тянула?

— Вполне. Когда Сталин в свое время запретил браки с иностранцами, его дикое решение стало издевательством над чувствами, насилием над любовью — самым возвышенным, великим и важным, что оставалось в нашей несладкой жизни. Недаром пьеса подверглась в свое время столь яростному остракизму. Сразу после премьеры на театр обрушился шквал разгромных рецензий. «Культура і життя» назвала наш спектакль «бездарным и беспомощным». «Правда Украины» ей возразила. Нет, мол, это неверно. Спектакль очень талантливый, но… антисоветский. А ведь время было тревожное: 1968 год — чехословацкие события. Честно говоря, ни я, ни коллеги не представляли, как выбраться из создавшейся ситуации. В газетах — поток отрицательных отзывов, авторы которых словно соревнуются друг с другом в подборе бранных эпитетов, а зрители валят валом. Театральные критики наперегонки выслуживались перед властью, вытирая ноги о нашу работу.

Наконец посмотреть «Варшавскую мелодию» пришел первый секретарь Киевского горкома партии, член политбюро ЦК КП Украины Александр Ботвин. Ну, думаю, пан или пропал. После окончания спектакля подходим к ответственному лицу, а оно (лицо) улыбается: «Видите, сколько у вас зрителей и какой прием (исполнители главных ролей Ада Роговцева и Альфред Шестопалов выходили на поклон 14 раз)! Вот это и есть главный судья. На все остальное не обращайте никакого внимания». Согласитесь, услышать подобное в 1968 году из уст члена политбюро было более чем непривычно. А вслед за этим состоялись гастроли театра имени Леси Украинки в Ленинграде. И, представьте, первая же рецензия на нашу «Варшавскую мелодию» оказалась вполне положительной. И пошло, и поехало! Будто по мановению волшебной палочки, все повернулось. Что ни писали о спектакле, все было со знаком плюс.

Знаете, так случается, когда в воздухе словно что-то витает.

— Кто же в успехе «Варшавской мелодии» был виноват больше? — драматург, режиссер, актеры? Или все в равной степени?

— Если в те суровые времена нас никто не смог поссорить, то и сегодня вбить клин вам не удастся. «Виноваты» были мы все. Спектакль показали 811 раз. Он шел бы еще, но в Польше начались события, связанные с «Солидарностью». А наши перестраховщики на такие вещи реагировали молниеносно. Коль в Польше плохо, рассудили они, значит пьесу на польскую тему следует немедленно снять с репертуара. Таких метаморфоз в моей жизни было великое множество. Помню, в Казани поставил пьесу чехословацкого драматурга Павла Когоута «Дом, где мы родились». Я получил за спектакль первую премию на Всероссийском фестивале. И вдруг трах-бах — его с треском снимают. Оказывается, Когоут с Гавелом стали организаторами и вдохновителями Пражской весны.

Впрочем, зачем ходить далеко? Вот пример более свежий. В 1994 году в Театре имени Леси Украинки я поставил «Пять пудов любви». Поверьте, это был хороший спектакль. Но одному очень влиятельному человеку нужно было во что бы то ни стало убрать меня из театра. И что вы думаете? Нашлись подонки-критики — иначе назвать таких людей не могу, — которые начали цинично выполнять «заказ». Моя работа уничтожалась хладнокровно и целенаправленно. А недавно я прочел в одной из газет: «Легендарный спектакль «Пять пудов любви»…»

Театральный развод по-киевски

— Ваш уход из Театра русской драмы имени Леси Украинки был цивилизованным «разводом» или разрывом, сопровождавшимся серьезными моральными травмами, оставившим рубцы в душе?

— Начнем с того, что я уходил дважды. Попал я сюда в начале 60-х годов в качестве коллеги-помощника выдающегося режиссера и педагога Леонида Варпаховского, который ставил в Киеве два спектакля. А в 1965 году, когда художественным руководителем театра стал Юрий Лавров, меня пригласили на постоянную работу в качестве режиссера-постановщика. Первым моим спектаклем стала «Поднятая целина». Потом были «Традиционный сбор», «Варшавская мелодия», «Странная миссис Севидж», «Справедливость — мое ремесло», «Варвары», «Мария», «Человек со стороны» и другие работы. Между тем, главным режиссером русской драмы назначили Бориса Эрина. Помню, на просмотре «Варваров» один умный человек мне сказал: «Посмотри на лицо Эрина… Ты ему не нужен…» К сожалению, театральный пророк не ошибся. Вскоре Эрин вывесил список членов нового состава художественного совета. Я, режиссер, в него не вошел, хотя случалось, в месячном репертуаре из 26 спектаклей 19—20 являлись моими. Что оставалось делать? Только одно — подать заявление. Это был мой первый уход. Теперь поговорим о втором.

В 1978 году с легкой руки тогдашнего министра культуры — умнейшего и образованнейшего человека Сергея Бесклубенко — в Киеве решили организовать новую драматическую труппу. Так я стал художественным руководителем Театра драмы и комедии на Левом берегу Днепра. А четырнадцать лет спустя другой министр культуры — академик Иван Дзюба предложил мне возглавить Театр имени Леси Украинки, и я рискнул принять его предложение.

— Мне показалось, вы подчеркнули слово «рискнул». Почему подобное решение вам представлялось рискованным?

— Видите ли, это был сильно разбалансированный коллектив. Его требовалось главным образом дисциплинировать. Здесь не существовало ни художественных позиций, ни художественной линии. Каждый артист был сам себе режиссером и теоретиком искусства. Следовало осторожно, без резких рывков попытаться такую ситуацию изменить. Ибо ни на какие сделки художественного и творческого характера я идти не собирался.

— Разве театр звезд — это плохо?

— Подобного понятия вообще не признаю. Потому что у всех звезд одна и та же печальная участь. В конце концов они гаснут. А крепкий профессионал, даже крепкий ремесленник — надежная опора театра. Короче говоря, передо мной встала дилемма: либо решиться на серьезные компромиссы, либо...

— Говорят, подоплекой второго ухода из театра стало ваше отношение к двум актрисам — любимице киевлян, широко известной во всех странах СНГ Аде Роговцевой и молодой, энергичной, быстровосходящей звезде.

— Пожалуй, это, и впрямь, уже секрет Полишинеля, хотя мне очень грустно возвращаться к этой теме. Пожертвовать Адой Николаевной?! И высокопоставленные покровители «быстровосходящей звезды» сделали все возможное, чтобы меня из театра убрать. А выполнен данный замысел был весьма оригинально: ликвидировали должность художественного руководителя! Случай в нашей практике беспрецедентный. И я вернулся в свой Театр драмы и комедии на Левом берегу Днепра…

— В чем, по вашему мнению, причина некоего театрального феномена? Сегодня, когда можно ставить практически все что угодно, отдельные киевские труппы (какие конкретно, знаем, но называть не будем) сбиваются на малозначительный, мелкотравчатый репертуар. Очевидно, они это делают, чтобы ублажить самого невзыскательного зрителя, из чисто меркантильных соображений. Вы нередко поступаете наоборот. Сознательно рискуете?

— Со мной уже много лет работают мои талантливые ученики. Юрий Одинокий, Дмитрий Богомазов, Дмитрий Лазорко, Алексей Лисовец — люди, остро чувствующие время. Правда, и время их «прощупывает»: мои ученики больше начали сбиваться на визуальный театр. Тем не менее, благодаря своей одаренности, наши режиссеры могут ставить самые сложные произведения, в которых отражают общечеловеческую боль и надежды...

— В послевоенное время о политике и многих общественно значимых вещах советские драматурги и режиссеры говорили преимущественно эзоповым языком. Но в конце 80-х — начале 90-х годов в пьесах начали все явственнее проявляться политические мотивы. Некоторые из таких спектаклей, часто с намеками и даже полунамеками, пользовались бешеным успехом у зрителей. А сегодня, когда со сцены можно сказать все, публицистические мотивы не в моде. Почему ваш театр не стремится поставить спектакль, который бы задевал людей за живое, пробуждал от спячки, потрясал, заставлял делать выбор, искать ответы на актуальнейшие, острейшие проблемы, стоящие перед страной? Нет таких пьес?

— В конце вашего вопроса прозвучал ответ. Действительно нет. А, собственно, откуда им взяться? Учтите, что безвременье сказывается и на эстетической системе общества. В том числе на драматургии. В начале 90-х годов страна наконец получила возможность услышать всю правду о советской власти. И о ней уже сказано очень многое. Но сегодня мы начинаем понимать, что история есть история. Не все в советские времена было плохо. Конечно, есть вещи страшные. Но не сбросишь со счетов и то, что защищало человека от мусорных баков. Хорошее, как и плохое, познается в сравнении. А теперь зададимся вопросом: о чем говорить сегодня? Давайте признаемся честно. Писать обо всем уже тоже нельзя. Хотя бы по той причине, что очень трудно что-либо издать. Это нужно делать на свои кровные либо на средства спонсоров — людей с бритыми затылками, облаченных в красные пиджаки. Им произведения, серьезно исследующие жизнь, без надобности. Вы же видите, какие «литературные» перлы лежат на прилавках.

А как живут сегодня наши «инженеры человеческих душ»? Скажем прямо, неважно. Многие сдали свои просторные квартиры в писательском доме на улице Богдана Хмельницкого и переехали в однокомнатные. На разницу в их стоимости они существуют. Немудрено, что художественных произведений, отражающих время, вскрывающих его язвы и прогнозирующих будущее, сейчас не найдешь днем с огнем. Может быть, они и пишут, да кто издает? Полагаю, безвременье в эстетике будет длиться дольше, чем безвременье в обществе. Чтобы осмыслить происходящее, необходима дистанция.

Театр при советской власти был орудием пропаганды и агитации. А нынешним власть имущим он не нужен вообще. Зачем им поддержка искусства, когда стоит выложить мешок с дензнаками, и все проблемы решаются как по волшебству. Театр сейчас политиков не трогает и никому не мешает. На него просто не обращают внимание.

Зачем раздевать героиню?

— Последователи Зигмунда Фрейда считают, что в работе многих людей искусства, в том числе, естественно, и режиссеров, проявляются их подсознательные сексуальные комплексы. Оказывают ли они сколь-нибудь заметное влияние на ваши постановочные решения? В качестве примера могу привести эпизод из спектакля «Пять пудов любви», когда героиня забирается в бочку, в которой сидит ее любимый мужчина.

— Если не оказывают, то режиссер просто спектакледелец. Человек творческий непременно существует на вывороте души. Но, понятное дело, мир, который он выворачивает, нельзя буквально соотнести с отдельными мизансценами. Если же вы хотите спросить, не извращенец ли я, то отвечу: нет. Однако я сторонник страстей. И считаю, что человек родился для Любви. Она является моей главной темой. Ибо выше, интереснее, богаче этого ничего в жизни нет.

— Сегодня, чтобы режиссер выглядел модным и современным, в его спектакле должны раздеть героиню. Как вы относитесь к такому приему? Не считаете его недозволенным? Или, если актриса молода и хороша собой, то почему бы не поделиться радостью от созерцания ее тела со зрителями?

— Мода господствует на подмостках уже не одно столетие. Коснулась она и нашего времени. Что же тут неестественного? Сейчас доступ к женскому телу значительно упрощен. Нынешние нравы пуританством не отличаются. Вспомните, как ведут себя на улице молодые люди. Они из песни слов не выкидывают: и он — матом, и она — матом. Причем это вполне современная и «цивилизованная» молодежь. С точки зрения высокой морали тут явная аномалия. Но в ней пребывает все общество — как говорится, по горизонтали и вертикали. Могут ли вдруг этика и эстетика оказаться в стороне? Конечно же, сие коснулось и сценических подмостков. Многие нынче уверены: если есть что показать, грех не воспользоваться. Ничего страшного тут не вижу. В моих спектаклях ню было, есть и, возможно, будет. Но важное уточнение: непременно к месту. Это зависит от такта, вкуса и способностей режиссера. Хотя что может быть прекраснее породистого и стройного женского тела!

— Эдуард Маркович, вы человек влюбчивый? Не случалось, что к концу репетиционного периода без героини спектакля не могли уже жить?

— Отвечу честно: бывало. Но вы удачно выразились. Именно без героини. Хотя ее часто отождествляют с играющей в спектакле актрисой. Я вообще больше люблю пьесы, где главное действующее лицо — женщина. По-моему, женская душа куда многогранней, сложней и интересней мужской. Впрочем, моя влюбленность обычно бывала, как бы точнее выразиться, краткосрочной командировкой в неизвестное.

— Если бы вам предложили шикарный особняк в районе крутого дачестроения — поблизости Кончи-Заспы или кругосветное путешествие с заходом на Мадагаскар, в Новую Зеландию, Австралию и, скажем, на остров Пасхи, что бы вы выбрали?

— Месяц отдыха на своей скромной даче в Ирпене. Она меня вполне устраивает. Знаете, я столько поколесил по свету, что от дальних странствий, пожалуй бы, отказался. Понимаю, вы хотите определить, как я отношусь к материальными благам. Нормально. Если предложат хороший гонорар, возьму, но вырывать деньги из глотки не стану. Я люблю комфорт. Но добротные вещи, со вкусом обставленная квартира и роскошь — понятия разные. Хорошо, когда не думаешь о хлебе насущном и ни от кого не зависишь. Моя жизнь должна быть приспособленной к работе. Это самое главное.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме