«Спасибо вам, и сердцем, и рукой…» Вера Таривердиева: «На премьеру сиквела «Иронии…» я шла со страхом»

И в наступившем году зрителей будоражит продолжение легендарного фильма «Ирония судьбы, или С легким паром!». Музыку к первой рязановской «Иронии...», как известно, более тридцати лет назад написал Микаэл Леонович Таривердиев. Его же музыкальные фрагменты звучат и в новой картине Тимура Бекмамбетова. Супруга знаменитого композитора — Вера Таривердиева — в интервью «ЗН» призналась, что в новой ленте она согласна с авторской мыслью о том, что сегодняшняя жизнь абсолютно сумасшедшая и малоромантичная.

Немногие нынешние члены Союза композиторов могли бы сказать, что за последние одиннадцать лет их произведения звучали чаще, чем музыка Таривердиева. К ней как-то плохо применимо современное слово «востребована», она — нужна. Многим, в том числе и кинорежиссерам, снимающим новые фильмы. За одиннадцать лет вышло четыре фильма с музыкой знаменитого композитора, чьи мелодии вдохновляли создателей «Иронии…», «Семнадцати мгновений весны», «Дорогой Ольги Сергеевны».

В разговоре с Верой Таривердиевой невозможны «мемориальные» интонации. Она живет сегодняшним днем… Под музыку своего мужа.

«До конца жизни Таривердиев ждал звонка от Рязанова»

— В наше «время тотальной попсы (это я вас цитирую), время практичных людей, а также культа денег и отсутствия — не иллюзий, нет, высоких идеалов» музыка Таривердиева ведь по-прежнему востребована?

— В кино Микаэла Леоновича всегда любили. Он написал музыку к 132 фильмам и вошел в Книгу рекордов Гиннесса 2002 года как обладатель самого большого количества национальных премий за музыку в кино.

В 1998 году Сергей Урсуляк, для которого Микаэл Леонович написал музыку к фильмам «Русский регтайм» и «Летние люди», снял новый фильм — «Сочинение ко Дню победы» — и почувствовал, что не может обойтись без музыки Таривердиева. И она там прозвучала, как всегда, словно проявив, сделав осязаемым многое, что с трудом поддается выражению чисто визуальными средствами. Потом Андрей Осипов снял документальный фильм о Цветаевой, где музыка Микаэла Таривердиева определила интонацию всей картины.

В прошлом году завершилась работа над четырехсерийным игровым фильмом о жене Сталина. Когда картина была в работе, продюсер Мира Тодоровская позвонила мне и попросила помочь с музыкой. Я посмотрела материал, и мне пришло в голову использовать музыку, которую Микаэл Леонович написал 12 лет назад для анимационного фильма «Даниил». Тема крушения Иерусалима и пиров Вальтасара стала темой Сталина; получилось вполне органично. К тому же эта музыка еще ни разу не исполнялась публично, поскольку с мультипликационным фильмом тогда что-то не заладилось и музыка так и осталась лежать в шкафу.

Ну и, конечно, совершенно отдельная история — рязановские «Тихие омуты».

— Как раз вот эту историю и хотелось бы узнать в подробностях…

— Ну, если с самого начала, тогда надо рассказать о том, как очень давно, будучи еще совсем молодым, Микаэл Леонович на спор написал песню, «которую запоет улица». Это — «На Тихорецкую состав отправится». «Улица» ее действительно запела. Песня стала «народной». В том смысле, что никто не помнил фамилии автора. Однажды на пляже в Пицунде Микаэл Леонович услышал, как Рязанов мурлычет себе под нос эту «народную» песню. А они были знакомы давно. Но именно этот момент можно назвать точкой отсчета времени их творческого сотрудничества. К сожалению, довольно краткого… «Ирония судьбы» была одним из самых любимых фильмов Микаэла Леоновича. Он гордился своей работой, очень ценил отношение к себе, к своей музыке Эльдара Рязанова. Композитор говорил, что на всем кинематографическом пути так за него дрался только один человек — это Рязанов. Конечно, Микаэл Леонович ждал (возможно, до конца жизни), что Рязанов позвонит ему и пригласит на новую картину.

Разумеется, я готова была работать день и ночь. Мы прослушали километры записей. Что-то у нас дома, что-то Эльдар Александрович брал с собой. Так шла напряженная работа над музыкой к «Тихим омутам». Сегодня я вспоминаю об этом как о дорогих моментах жизни и несказанно признательна Эльдару Александровичу за этот эксперимент.

— Без «Иронии...» в канун Нового года ну никак не обойтись…

— Ну да! Ведь это же рождественская сказка, рассказанная по всем строгим законам жанра. Смотрят же люди вот уже как минимум 30 лет один и тот же сюжет вертепного театра и каждый год ждут, что кто-то придет и покажет его еще раз. Так и с «Иронией...».

— А вы сами ее смотрите?

— Давным-давно, когда мы с Микаэлом Леоновичем еще не могли открыто встречать Новый год вместе, я приезжала к нему под вечер, мы переводили все часы в доме на четыре часа вперед, ставили «Иронию судьбы» — и наступал Новый год. Наступал именно в этот момент…

— А как вы относитесь к попытке нового поколения кинематографистов продолжить эту рождественскую сказку?

— Я видела этот материал еще в феврале. Слушала то, что сделали с музыкой. Была на премьере в клубе «Эльдар». Конечно, шла на эту премьеру со страхом. Как и многие, наверное, кто любит старый фильм. В новой «Иронии...» мне важно желание создателей сделать акцент на нашей сегодняшней жизни — вполне сумасшедшей, неромантичной. Совсем иной — не той, что была в старой «Иронии...», — а это доброта, искренность и романтизм. Еще важно желание попытаться из нашего времени послать привет тем, кто создал ту новогоднюю сказку. Для Микаэла Леоновича, когда он работал над картиной, главным было — создать ощущение Рождества. И это ему удалось. Музыка воспроизвела именно ту интонацию фильма, которая притягивает к нему и сегодня.

Я знаю, что авторы новой «Иронии...» шесть лет работали над сценарием. Сценарий веселый, современный, он отражает нынешнее состояние многих молодых людей и их стиль жизни. Когда со сценарием определились, стали определяться и с музыкой. Было ясно: чтобы не разрушить «Иронии...», нужна интонация именно Таривердиева. И я рада, что музыка Микаэла Леоновича звучит для нового поколения, в новой «Иронии...». Пусть это — только вариации его тем. Но все-таки в кульминационный лирический момент картины — таривердиевская мелодия в оригинальном, «старом» облачении, в его оркестровке. Звучит его ощущение Рождества и любви.

«Симфония о Чернобыле рождалась в композиторе «изнутри»

— Чем был памятен для вас ушедший год? Если можно так сказать, под каким «знаком» он для вас прошел?

— Под знаком Международ­ного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева. В мае был первый отборочный тур в Гамбурге, в июне — в Уорстере (это небольшой университетский город в США, рядом с Бостоном), в августе — в Москве. Ну а 2 сентября состоялось торжественное открытие конкурса в родном для него Калининграде.

— Географические масштабы впечатляют.

— Это Мартин Хазельбек, руководитель оркестра «Венская Академия», придумал проводить первый отборочный тур в разных городах, чтобы в конкурсе могли принять участие как можно больше исполнителей из Европы. Два года назад мы впервые провели первый отборочный тур в Гамбурге и в Москве. Состав участников конкурса действительно резко изменился. Хотя в Гамбург ездили и российские органисты, для них это редкая возможность общения с историческими инструментами. Ну а североамериканский отборочный тур в Уорстере — это уже инициатива Джеймса Дэвида Кристи, органиста Бостонского симфонического оркестра, который был в составе жюри предыдущего IV конкурса имени Микаэла Тари­вер­диева. Американская гильдия органистов взяла на себя все расходы, связанные с организацией этого тура, и даже оплатила для двух его победителей — Роберта Хортона и Джонатана Олденгарма — дорогу до Калининграда. Роберт победил не только в отборочном туре, но и в конкурсе вообще. Ему достались первая премия и главный приз конкурса — янтарная статуэтка Органного Ангела. Очень талантливый украинский органист Тарас Багинец стал дипломантом пятого конкурса, на четвертом конкурсе он получил вторую премию.

— За восемь лет вы стали успешным продюсером довольно заметного музыкального проекта, во всяком случае, как утверждает пресса.

— Я себя таковым не считаю. Официально я — арт-директор конкурса. Но факт есть факт: сегодня его организация — моя жизнь, моя работа.

— А что сыграло роль того яблока, после падения которого вы воскликнули: «Эврика! Нужен конкурс имени Таривердиева. Причем не вокалистов, не композиторов, пишущих для кино, а именно органистов»?

— Людмила Габрия-Галустян, по-моему, может претендовать на звание роковой женщины в вашей судьбе. Микаэл Леонович в своей книге «Я просто живу» рассказывает, как однажды, отдыхая в Сухуми, попал на концерт Людмилы. Далее цитирую: «После концерта, когда мы познакомились и ели в очень гостеприимном доме ее родителей целиком зажаренного поросенка, Люда попросила меня написать что-нибудь для нее. И я написал свой первый концерт для органа «Кассандра».

— История абсолютно правдивая, могу подтвердить. Но дальше, на следующей странице той же книги, о том, как вскоре после возвращения из Сухуми Микаэл Леонович оказался в Западном Берлине, познакомился там с замечательным художником Кристофом Ниссом и увидел серию его работ под общим названием «Кассандра». Вернувшись, он посвятил свой первый концерт для органа Кристофору Ниссе и назвал его «Кассандра» (первоначально концерт планировалось назвать «На тему Фрескобальди»). Перед премьерой концерта Микаэл Леонович написал:

«Если Кассандра времен эллинов предупреждала об опасности гибели своих соотечественников, то сегодня такая опасность угрожает всем нам, всей планете, где уже не будет ни победивших, ни побежденных… Не пора ли нам остановиться? Вот о чем серия картин Кристофа Нисса «Кассандра». Вот о чем мой Концерт для органа «Кассандра».

— Это было в 1985 году?

— Да, в 1985-м. Когда еще тихо было в Абхазии, ничто не предвещало войну ни в Карабахе, ни в Югославии, ни в Чечне.

— Но менее чем через год «большая звезда… пала на третью часть рек и источники вод. Имя сей звезде «полынь», или, по-украински, Чернобыль.

— Микаэл Леонович именно так это и ощущал — библейски, мистически. Мы были в Чернобыле в сентябре 1986 года. Микаэл Леонович выступал перед людьми, которые работали на ликвидации аварии. Он вернулся облученным. И буквально — хотя это не сравнить с тем облучением, которое получали люди, работавшие на станции, — и в другом, более глубоком смысле. Он считал, что Чернобыль — это рубеж, черта, к которой подошло человечество, и теперь уже невозможно жить, не осмыслив, куда мы все — мы как человечество — идем. Вторая часть его Симфонии для органа «Чернобыль» так и называется — Quo vadis?

Поначалу Микаэл Леонович не собирался ничего писать о Чернобыле. Но весной 1987 года симфония появилась в нем сама. Микаэл Леонович вообще писал музыку, которую слышал внутри себя. Мог подойти к инструменту и от начала до конца сыграть оперу. Это было в порядке вещей. Но на сей раз это ощущение «саморождения» музыки было, вероятно, особенно острым. Он говорил, что чувствует себя всего лишь приемником, который поймал какую-то волну и должен просто записать то, что слышит.

Меня часто спрашивают, какое произведение Микаэла Леоновича я люблю больше всего. Я все люблю. Но Симфония для органа — это что-то особенное, отдельное, ни на что не похожее. Это уже даже не музыка, а какой-то очень важный мистический смысл, который ему был послан и который он записал в нотах. В одном из последних интервью его спросили, почему он не уехал из страны, имея возможность работать в Голливуде. Он полушутя ответил, что любит свой диван. Сегодня я на этот вопрос отвечаю так: он не уехал из страны, потому что должен был написать Симфонию для органа «Чернобыль».

— Но потом было еще десять лет плодотворного творчества.

— Я бы сказала, что вся музыка Микаэла Таривердиева — это музыка до и после «Чернобыля». После симфонии он написал еще несколько инструментальных концертов. Но это как бы продолжение «Чернобыля». В самом конце симфонии будто слышишь, как души улетают на небо и растворяются в космической тишине и бесконечности. Когда слушаешь эту музыку, думаешь: что вообще человек может после этого еще написать? Кажется, что это все, полная досказанность. Ощущение абсолютного конца. Но вот в Концерте для альта, как через телескоп, приближается то, что происходит в этой недосягаемой бесконечности. Для меня во всяком случае это — хроника того, что происходит с душой, когда она расстается с телом. Ее переживания, ее тревоги, ее воссоединение с Богом. Я уверена, что это сочинение мистическое и, с этой точки зрения, — документально точное. Фортепьянное трио — тоже продолжение этой темы. Это обретение себя в ином мире, это картина другого мира.

«Его последняя музыка звучала на «казни» Марии Стюарт»

— К теме Чернобыля Микаэл Таривердиев возвращался и, что называется, напрямую. Там была еще какая-то удивительная история.

— Он написал музыку к документальному фильму Ролана Сергиенко «По ком звонит колокол Чернобыля». Микаэл Леонович редко соглашался писать музыку к документальному кино, но тут был особый случай. История в самом деле была сверхъестественная. Мне можно было бы не поверить, но у этой истории несколько свидетелей. Микаэл Леонович и Ролан Сергиенко работали в студии. При этом присутствовали сын Ролана, звукорежиссер и я. Микаэл Леонович наиграл и записал на многоканальный магнитофон тему, которая должна была «лечь» под эпизод похорон Шевченко (это режиссер, который снимал станцию в первые дни после аварии и вскоре после этого погиб от облучения). Это была тема реквиема, очень пронзительная. Потом они сделали перерыв, я принесла кофе. Стоял теплый сентябрь, и окна в комнате распахнули, чтобы проветрить. Минут через 15 решили вернуться к работе и прослушать то, что записали. Включили многоканальник. Темы на нем не было. Микаэл Леонович нажимал на разные кнопки — безрезультатно. И вдруг мы все услышали, что тема звучит за окном, медленно удаляясь, как будто улетая. Микаэл Леонович пошутил: «Ну вот, уже украли». Этот эпизод запомнили все. Ролан Сергиенко через несколько лет принес мне свое описание этой истории. Сын Ролана в Америке рассказывал об этом своим друзьям. Я все говорю для того, чтобы подчеркнуть: свидетелей было несколько и все запомнили этот случай.

— И музыку не восстановили?

— Микаэл Леонович заново ее записал. Но, по мнению Ролана Сергиенко, она была уже в чем-то иной. Эту тему-реквием Микаэл Леонович позднее использовал в музыке к спектаклю «Мария Стюарт» в театре Ермоловой. Она звучит в сцене смерти Марии Стюарт. И это была последняя музыка, которую он написал в своей жизни. Он сдал работу в театр, мы уехали в Сочи. Ну а оттуда я возвращалась уже одна…

— В своей книге «Автобиография музыки» вы писали, что при первом исполнении «Чернобыля», несмотря на успех, ни первый исполнитель Гарри Гродберг, ни публика, ни даже вы не понимали вполне смысла, заложенного в симфонии. Сегодня музыку Таривердиева, в том числе и «Чернобыль», исполняют самые разные люди, часто совсем молодые. И как, понимают?

— Микаэл Леонович часто цитировал Марину Цветаеву: «Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед». И вот этот черед, кажется, наступает. Концерт для альта, который Микаэл Леонович написал в 1993 году специально для Башмета и ему посвятил, Юрий Абрамович исполнил только в прошлом году (правда, впервые концерт был исполнен в 2001 году замечательным альтистом Даниилом Гришиным.) После концерта Юрий Абрамович сказал, что считает ошибкой то, что не исполнял концерт раньше, и глубоко о том сожалеет, что он влюблен в эту музыку. И я могу его понять. Ведь даже Бах был открыт, понят, прочувствован много позже своего ухода. Не потому, что он такой сложный. Он писал музыку на языке, очень понятном его современникам, он им даже казался устаревшим. Просто существует закон больших величин. Приходят новые люди. В этом смысле конкурс органистов играет огромную роль. Есть люди, которые исполняют произведения Микаэла Таривердиева только потому, что они входят в обязательную программу, и потом к этой музыке больше никогда не возвращаются. Но есть такие, которые без нее жить не могут. Они ощущают ее как свою, специально для них написанную. Например, Жан-Пьер Стайверс, лауреат Первого конкурса органистов в 1999 году, приезжает на любых условиях в любую точку мира, где можно играть музыку Таривердиева. За это недавно городской совет Калининграда присвоил ему звание «Заслуженный летучий голландец Российской Федерации».

— И куда этот летучий голландец летал в последний раз?

— В Омск. С 9 ноября по 1 декабря там проходил Третий международный фестиваль. В этом году он был посвящен Таривердиеву. Так вот Жан-Пьер Стайверс, наш летучий голландец, этот фестиваль и открыл. А завершил его новый лауреат Роберт Хортон.

— А правда, что существует самолет, названный именем Микаэла Таривердиева?

— Правда. В день открытия Пятого международного конкурса в аэропорту Калининграда прошла презентация самолета КД-авиа, которому присвоено имя «Микаэл Таривердиев». Теперь он летает по России и Европе, перевозит пассажиров. А в салоне звучит музыка «Мы летим, пристегнувшись одним ремнем»…

— Романтично. А до Киева этот лайнер не долетит?

— Хотелось бы... Микаэл Леонович любил приезжать в Украину. Часто бывал в Киеве, Донецке, Харькове. И его там помнят. Мне было очень приятно, когда организаторы 14 музыкального фестиваля «Харьковские ассамблеи» пригласили меня на концерт, который назывался «Воспоминания о Микаэле Таривердиеве». Нина Панкратова и Виктория Хохлова — обе в разные годы окончили Харьковский университет искусств — исполняли произведения из разных вокальных циклов Таривердиева. На этот концерт пришли самые непохожие люди. Кто-то в надежде услышать знакомую музыку фильмов, кто-то желая открыть для себя «нового» Таривердиева (были, конечно, и такие, которые знали и хотели услышать именно то, что пели Вика и Нина). Но в конце концерта это были не просто отдельные люди, заполнившие зал, но какая-то людская общность, словно бы в каждом открылось нечто, что соединяет его с другими людьми. Впрочем, так бывало не только в Харькове.

— А помните, как вы с Людмилой Галустян собирались сесть в машину и колесить по Западной Украине от одного сельского храма к другому и играть для всех, кто зайдет просто так, послушать?

— Конечно помню! Отличная была идея. Я бы и сегодня от этого не отказалась. Думаю, это были бы самые замечательные концерты и самая замечательная публика. Музыка Микаэла Леоновича при всей своей изысканности проста, как просты глубокие истины. В ней есть что-то, что помогает оторваться от обыденности, почувствовать себя человеком; какая-то особенная интонация: интимная, теплая, человеческая и — возвышенная. Людям она нужна. Потому что все-таки человек рождается с чувством Бога. Я уверена, что это врожденное чувство. Просто кто-то его в себе открывает и называет по имени, а кто-то нет. Микаэл Леонович не напрямую, а как-то косвенно затрагивает именно это чувство. Вся его музыка обращена к Богу; в ней есть ощущение Его постоянного присутствия.

— Пожалуй, только атеисты могут утверждать, что к Богу обращена лишь литургическая музыка и канонические тексты молитв. Хотя это совсем другая тема. Но кому нужна эта обращенность в наше время?

— Полагаю, всем.

«Люди не умирают. Смерти нет» — тихо, оцепенело жило внутри меня. А потом, когда прошло семь дней, девять дней, сорок дней, это уже кричало во мне и кричало из меня. И мне захотелось, чтобы это узнали все.

Хотелось ли мне умереть? Мне просто не хотелось жить. Но я знала, что буду жить. И буду любить. Нет, не буду. Я просто люблю.

Мне хотелось бить стекла критикам латунским. И я стала строить. Дом, в котором живет Микаэл Таривердиев. Он и его музыка.

Вера Таривердиева. «Биография музыки»