Евгений Сверстюк: «В 45 лет, когда я лишь шел в концлагеря, Кобзарь оттуда уже возвращался…»

Меньше чем через полтора года Украина и мир будут отмечать 200-летнюю годовщину со дня рождения великого Кобзаря. По этому случаю планируются различные мероприятия, специальные программы. Впрочем, разговор о Тарасе Шевченко может быть и не громким, как говорят, «на государственном уровне». Это может быть и тихое, философское повествование о великом подвижнике украинского народа… Как это и случилось во время нашего разговора с Евгением Сверстюком, автором многих шевченковедческих работ, лауреатом Национальной премии имени Тараса Шевченко.

- Евгений Александрович, в 1995 году вы издали книгу «Шевченко і час». Дополнив ее новыми эссе, представляете уже «Шевченко понад часом». Изменение названия красноречивое...

- Предыдущая книга, вдвое тоньше, вышла при поддержке НТШ в Париже. Литературовед Виктор Коптилов в предисловии к изданию не вспомнил о главной публикации - «Рік високого сонця». Когда г-н Коптилов работал над предисловием, моя работа еще не была дописана. Именно в ней и доминируют эти вневременные мотивы. Кстати, Украинское национальное радио, 1-й канал, дало мне возможность каждую неделю на протяжении полугода выступать в программе, которую я назвал так же, как и публикацию. Резонанс был большой. Тираж газеты «Наша віра» после этого возрос с пяти тысяч до пятидесяти. (Евгений Сверстюк - главный редактор этого издания. - Авт.). Во втором сборнике эти вневременные мотивы доминируют. В нее вошло много новых материалов, являющихся ступенями постижения Шевченко. Написана книга очень просто, а читается очень непросто. Каждая страница - это попытка иного видения Тараса, понимания его разговора с Богом. Потому что, собственно, вся великая литература - это тот же разговор в более или менее явной форме.

- Каждый по-своему познает Кобзаря. Соответственно у каждого и свой образ поэта. На обложке вашей книги автопортрет Тараса, нарисованный в Яготине в 1843 году и подаренный Варваре Репниной. Почему не другой?

- Мне кажется, что среди всех автопортретов Шевченко этот наиболее романтический. На нем светится любовь Гения в расцвете сил и надежд. Он идет к своему зениту. Через два года Тарас напишет главные произведения. Каждое из них будет событием в жизни нации. В этом образе истинные черты поэта, которые меня поражают. В частности, полнейшая духовная свобода. Мне довелось это понятие открывать. Я увидел, что люди гнутся, как лоза, куда ветер дует. Они зависимы от обстоятельств. Мы часто употребляем это понятие в быту. Много кто кричит, что свободен, а на самом деле - раб. Свобода имеет основу религиозную. Она обязывает. В этом смысле наше общество еще не доросло до нее. Но борьба за свободу - это, возможно, и есть украинская национальная идея. Она укоренилась в украинской истории. Поэтому нам намного легче, чем тем, кто жил империей, для империи, и слепо шел, куда вели.

Так вот, некоторые гении имеют свойство быть свободными в любых условиях. У Шевченко это проявляется уже в детстве. Свободным он остается и в заключении. Вы же знаете, что в тех стенах человек теряет свой тон, блекнет. А вы почитайте ответы Шевченко на вопросы жандармов - без вызова, сдержанно… и то, что следует сказать.

Также меня всегда поражает в людях восходящий путь. Мы родились для того, чтобы наполнить свою жизнь светом и раздавать его другим с каждым разом больше. Многие угасают на полпути или еще в начале. Шевченко выпала более тяжелая судьба…

В 45 лет, когда я только шел в концлагеря, Кобзарь оттуда уже возвращался. У него дрожат руки, но он осваивает новую технику гравировки. Тарас работает в Академии искусств, и ему присуждают звание академика. То есть он идет вверх после всего, что случилось. Когда думали, что Шевченко уже угас, что его можно выпустить на волю. Это одно из очень важных измерений человека - восходящий путь.

В нашем мире мы видим на каждом шагу людей угасших, разочарованных. Есть такие моменты и у Шевченко, но в лирике это и должно быть. Возможно, есть много людей, которые именно это и читают у него. Действительно, грустная, как украинская песня. И все-таки во всем он сохраняет высокий тон псалмов: «Сонце йде. І за собою день веде». Не печальтесь, слякоть не вечна. И много есть у него бодрых моментов, поддерживающих человеческий дух.

Шевченко был одержим духом, пророком. Пророк не просто пророчествует что будет, предупреждает, а приводит людей к сознанию, к принципиальным истинам, будит совесть. В этом смысле он - поэт, рядом с которым некого ставить. Хотя есть очень талантливые, но у него нечто другое. Знаете, существует много ценностей, но бриллиант есть бриллиант.

- Многим важно познать истинного Шевченко, потому что его фигуру фальсифицировали годами. Трем-четырем поколениям поэта изображали атеистом, революционером-демократом. Насколько украинцы преодолели в своем сознании стереотипы, навязанные Советами?

- Для понимания поэта нужна школа культурная и основа религиозная. Только люди, религиозно выработанные, могут услышать это слово. Поэтому, что бы вы ни говорили о Боге человеку неверующему, он думает, что это пустые слова, потому что для него Господа нет. Так что бороться против глухоты совести и морали очень трудно. А вместе с тем надо тащить этот плуг. Нелегко преодолевать стереотипы, потому что люди привыкают к своим понятиям, к тому, что усвоили в молодости. Думаю, для старшего поколения другой взгляд на фигуру Шевченко кажется какой-то новой конъюнктурой. Однако ощущавшие фальшь, откроют для себя иного Тараса. Я не знаю, насколько сейчас удалось преодолеть эти фальшивые знаковые системы, ключи, но изменено очень многое. Во всяком случае, этих писаний, которые на полке занимали и занимают 90% площади, сегодня уже не читает никто.

- Если говорить об истинном, а не овеянном мифами поэте, то, как вы уже говорили, это личность, умевшая быть свободной в любых условиях. Его идеи - вечны. Что стало определяющим в формировании мировоззрения Шевченко?

- Я считаю, что в основе мировоззрения этой фигуры лежат евангельские понятия - этический максимализм, чистота чувств и суровая откровенность псалмов. Да, у Шевченко много мотивов рыцарской отваги, решительности в борьбе за свободу. Например, в «Юродивом» и в ранних произведениях. Нужно сказать, что со временем, а именно в период после ссылки, его вера становится более глубокой и последовательной.

- О некоторых фактах в биографии Кобзаря... В частности, Шевченко с 1854 года было разрешено писать на русском языке под надзором и цензурой офицеров. Однако же и в этих произведениях - дух поэта. Эти повести многократно переиздавались. С какой целью русские правители ослабили условия приговора - запрет писать и рисовать?

- Этот запрет был настолько абсурдным, что когда Шевченко приехал в ссылку, офицеры начали между собой говорить: прибыл художник, которому запрещено рисовать, писать, думать и прочее. То есть даже они не понимали, как это можно запретить. И он рисовал. Вплоть до первого доноса в 1851 году. Его арестовали. Тогда он перестал писать и «Захалявну книжечку». Надо сказать, что в империи законы были непоследовательные. По традиции российской бюрократии, запреты идут в письменной форме, а разрешения и послабления - в устной… В те времена в далеких восточных губерниях многое поручалось «на усмотрение начальства». А.Ускова вспоминает, что ее муж, комендант Новопетровского укрепления, не мог бы позволить Шевченко послаблений и приятельских отношений, если бы не получил намек от генерал-губернатора Перовского. Кроме того, фактически был нарушен приказ императора: когда для Аральской экспедиции понадобился первоклассный художник, взяли Тараса Шевченко. Было сделано исключение. И Тарасу никогда не позволяли писать официально. Он подписывал свои повести датами до заключения. Прятал их у офицеров. У него было много по-солдатски жестоких надзирателей, но и много приятелей, за него заступавшихся. Кстати, у меня в ссылке тоже были такие люди, которым можно было верить, - мало, но были.

- 22 мая 1861 года, во время отмены крепостничества, поэта, согласно «Заповіту», перезахоронили в Украине. Удивительно, что полицейская империя дала разрешение на перезахоронение...

- Царская и советская империи держались на «закручивании гаек». В период «закручивания гаек» царила большая бдительность, дисциплина. Однако жандармский офицер во времена смягчения режима теряется. Полицейские службы с облегчением вздыхают, когда человек умирает. Он списан. Его уже нет на учете. Полицейская империя не очень понимала, кто такой Тарас Шевченко для Украины. Они просто воспринимали его как покойного академика живописи. Не представляли, что повысится народная активность. Чрезвычайно важно то, что это был год раскрепощения. Вот и на волне этой свободы удалось «вырвать» гроб. В то время как до сих пор не с кем даже поговорить о перезахоронении Александра Довженко в Украине.

Они опомнились. Потом даже жандармов ставили на могиле. Ходили легенды, что это не Шевченко похоронен, а в гробу - освященные мечи. Что он жив и поднимет народное восстание. Этого боялись.

- Вы писали, что с Аллой Горской думали о том, как отметить 22 мая достойно, чтобы люди увидели, кто такой Шевченко и с кем Шевченко. Какие мероприятия удалось провести?

- Начали отмечать эту дату где-то в 1963 году. К проведению мероприятий власть относилась с подозрением. Потому что это был праздник неожиданный, не организованный верхушкой. При советском режиме самодеятельность запрещалась. Меня вызвали в ЦК комсомола. Я объяснил, что это второе рождение Шевченко, возвращение его духа в Украину. Они очень насторожились. Тогда я понял, что не надо было этого говорить. Мы организовывали выступления у памятников Шевченко. Спецслужбы осознали, что надо эти собрания разгонять. Они подсылали провокаторов, которые читали антисемитские стихи. Мы старались этих людей к нашим мероприятиям не допускать. Это было противостояние. Для студентов это была школа нонконформизма, риска. Многие из них вспоминают то время как начало своей истинной биографии. Тарас Шевченко играл большую роль в национальном пробуждении молодежи, потому что только его словами тогда можно было говорить правду о жизни.

Конечно, учителя в школе спокойно могли читать: «От молдаванина до финна на всех языках все молчит, потому что благоденствует…». Однако дети даже не подумали бы, что это касается советской системы. А в 1960-е годы общество было очень внимательным. Мы декламировали эти строки с соответствующим подтекстом на мероприятиях.

- Евгений Александрович, в каком возрасте вы открыли для себя Тараса?

- Я знал его поэзию с детства. Однако открывать начал тогда, когда открывал его другим. В частности, в Полтавском пединституте на лекции увидел, как горят глаза у студентов, как они хотят узнать о настоящем Тарасе. Им даже казалось, что тексты, которые печатали до революции, были другими, чем в настоящем издании «Кобзаря». Хотя на самом деле тексты немного фальсифицировали. Просто заглушили основные идеи - Бога, свободы. То есть сфальшивили код. Шевченко я открываю до сих пор.

- Болезненным было для Кобзаря последнее путешествие в Украину. Тогда он в отчаянии написал:

«Якби-то ти, Богдане п’яний,

Тепер на Переяслав глянув!

Та на замчище подививсь!

Упився б! здорово упивсь!»

Если предположить, что Шевченко осуществил еще одно путешествие на родину - сегодня, как думаете, какими были бы его мысли?

- Наверное, он бы повторил слова:

«О роде суєтний, проклятий,

Коли ти видохнеш? Коли

Ми діждемося Вашінгтона

З новим і праведним законом?

А діждемось-таки колись!»