ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ С МАЭСТРО. НЕКЛАССИЧЕСКАЯ СЮИТА ДЛЯ «ЗН» В ТРЕХ ЧАСТЯХ С УВЕРТЮРОЙ И ОТКРЫТЫМ ФИНАЛОМ

8 октября у нас день рождения. «Зеркалу недели» исполнилось семь лет. Цифра символическая, несущая в себе загадочную положительную карму. Редакционная семья наша сильно разрослась за эти годы, окрепла — как за счет пополнившего коллектив нового творческого потенциала, так и за счет детей, родившихся в любви и радости. Этот день для нас, как Новый год, — праздник семейный, на котором собирается весь состав редакции с чадами и домочадцами. Исключение для гостей «со стороны» было сделано лишь один раз, когда мы отмечали нашу первую круглую дату — пятилетие.

В этот солнечный и теплый понедельник исключение из правила подарила редакции сама судьба. В воскресенье в Национальной опере прошел концерт, открывающий грандиозную программу, придуманную продюсерским агентством «Мистецьке Березілля», под названием «Гранды искусств». Маэстро Гия Канчели кроме уже известных и любимых слушателями произведений представлял киевлянам свою новую работу — симфоническую поэму «Стикс», посвященную альтовому гению — маэстро Юрию Башмету. И для нашей редакции большой радостью и символом веры в себя было то, что, несмотря на усталость, плотное расписание и предстоящий через несколько часов отъезд, оба гранда разделили этот день, встретили вместе с нами и освятили восьмой год «ЗН». Спасибо им за этот праздник в празднике, за возможность в непротокольной обстановке выразить наше нежнейшее почтение и восторг их человеческому обаянию и Божьему дару. Особый колорит происходящему придало присутствие Башмета-старшего, который приехал из Львова на концерт сына. Он тридцать лет бережно собирает историю его творческого восхождения и собирается писать книгу о нем.

Часть первая — маэстро Канчели (allegro-moderato)

Изысканные эмоции музыки Гии Канчели просветляют, растворяя всю муть, накопившуюся в усталых душах. Имя его хорошо известно как гурманам крупных форм — им написано семь симфоний и Литургия для альта и оркестра «Mourned by the Wind», так и широкому зрителю — композитор много и плодотворно работал для кино и театра. Киевскую премьеру «Стикса» воспринял с радостью. Жаль, что она была омрачена полной глухотой со стороны специалистов к его коллеге — выдающемуся голландскому саксофонисту Арно Борнкампу. Последний пожелал встретиться с молодыми коллегами и дать открытый урок, но по непонятным причинам это не заинтересовало соответствующую кафедру. Конечно, не были соблюдены формальности, не было написано официальное письмо, а телефонные обращения можно просто проигнорировать. Эта глухота и незаинтересованность настолько потрясли батоно Канчели, что он провел параллель между нынешним состоянием культуры в Украине и временами застоя, не усмотрев в обоих никаких положительных сдвигов. Но разговор наш был совсем о другом.

— Гия Александрович, вы работаете с разными музыкантами, с разными оркестрами. Имеет ли значение уровень их подготовки и школа, приходится ли вам приспосабливаться, адаптировать музыку для конкретных исполнителей?

— Вы прекрасно понимаете, одинаковых исполнителей, так же, как и одинаковых людей, не бывает. Каждый человек обладает определенной индивидуальностью. Бывает, индивидуальность не проявлена, не обозначена, и человек занимается музыкой, хотя может быть блестящим хирургом. И наоборот. Музыканты, рожденные стать таковыми, — большая редкость.

Это касается не только музыки и искусства, но вообще любой сферы человеческой деятельности в профессии. Поэтому музыканты, которые сами чувствуют, что и как надо делать, явление довольно редкое. Мне повезло в жизни: все люди, с которыми у меня произошли встречи в разное время, были невероятно талантливы. С таким дирижером, как Джансул Кахидзе, я встретился в студенческие годы, а с Мстиславом Ростроповичем — когда мне было 60 лет. Когда он появился в моей жизни, я уже был в довольно преклонном возрасте, но это словно отбросило меня на много лет назад, и я снова стал молодым. Такие встречи очень помогают. То же касается и Юрия Башмета, Гидона Кремера и всех остальных исполнителей. К сожалению, не могу назвать всех, получится очень длинный список. Но однозначно считаю, мне очень повезло, я многому у них учусь.

— Ваши корни питаются от богатейшей, насчитывающей многовековую историю грузинской культуры, но существует ли такое понятие — «национальная музыка», если это не касается фольклора?

— Наверное, так может быть. Тем более для людей, выросших в Советском Союзе, где главным было соотношение формы и содержания. Но для меня лично эти понятия далеко стоящие, как и социалистический реализм, впрочем. Я бы слово «национальное», заменил другим — «индивидуальность». И никто не сможет мне привести в пример крупную индивидуальность, которая не представляла бы определенную культуру. Таким образом, эта крупная индивидуальность становится принадлежностью той земли, где она появилась на свет, выросла и культуру которой впитала с молоком матери. Что же касается понятия, о котором вы спросили, — для меня это вторично.

— У вас достаточно счастливая творческая судьба, но большой отрезок своей жизни вы прожили в мире, где царили законы и принципы соцреализма, как удалось сохранить себя, свое творческое «я»?

— Я был самым свободным человеком на протяжении всей жизни — для меня никаких законов не существовало, когда оставался один на один с музыкой. Помогала приличная экономическая база за счет кинофильмов и драматического театра. Поэтому для меня не существовали никакие законы, делал то, что хотел. В списке моих сочинений вы не найдете ни кантат о родине, ни ораторий о партии — я даже не перечисляю эти названия, которые в изобилии присутствуют в творческом списке моих коллег. Не хочу выставлять себя сейчас каким-то героем. Иногда думаю — будь я литератором, могли бы быть большие трудности, но абстрактный язык музыки помогал, во всяком случае в Грузии, не вмешиваться в эту музыку. В отличие от того, что происходило в Эстонии или в России. Я имею в виду Валентина Сильвестрова, Арно Пярта, Альфреда Шнитке, Соню Губайдулину или Эдика Денисова. Не говорю о том, что они не были свободны в своем творчестве, но у них были трудности, которых, к счастью, не было у меня.

— Вы упомянули материальную базу, которую составляла работа для кино и театра. Неужели эта работа не была окрашена творческим вдохновением?

— Знаете, если я написал музыку к сорока фильмам, то запомнил из них, наверное, восемь. И то потому, что это был в одном случае — Георгий Данелия, в другом — Эльдар Шенгелая. Еще были картины, где работал с вожделением, но это было очень редко. Остальная моя киномузыка писалась только для того, чтобы моя семья и я чувствовали себя независимыми. Фильмов этих не помню, иногда, слыша музыку с экрана телевизора, смутно припоминаю, что она моя. Что же касается театра, то работал сначала со многими режиссерами, но очень скоро остался лишь один — Роберт Стуруа. И здесь, конечно, материальная сторона не имела никакого значения. Очень долго экономически «подпитывала» «Ханума», которую поставил Георгий Александрович Товстоногов, с легкой руки БДТ она пошла в Одесском театре оперетты, а потом чуть ли не в семидесяти театрах, включая города без вокзалов и с номерами вместо названий.

— Гия Александрович, как же в одном театре Руставели уживались два таких творческих титана, каждый из которых — диктатор?

— Ну, во-первых, режиссер и должен быть диктатором, иначе такой большой и в то же время хрупкий организм, как театр, просто развалится. Не говоря уже о том, что Роберт — скрытый, нет, скорее, мягкий диктатор. Для меня важным является спектакль «Ричард Ш», который он почти полностью переделал под написанный мною и услышанный им «Регтайм». Очень радостной была работа над оперой «Музыка для живых», премьера которой состоялась в 1984-м, в 1999-м мы сделали еще одну редакцию в Национальном театре Веймара в Германии. Работать со Стуруа — большое удовольствие и невероятный творческий подъем. Сегодня, сотрудничая иногда на расстоянии, мы понимаем друг друга.

— Ваше новое произведение «Стикс» посвящено Юрию Башмету, это заказ?

— Я сформулировал бы иначе — просьба, обращение. Мне никто не диктует тем и идей, но я очень уважаю музыкантов, для которых в основном в последнее время пишу. Многие сочинения, особенно последних лет, написаны по их просьбе или посвящены им. Почти все крупные симфонические произведения — Джансулу Кахидзе, Шестая симфония, «Светлая печаль» — Курту Мазуру, «Оплаканный ветром», «Стикс» — Юрию Башмету, Lament, Rag-Gidon-Time, «Вместо танго», Time and Again — Гидону Кремеру, «После плача», Simi («Безрадостные мысли») — Мстиславу Ростроповичу, «Дневные молитвы» — Эдуарду Бруннеру, «Ночные молитвы» — «Кронос-квартету» и т.д. И делаю это с радостью.

Часть вторая — альтист Башмет (scherzo)

Юрий Башмет сегодня — один из величайших музыкантов мира и в представлениях особых не нуждается. Его стремительный взлет — история его страстных взаимоотношений с альтом. Его творческая смелость и полное отсутствие боязни риска сделали альт лидером современного концертного исполнительства. Его послужной список обширен, друзья блистательны и сам он умопомрачительно элегантен — и на сцене, и в жизни.

— Юрий, я хотела бы поговорить о власти. Сначала вы были во власти родителей, вас заставили заниматься, потом пришло понимание этой работы, пришел кайф, но власти над инструментом еще не было. Потом пришла и власть над инструментом, и власть над публикой. Когда вы это почувствовали, как ею распоряжаетесь?

— Если начать с детства, то власть была такая — папа зарабатывал деньги для семьи. Он недооценен во всех моих интервью, потому что я мамин продукт. Цель ее жизни, на том этапе. Так сложилось, и я одобряю любые поступки папы и мамы. Это мое кредо. Считаю, что родитель и ребенок — кармическая связь. А связь муж и жена — духовная. Почему все отмечают, если они прожили хорошо всю жизнь и умерли в один день? Это счастливое совпадение. Они встречаются и могут только потом, в конце жизни, найти себя. Предназначенность, наверное, существует. А вот дети и родители — это прямая связь и навсегда. В какой-то период времени мама была очень мудрым и талантливым президентом нашей семьи. Каждый, кто имеет власть, мечтает, чтоб его любили бешено. Поэтому когда выбирают лидера какой-то партии президентом, я думаю: как же он потом живет, когда 30% его не выбрали или даже 49. Силы для власти и руководства маме давала невероятная любовь к своему ребенку. Вот был бы президент, который так же любил страну, — это идеал. Но, наверное, это невозможно. Моя мама была гениальной мамой, и президент тоже должен быть гениальной мамой. Когда прихожу к пониманию, что должен эту власть проявить, вспоминаю, как этой властью пользовалась моя мама, — мгновенно помогает. В таком случае все решается верно. Подвластный тебе получает свободу выбора. И это ужасная вещь, он может быть не готов к самостоятельному решению, нет базы для этого. Поэтому власть в данном случае — только любовь. Любовь к живому. Вот лежит на дороге раздавленная кошка или собака, люди реагируют по-разному. Нужно очень глубоко воспринимать все события.

— У вас очень жестко расписано время на годы вперед и программа верстается так же. Но есть еще уровень чувственного отношения к музыке, состояние, несоответствующее тому, что решалось давно, год-два назад, возможно. Как корректировать это?

— Конечно, никакой компьютер не может запланировать состояние через два года на концерте Шнитке или Канчели. Профессионализм — не владение инструментом. Это постоянный контроль над нужным градусом, который будет в момент исполнения. Без понимания, это предательство и проституция. Знаю многих исполнителей, идущих моим путем, но большинство прячется за профессиональные, подкупающие всех моменты, они абстрагируются. Может быть, они мне сейчас возразили бы: зато у нас есть искусство и мы находимся выше всего этого. Я в это не верю. Это уход от самой сути. От недостаточности таланта.

— У вас обширная программа в арсенале. И какое бы ни было отношение к тому или иному произведению, все равно есть любимчики, то, что очень важно для вас?

— Здесь есть субъективные привязанности, есть и объективные. Шостакович не мне посвятил сонату, но она меня очень волнует, и я нахожу баланс — как меня волнует это произведение и как оно должно волновать слушателя. В то же время есть и субъективные — Шнитке, Губайдулина, Канчели. Есть еще 45 посвященных мне произведений, и среди них я выбираю самые значительные по именам. Так получается. Но главное — музыка, которая меня как слушателя продолжает волновать. Тогда знаю, как регулировать процесс восприятия: не переборщить, дать ясность, попытаться отразить суть. Эти произведения и являются для меня самыми интересными. Испытываю счастье и думаю: вот момент, когда я не должен ни о чем жалеть. Это смысл жизни. Он приносит счастье и мне, и тем, кто слушает. Но… не всегда получается. Даже две-три ноты, сыгранные правильно, в десятку, дают ощущение, что занимаюсь своим делом, и я счастлив.

— Вам свойственно себя жалеть?

— Не могу сейчас сформулировать. Иногда накапливается, когда вижу неблагодарность людей, которых я каким-то образом поддерживаю. Раздражает непонимание. Это, по-моему, всем свойственные чувства. Я терпеливый, но выяснилось, что могу взорваться. Вот совсем недавно подрался.

— Творчество требует жестокости по отношению к себе, беспощадности?

— Я себя люблю во всех своих проявлениях, не всегда оправдываю, но все равно люблю все, что делаю. Это и есть жизненная сила. Человек, как животное, должен любить все, что делает, и потому главное — задавать себе вопросы. И в жизни, и в творчестве. И пытаться на них ответить. А дальше... Бог рассудит. Когда ты не ложишься спать, все говорят: сам над собой издеваешься, зачем это делать? Но ведь они не знают, что завтра у меня есть оправдание для самого себя — это потому, что я не выспался. Это мне даст свободу. Тake it easy называется.

— Какова степень ощущения свободы и насколько вам необходимо чувствовать, что вы любимы?

— Очень важно. Я поэтому ненавижу критику, которая нарушает некоторые этические нормы. К примеру, в России как о Ростроповиче написали, после этого он перестал приезжать. Исполнитель сам себя критикует как никто. Когда ложится спать и укрывается одеялом — сам знает, что сделал не так. Если в человеке есть порядочность, он должен быть критиком доброжелательным. Что касается свободы — возможно, я ее имею, но совсем свободным в жизни нельзя быть, и для меня выше — преданность, порядочность и многолетняя дружба. Это гораздо более серьезные ценности.

— Считаю высшим творческим достижением своего ребенка. А что для вас ваше продолжение? Хотели бы вы, чтобы ваши дети продолжили вас в творчестве и возможно ли это?

— Моя дочь замечательный музыкант. С прекрасным вкусом, очень профессиональная. Даже сама Наташа Гутман ее хвалит. Это много, потому что она ругает всех — и Рихтера, и меня. Это колоссальный критик. Дочь с моей фамилией выросла. Коллеги и друзья любят и уважают ее, она сумела выжить с моей фамилией без всякой прямой помощи. Доказывала свою человеческую позицию. И я считаю, что она большой человек. Никогда не дам ее в обиду, но еще не слышал обращение с просьбой в какой-то ситуации помочь. Она очень хороший музыкант, мы с ней не раз были вместе на сцене, и я ею очень горжусь. А сын не занимается музыкой. Сначала это было для меня трагедией, а сегодня я очень доволен, что мы друг к другу возвращаемся. Он очень красивый, поэтичный молодой человек, ему 15 лет, и мы с ним опять начинаем дружить. В истории человечества не очень часто встречаются такие отношения, к которым мы сейчас пришли. Я заменяю ему друзей. В то же время он помнит, что я его папа, а я помню, что он мой сын. Мы приобретаем другие, новые ценности в жизни. Надеюсь и мечтаю, чтоб он вырос достойным человеком. Он уже сейчас такой, но чем будет заниматься, еще не определился.

— А дружба эта важнее для него или для вас?

— Мне это невероятно приятно. А для него это важно, чтобы выжить.

Часть третья — мечтатель из «Березілля» (rondo)

Нужно ли говорить о том, что проект «Гранды искусств» — беспрецедентен по своей задумке и масштабам, участвующих в нем творческих личностей. Что же ждет умное и интеллигентное «Мистецьке Березілля» в будущем, далеком и близком? Кто поддержит эту великолепную идею постоянной встречи с «Грандами искусств»? Об этом разговор с Сергеем Проскурней.

— Сергей, достойное начало, что дальше?

— Очень хочется надеяться, что программа будет выполнена полностью. Подготовка и проведение первого концерта четко определили трудности и проблемы, которые нужно решать. Административный ресурс, на который мы рассчитывали, пока не получен. Мы были потрясены, что Юрий Петрович Богуцкий, министр культуры, позвонил в прямой эфир студии «1+1», приветствовал Канчели и говорил о том, что министерство готово поддержать проект, сотрудничать, но реальных сигналов, не говоря уже о действиях, мы не получили. Понимаю как никто другой риск вступительного периода. Мы с нашими партнерами — «Радио-Люкс» и Международными авиалиниями Украины — провели огромную работу, которая выражается также и в материальном эквиваленте. Остальные же наблюдают за нашими экспериментами отстраненно, как за лабораторным опытом.

— Во всех проспектах и буклетах объявлено, что акция проходит при участии Фонда содействия развития искусств и лично господина Толстоухова, который является председателем оргкомитета. Однако ни на предварительной пресс-конференции, ни на концерте я его не видела. Каково же участие фонда в программе?

— Благодаря направленному ими в оперный театр письму, мы получили небольшую скидку по аренде, была также скидка на рекламные стенды, где мы расклеивали свои афиши. Но, к сожалению, все участники оргкомитета, а это директора театров, которые мы будем арендовать, начальник городского управления культуры, — мы все ждем, когда же состоится заседание нашего комитета, которое поможет решить животрепещущие вопросы проекта и определить алгоритм наших действий.

— Какова бы ни была идея проекта — предварительные переговоры, проведенные благодаря личным контактам, ему нужна мощная экономическая основа. Она есть?

— Здесь существуют некие ножницы. С одной стороны, мы с партнерами, названными выше, сделали те платежи, те материальные вложения, благодаря которым все активно стартовало. Сейчас стоим перед глобальной проблемой поиска генерального спонсора, которому даем статус «Золотого спонсора», на весь проект и продолжаем искать меценатов на каждую отдельную часть. Например, Гете-институт дал подтверждение на поддержку театра из Штутгарта. Ведем переговоры с Британским центром по сотрудничеству в проведении концерта хора «Монтеверди». С Польским культурным центром, уже подключается МИД Польши. Посольство Грузии снова помогает нам, теперь уже в подготовке гастролей театра им. Шота Руставели.

— Ближайший проект — «Новая опера». Каким образом посольство России поддерживает его?

— Виктор Степанович знает об этих гастролях. Как мне стало известно, он пытается скорректировать отпуск таким образом, чтобы присутствовать на этих спектаклях. Должна состояться встреча с его помощником для выяснения обстоятельств их участия в проекте, ведь это один из ведущих театров России. Их приезд — первый гастрольный выезд в страны СНГ, пока они гастролировали только в дальнем зарубежье.

— При невероятном ажиотаже среди публики, желающей попасть на концерт, в зале зияли провалы свободных, самых лучших мест в партере, их не купили?

— Это были места по спискам, которые мне подали Фонд и посольство Грузии.

— Можно ли говорить о том, что была потеряна большая сумма денег на билетах, которые можно было продать?

— Нами было роздано пригласительных на сумму более 40 тысяч гривен, и лишь 1/5 часть приглашенных почтили концерт своим вниманием.

Конечно, не хотелось бы заканчивать такой скорбной нотой, поэтому мы все надеемся, что настоящий, победный, почти бравурный финал прозвучит по окончании первого года уже объявленной программы «Гранды искусств». И найдутся меценаты в государственных и коммерческих структурах, способные оценить духовную и идеологическую мощь этого проекта. А в будущем сезоне мы начнем писать опус второй.