Скупой рыцарь

Сырой мрачный подвал, в котором пахнет гнилью и коррупцией. По скользким ступеням в подземелье спускается барон Рыбец, облаченный в бумажные доспехи. Выражение его глаз скрыто за пуленепробиваемыми стеклами очков. Барон останавливается возле груды пустых, грубо сколоченные фанерных ящиков, обшитых вылинявшим пурпуром.

Рыбец:

Недолго ждать: вот-вот наступит день,
Когда сюда, за бюллетенем бюллетень,
Под эти низкие и сумрачные своды,
Стечется изъявление народа.
Вся сила мира упадет ко мне под ноги,
И наслаждение доступное немногим
Познаю я. Пускай на пару дней
Но стану всех я в герцогстве сильней.
Вершитель судеб, властелин, почти что Бог -
Судьбу страны, лежащую у ног,
Могу я изменить в одно мгновенье.
Ах, право слово, что за упоенье!
Вот только давит сердце чувство страха:
Чуть ошибусь - и рай сменится плахой:
Коль что-то я напутаю в подсчетах,
У палача прибавится работы.
А потому обязан я суметь
Желанья герцога, увы, предусмотреть.

(Барон поднимает с каменного пола пачку ветхих, пожелтевших бюллетеней, благоговейно их подносит к губам)

Вот так глядишь на это барахло -
Макулатура, сущее фуфло.
А сколько в них страстей, надежд, тревог,
Построенных котельных и дорог,
Вагоны гречки, бочки «Артемиды»,
В них клятвы лживые и горькие обиды,
Обманы, подкупы, молитвы и терзанья,
Истерики, восторги и стенанья,
Посулы сладкие и злой площадный мат,
Лесть неприкрытая, зловонный компромат,
В них исповеди, пасквили и враки,
Мессии и продажные писаки,
В них - великаны духа и пигмеи,
Карьеры сломанные, сломанные шеи,
В них - реки слез, в них золота - на тонны,
В них - жизни, судьбы многих миллионов.
И смех, и гнев, и радости, и страх
Сокрыты в этом ворохе бумаг.
Но переменчива сударыня Судьба,
Что превращает короля за миг в раба -
Чему ценой сегодня целый мир
Украсит завтра городской сортир.

Слышен грохот. По лестнице скатывается граф Фолкофф-Бельгийский, славный рыцарь Эпохи Возрождения Регионов. Изрядно помятый, но непобежденный граф проворно вскакивает на ноги и злобно пинает ящик, послуживший причиной его шумного падения.

Фолкофф (отряхиваясь, раздраженно):

Убрал бы ты гробы свои с дороги,
Я мог себе сломать, в натуре, ноги!

Рыбец (про себя):

Ну, этот не получит ни шиша!

Фолкофф:

Привет, тебе чернильная душа!
Не ждал, бродяга?

Рыбец (старательно разыгрывая возмущение):

Граф! Все эти дни
Я вспоминал вас часто…

Фолкофф (мрачно):

Не гони!
Как только ослабела чуть рука
И ржавчина разъела сталь клинка,
Так всем, с кем был вчера я дружен,
Сегодня старый рыцарь стал не нужен.
Лишь только потускнели чуть доспехи,
От всех, кто мне обязан был успехом,
Карьерой, славой, властью и богатством,
Я получил отлуп. Но их злорадство
Чуть преждевременно: есть деньги в общаке,
Бойцы - в дружине, силы в кулаке.
Я ранен, но не выпал из седла,
И каждого спесивого козла,
Я накажу жестоко и предметно,
Вот только встану на ноги конкретно.
Сильней обида - сладостнее месть.
Поможешь мне?

Рыбец:

Мой граф, почту за честь!

Фолкофф:

Столкнулся я, барон, с одной непрухой
Ты слушаешь?

Рыбец (подобострастно):

Я превратился в ухо.

Фолкофф:

Лишился я на выборах подпорки,
Случились непредвиденные терки
С подельниками. Но держать себя за лоха
Я не позволю. Все не так уж плохо,
Все порешаем, все путем…

Рыбец (понимающе):

Какой базар?

Фолкофф:

Все есть - канал, технологи, PR,
Прихвачены и бабки, и людишки.
Чуть-чуть админресурса б, на полшишки…

Рыбец (сокрушенно качая головой):

Не в силах я помочь тебе, поверь…

Фолкофф (с тоской):

Засунуть тебе что ли пальцы в дверь…

Рыбец (пытаясь скрыть охвативший его страх):

Подобное вам сделать одолженье
Могу, лишь получив распоряженье
От герцога. Ей-богу, без него,
Дорисовать не вправе ничего.

(Немного помолчав, вкрадчиво)

Хотя могу вам дать один совет…

Фолкофф (перебивая его
на полуслове):

Ты ж знаешь: в государстве денег нет!
Сюда послушай, вшивый бюрократ:
Ты шо не знаешь, герцог мне как брат!
Считай, ты получил его приказ,
Гони админресурс!

Рыбец (на всякий случай отходя
на безопасное расстояние):

Граф, не сейчас.
Не время перед праздником для ссоры,
До осени отложим наши споры.
А там глядишь, я чем и помогу…

Фолкофф (с угрозой):

Ну, если кинешь - не взыщи.
Барон, к врагу
Я беспощаден… Будь здоров, хапуга!

Рыбец (учтиво):

Считать меня всегда вы вправе другом.
За то, что навестили, вам спасибо.

Фолкофф уходит.

Рыбец (глядя ему вслед, вполголоса):

Крикливый шут, осколок старой глыбы.
На всех котов не наберешь сметаны.
Хозяев жизни развелось, как тараканов.
Мнить олигархом может себя каждый…

Из темноты доносится насмешливый голос:

Ты это про кого, червяк бумажный?

Из мрака выплывает фигура предводителя Ордена Алой Розы, маркиза Вицеспикерчука, облаченного в сутану послушника.

Рыбец (растерянно):

Мой Бог!
Вы здесь, сейчас, какой сюрприз!

Вицеспикерчук:

Не рад?

Рыбец:

Вы что, помилуйте, маркиз!
Ведь вам известно, как я к вам привязан.

Вицеспикерчук (улыбаясь со свойственным ему обаянием):

И очень многим, не забудь, земляк, обязан.

Рыбец (про себя, с тоскою):

Известно мне, зачем явился он…

Вицеспикерчук:

В твоей нуждаюсь помощи, барон.
Уж если дорожишь ты нашей дружбой,
На выборах все посчитаешь так, как нужно…
Я вижу, изменился ты в лице.

Рыбец (жалобно):

Я - счетовод, а математик - во дворце.
К задачке я любой найду решенье,
Но высочайшее мне нужно позволенье,
Чтобы отнять, прибавить, поделить…

Вицеспикерчук:

Хорош базлать! И прекрати юлить!

Рыбец (не слушая его):

…Ко мне и Фолкофф с тем же приходил…

Вицеспикерчук (величественно):

Я - герцог будущий. Надеюсь, не забыл,
Что мне судьбою уготован трон?
Ты, кажется, слегка припух, барон!
Уж коли не боишься олигарха,
Не ссорься, право, с будущим монархом.

Рыбец:

Ей-ей не лгу, я чист перед тобой.

Вицеспикерчук (насмешливо):

На сером чист, на белом же - рябой…
Барон Рыбец как сон младенца чист?
Кого ты лечишь, я ведь сам юрист!
Ну что ты упираешься, чудак?
Чуть-чуть домалевать - такой пустяк.
Лишь только, зема, на престол взойду,
Ты позабудешь навсегда нужду.

Рыбец:

Вас видеть на престоле буду рад,
Но только вот, пардон, электорат…

Вицеспикерчук (безапелляционно):

Любовь народа власти не прибавит:
Одни любимы им, другие правят.
Любимцу плебса герцогом не быть,
Народ бояться должен, не любить
Того, кто им, убогим, послан Богом,
Чтоб вывести на верную дорогу.
Я выведу! Поскольку знаю как.
Осточертел мне в герцогстве бардак…
Я - филантроп, я тех людей люблю,
Которые живут, как я велю.
Что скверного, коль каждый будет знать,
Как жить: что говорить и что писать,
Чего бояться и о чем мечтать?
Кого любить, кого и как карать?
Народ устал? Устал. Не от оков -
Он устает от болтунов и дураков.
Народ что лошадь: кормишь по труду,
И он готов не замечать узду.
Порядок, наведу, поверь, в стране,
И этим возбужу любовь ко мне.
Народ способен полюбить любую власть,
Весь фокус в том, как в эту власть попасть…
И ты поможешь в этом мне, барон.
А я - тебе. Прощай!

Рыбец:

Земной поклон!

Вицеспикерчук растворяется во мраке.

Рыбец (протирая глаза):

Был и исчез. Не человек - мираж.

Голос из темноты:

Есть кто живой? Ответь! Алло, гараж!

В подвале появляются новые посетители - четверка рыцарей Квадратного Стола. Одеты они весьма причудливо. На одном - новенький шахтерский комбинезон, из кармана которого торчит добросовестно заполненная налоговая декларация. Другой облачен в некогда дорогой, но уже изрядно потрепанный официальный костюм с аккуратными заплатками на локтях. Третий наряжен в промасленную спецовку, выгодно оттеняющую белизну рук, украшенных «Картье», массивным золотым браслетом и многочисленными перстнями. Четвертый одет в вышиванку, соломенный брыль и шаровары со следами навоза. Рыцари вооружены: соответственно, отбойным молотком, ручкой с вечным пером, молотом и серпом. Чувствуется, что они ощущают некоторую неловкость от того, что вынуждены находиться в одной компании.

Рыбец (с интересом разглядывая
странный квартет):

Чем услужить могу я господам?

Первый рыцарь:

Попробуй, фраер, догадаться сам.

Рыбец:

Ах, господа, я право же не знаю…

Первый рыцарь:

Не знаешь - не трынди. Вот накладная.
Там все написано: чего, кому, куда.

Протягивает Рыбцу листок. Тот внимательно изучает бумагу, послушно кивает.

Рыбец:

Все будет в лучшем виде, господа.

Четверка неспешно покидает подвал.

Рыбец (задумчиво):

Кусок бумаги правит нашим миром.
Бумажка стала истинным кумиром,
Иконою, арбитром, божеством
И государственной системы естеством.
Надежнее бумажка, чем слова,
В стране, где лишь бумажные права.
Бумажка - есть закон…

Голос из темноты:

Я - есть закон!

Укутанный в желто-голубой плащ с кровавым подбоем появляется Великий Герцог Чукма, справедливый и беспощадный.

Рыбец (с благоговейным ужасом):

Мой герцог! Вы!!!

Чукма (наслаждаясь произведенным эффектом):

Шугаешься, барон?
Крысятничаешь, плесень? Я слыхал,
Что не по чину ты берешь, нахал!
Чревата, сынку, жадность для чинуши.
Узнаю что - подвешу, блин, за… уши.
Будь предан мне, коль шкура дорога.

Рыбец (склоняясь в низком поклоне):

Я вечный вашей милости слуга,
А чтоб на лапу брать, я зуб даю - ни-ни!

Чукма:

Добро, проехали. Скажи, за эти дни
К тебе подкатывались с просьбами помочь?

Рыбец:

Задрали «ходоки»! И день, и ночь
Ко мне, как в Смольный к Ленину, идут.
То угрожают, то бабло суют,
Меня коробят, право, их манеры!

Чукма:

Подонки, блин! Подонки высшей меры!
А ты?

Рыбец (вдохновенно):

Я, герцог, крепок, как скала:
Не нужно вашего мне, говорю, бабла!
«Подите прочь!» - кричу. Они ж в ответ
Мне говорят, что пару-тройку лет
Осталось вам держаться, сир, за трон.
И верность вам хранить мне не резон.

Чукма:

Кандыба полная! Козлы! Страна козлов!
Немало полетит еще голов,
И прежде чем отправлюсь на покой,
Клянусь, вот этой самою рукой
Еще немало посажу на острый кол,
На возраст невзирая и на пол.
Предательство и преданность - вот два
Краеугольных камня естества.
И середины нет, поверь, барон.
Лишь я здесь сила, правда и закон,
Всего и разрушитель, и создатель,
И всякий, кто не предан мне, - предатель.
Кто не согласен с этим - тот изгой
Лишь потому, что правды нет другой.
Меня страна обязана любить,
Лишь потому, что так и должно быть.
Монарх самодостаточен. И власть
Всегда самодостаточна. Упасть
И больше не подняться обречен
Здесь всякий неспособный на поклон.
Пусть каждый уяснит закон простой:
Раз я на троне, значит, я - святой.
Не смеют худо говорить и о стране,
Раз счастье выпало ей быть подвластной мне.
Могу помиловать, могу и покарать,
Кого-то одарить иль отодрать.
Лишь я имею право поучать,
А остальные вправе лишь молчать.
Чем нас учить, глядите на свое:
У вас линчуют негров, е-мое!
А с выборами что? Господня мать!
Вы бюллетни не в силах посчитать!
Нам заграница больше не указ,
Пусть умники поучатся у нас!
Послов своих сегодня же нагну:
Пусть, трутни, рекламируют страну,
Пусть разнесется весть по белу свету,
Что жизнь демократична в крае этом…
Однако мне, барон, пора идти.
Бывай, холоп!

Рыбец:

Счастливого пути!

Герцог растворяется во мраке.

Рыбец:

О, Господи! Как ты меня достал!
От этих разговоров я устал.
Приемный день окончен, нету сил.

Слышны шаги. По лестнице медленно спускается человек, одетый во все черное. Его лицо скрыто маской.

Незнакомец:

Приятель, а меня ты не забыл?
Я вижу на лице твоем испуг.
Не бойся, мы поладим, милый друг.
Я - сила, брат. Я - то, что в каждом есть,
Кто силу ценит более, чем честь,
Мораль, закон и всякий прочий бред.
Я - вдохновение для тех, кто хочет след
В истории оставить навсегда.
Есть сила, остальное - ерунда.
Из тех, кто здесь сегодня побывал,
Я в каждом жил давно, но долго спал.
И я живу во всех, кто любит власть,
Я возвышаю всех, кто хочет пасть.
Но, кажется, проснуться час настал:
Я сильно от бессилия устал.
Я просыпаюсь! От того, что я силен,
Я есть единственный и праведный закон!

Незнакомец подымает вверх руку. В ней зажата бейсбольная бита.

Занавес