«Жизнь и смерть в эпоху Холокоста»

Минувшей осенью мир отмечал 65-ю скорбную годовщину Бабьего Яра, склонив голову в память о миллионах евреев, погибших в страшном огне Холокоста. Множество событий, посвященных памяти жертв нацистов, прошли сентябрьскими днями в Киеве. И было среди них одно, возможно, не самое заметное, но очень важное для будущих поколений. Важное, если только они сумеют, захотят понять его смысл.

Вначале было слово — сказано в Писании. Слово, которое пытается донести до людей Борис Забарко, трудно переоценить. Это слово людей, которые, как и сам Борис Михайлович, прошли через ад. Их становится все меньше. И Борис Забарко торопится записать рассказы всех еще живущих на Земле свидетелей Холокоста (Катастрофы, Шоа).

Доктор истории Борис Забарко относится к категории людей фанатично увлеченных, отдающих себя служению идее, делу целиком, без остатка. Главной целью его жизни вот уже много лет является собирание свидетельств и воспоминаний бывших узников нацистских концлагерей и гетто, а также тех, кто выжил под чужим именем, с чужим обликом, документами на оккупированной нацистами территории Украины. Еще ребенком Борис Забарко сам прошел через ад Шаргородского гетто (Винницкая область).

Неутомимый искатель, исследователь, автор десятков книг и статей, опубликованных во многих странах мира, он составил, отредактировал и выпустил в 2000 году в свет уникальную книгу «Живыми остались только мы» — сборник воспоминаний бывших узников нацистских концлагерей и гетто. Книгу перевели на немецкий и английский языки и издали в Германии и Великобритании.

Совсем недавно ему удалось издать еще одну книгу — 1-й том трехтомника воспоминаний и свидетельств последнего поколения людей, переживших Холокост, которую автор назвал «Жизнь и смерть в эпоху Холокоста». Ее презентация в Украине прошла в Немецком культурном центре Гете. Сам факт презентации именно в таком месте говорит о многом, вселяя надежду на то, что мир изменился и будет меняться к лучшему. Но именно сегодня с новой силой заговорили те, кто отвергает факт Холокоста, а свидетельства очевидцев называет выдумкой. Если это происходит сейчас, когда люди, пережившие Шоа, еще живы, то что будет завтра?

Книга Бориса Забарко начинается вступлением «Память и история. Жизнь в тени смерти: Воспоминания и свидетельства последнего поколения, пережившего Холокост», в котором автор пытается объяснить трансформации отношения к Холокосту, его восприятия людьми в разные периоды истории. Его собственное рассуждения и выводы, приводимые автором исторические факты и высказывания ученых, политиков, деятелей культуры крайне интересны. И сегодня мы, используя текст вступления, проведем своеобразное интервью с автором. Как сказал сам Борис Михайлович: «Наша книга — лучший ответ на все ваши вопросы».

Ну что ж, начнем наше нестандартное интервью.

— Как могло случиться, что факт гибели миллионов евреев в наши дни подвергается сомнению?

— Хотя по проблемам Холокоста в мире опубликованы сотни и тысячи научных, публицистических работ и мемуаров, созданы многочисленные веб-сайты, проводятся международные научные конференции, семинары, дискуссии и симпозиумы, вышли десятки документальных и художественных кинолент, построены мемориалы и музеи (свидетельствующие о достижении согласия среди историков и политиков в том, что эпоха Холокоста достойна увековечения), для большинства слово «Холокост» еще до недавнего времени было неизвестным, а явление — и сегодня остается во многом непознанным и труднообъяснимым, не укладывающимся в рамки человеческих представлений.

В течение длительного времени трагедия евреев во время Второй мировой войны оставалась запретной темой не только в СССР, странах соцлагеря (об этом достаточно много написано в последние годы), но и в США, Великобритании, ФРГ, Франции и других странах, где Холокост находился вне зоны общественного интереса. Нееврейский мир долгое время избегал темы Холокоста из-за ужаса перед ней, но также и потому, что эта тема подразумевала вину.

В преследованиях евреев принимали участие не только нацисты. Сателлиты Германии и страны, симпатизировавшие наци, арестовывали своих безвинных граждан и беженцев, захватывали их имущество, владения и практически все, что у этих людей было, прежде чем транспортировать в другие части Европы, где их ожидала зачастую ужасная участь.

В ряде стран много времени ушло на то, чтобы постичь сложности своей собственной истории и понять, что они были не только соучастниками, но и, будучи даже жертвами, активно сотрудничали с нацистами (или, по крайней мере, молча соглашались с ними) в совершении преступлений против ни в чем не повинных людей.

— Не в этом ли суть проблемы? Может быть, мир просто не хочет признать свою вину в гибели миллионов евреев?

— Можно говорить о новом этапе в восприятии Холокоста. В разных странах отживают созданные сразу после войны легенды «по мотивам» собственных недавних переживаний. Во Франции говорят не только о Сопротивлении, но и о коллаборационизме. Пересмотрели роль своих стран в распространении антисемитизма и геноциде евреев представители властей и науки Швейцарии, Австрии, Бельгии, Венгрии, Румынии, Польши, Норвегии, Швеции и других стран, а также церковь.

А жертв Холокоста «мучил и убивал не только враг, но и то, что мы называем молчанием и равнодушием мира» — свидетельствовал бывший узник Освенцима, лауреат Нобелевской премии Эли Визель на специальной сессии ГА ООН, посвященной 60-й годовщине освобождения нацистских концлагерей. «Жуткая Катастрофа, травмировавшая историю, — продолжал он, — навсегда изменила человеческое представление об ответственности по отношению к другим людям. И прискорбным, ужасающим фактом является то, что если бы западные государства вмешались в то время, когда Гитлер оккупировал Чехословакию и Австрию; если бы Америка приняла больше беженцев из Европы; если бы Британия допустила больше евреев в Палестину, ныне Израиль, их исконную землю; если бы союзники разбомбили железные дороги, ведущие в Биркенау, в то время, когда туда направлялись венгерские евреи, которых убивали по десять тысяч в день, — тогда нашей трагедии можно было бы избежать или хотя бы — и это уж наверняка — сократить ее масштабы».

Многочисленные неопровержимые факты подтверждают, что союзники по антигитлеровской коалиции вполне отдавали себе отчет в происходящем, но факты их не убеждали, и они бездействовали, бросив евреев на произвол судьбы.

Самым горьким журналистским «провалом века» названа реакция западной прессы на события Катастрофы. «Всего шесть раз за почти шесть лет на первой странице Times упоминалось о том, что для Гитлера евреи являлись исключительной мишенью, предназначенной для полного уничтожения», — отмечал бывший редактор New York Times Макс Френкель.

Молчала церковь в то время, когда надо было во всеуслышание заявить о своей позиции против народоубийства. В 1990-е годы немецкие и французские священнослужители принесли извинения евреям за пособничество нацистам или молчаливую реакцию на нацистский геноцид в отношении евреев. «Мы признаем нашу вину, — говорилось в обращении духовенства французской католической церкви. — Мы умоляем Господа о прощении и просим еврейский народ услышать наши слова раскаяния». Но в ряде стран священники протестовали против жестокого обращения с евреями, принимали участие в спасении евреев, прежде всего детей (вспомним митрополита УГКЦ Андрея Шептицкого, спасшего десятки детей).

Важный урок из трагедии Холокоста сформулировал Мартин Нимеллер (1892—1964): «Сначала они пришли за коммунистами, но я не был коммунистом. И поэтому ничего не сказал. Затем они пришли за социал-демократами, но я не был социал-демократом, и не стал ничего делать. Потом пришли за профсоюзным деятелем, но я не был профсоюзным деятелем. Затем пришли за евреями — но я не еврей, и не стал беспокоиться. А потом, когда пришли за мной, уже не было никого, кто бы встал на мою защиту». Это известное положение из проповеди немецкого пастора, который был депортирован на семь лет другими немцами, актуально и сегодня.

— Как вы оцениваете нынешнее состояние западной и восточноевропейской историографии по Холокосту?

— Центральными событиями, подтвердившими место еврейской Катастрофы в коллективной памяти народов, стали международная конференция по Холокосту (Стокгольм, 2000); историческая сессия ГА ООН, посвященная 60-й годовщине освобождения союзными войсками нацистских концлагерей (январь 2005 г.) и пленарное заседание сессии ГА ООН, специально посвященное принятию резолюции «Память о Холокосте» (ноябрь 2005 г.), а также мемориальная церемония к 60-й годовщине освобождения концлагеря Аушвиц-Биркенау и Международный форум памяти жертв Холокоста в Кракове (январь 2005 г.).

Несмотря на то, что исследование Холокоста стало одним из ведущих направлений мировой исторической науки, в самом его движении сложилось поразительное несоответствие: территория бывшего СССР, где было убито около половины всех жертв, занимает в нем на удивление скромное место. Холокост оставался, во всяком случае, до распада СССР (за частичным исключением короткого хрущевского периода), предметом величайшего вытеснения из памяти о войне (достаточно вспомнить, например, о том, как «забыли» об истинной сути массового убийства в Бабьем Яру).

История и историография использовались в целях непрекращающегося процесса забвения, а не памяти. Евгений Евтушенко писал: «Бабий Яр был преступлением фашизма. Но наше многолетнее замалчивание чужого преступления стало преступлением собственным. Замалчивание — это тоже убийство, убийство памяти».

Когда в 1993 году в Вене проходила презентация «Энциклопедии Холокоста», подготовленной учеными США, Германии и Израиля, я спросил одного из редакторов, профессора Юлиуса Шоепса: «Почему в энциклопедии так мало материала о Катастрофе украинского еврейства в годы войны?». «Вы же очень мало или почти ничего не написали об этом», — таков был ответ ученого, с которым нельзя было не согласиться. И дело было не только в отсутствии доступа к архивным документам. Антисемитизм советского периода в течение долгого времени служил препятствием к осмыслению Холокоста.

Не собирались свидетельства и воспоминания тех, кто пережил Катастрофу в гетто, трудовых и концентрационных лагерях, в лагерях уничтожения, тех, кто воевал в партизанских отрядах, кто выжил под чужим обликом и именем, с чужими документами, а также тех, благодаря которым они спаслись от смерти, тех, кто был там, все это видел, прошел через это и знал всю правду о страшных годах оккупации и геноцида.

— Не слишком ли поздно сегодня проводить работу, начинать которую следовало несколько десятилетий назад?

— Горько признать: многое упущено навсегда. Скоро у нас уже не будет возможности общаться с живыми свидетелями того времени, знания которых могут помочь в заполнении все еще существующих пробелов недалекой истории. Их воспоминания (в ситуации, когда уничтожены следы преступлений и свидетели, отсутствуют правдивые документальные материалы и закрыты еще многие архивные фонды, относящиеся к Катастрофе) — незаменимый источник.

До недавнего прошлого основная аргументация, подтверждающая факт Холокоста, базировалась преимущественно на показаниях и воспоминаниях выживших жертв нацизма. Те, кто пытается отрицать факт Холокоста («ревизионисты», и это название привилось), категорически не признают и отвергают свидетельства и воспоминания жертв.

— И снова возникает этот дикий вопрос о недоверии к самому факту Холокоста. В чем же его корень, в чем скрытый механизм недоверия?

— И в эпоху Холокоста информация о ней современников (очевидцев) вызывала недоверие. Характерна реакция одного из лидеров американского еврейства, члена Верховного суда США Феликса Франкфуртера на рассказ Яна Карского как в Польше немцы осуществляли свой замысел тотального уничтожения евреев – «Я просто не могу этому поверить». Связной польского подполья и правительства в изгнании Ян Карский по просьбе еврейских подпольных организаций, переодевшись в обноски со звездой Давида на груди, дважды тайно проник в варшавское гетто и побывал в лагере смерти Белжец. Он своими глазами увидел весь ужас, выпавший на долю европейского еврейства. Добравшись до Британских островов через Францию, Испанию и Гибралтар, а затем в Вашингтон, Ян Карский встречался с министром иностранных дел Великобритании Энтони Иденом и президентом США Франклином Рузвельтом. Он рассказал о том, как немцы осуществляют свой замысел тотального уничтожения евреев, и довел до сведения союзников, что только их вмешательство может остановить «окончательное решение еврейского вопроса». Правда оказалась слишком страшной.

Именно на такую реакцию рассчитывали нацисты. Примо Леви в его последней книге «Утонувшие и спасенные» приводит слова эсэсовцев из книги Симона Визенталя «Убийцы среди нас»: «Как бы эта война не закончилась, мы все равно вас уже победили; всех вас уничтожат, так что свидетелей не будет, а если кто и уцелеет, ему все равно не поверят... И даже если что-то останется, если кто-то из вас выживет, люди скажут, что описанное вами слишком ужасно, чтобы в это можно поверить…».

К счастью, надежды нацистов, не оправдались. Но до Холокоста многие не верили, что такое может быть. Во время Холокоста многим не верилось, что такое бывает. После Холокоста многим не верится, что такое было и может повториться.

— Что же еще нужно человечеству, чтобы поверить, признать: это было?

— Чтобы развеять недоверие к Холокосту и его порождениям — самообману, безразличию и несправедливости, необходимы веские доказательства и в первую очередь — свидетельства и воспоминания очевидцев и участников событий.

Поэтому мы обязаны все сделать для сохранения того, что называют «долгом памяти». И если сегодня мы сохраним и передадим долг памяти, с нами останется долг просвещения, который станет еще более актуальным в будущем.

Воспоминания дают возможность на примерах индивидуальных судеб жертв показать чрезвычайно широкую панораму тотального уничтожения евреев, назвать те места, в которых осуществлялся геноцид евреев и о которых никто до настоящего времени не знал. Места смерти по другую сторону польской границы до сих пор остаются скрыты для исторического восприятия. А ведь преступный террор, планировавшийся в берлинской резиденции Генриха Гиммлера, был большей частью совершен не только в Освенциме, Треблинке, или Бухенвальде, но и на оккупированной территории СССР.

— В нашем непростом «сьогоденні» (а когда оно было простым?) особое место занимает вопрос примирения участников Второй мировой войны. Как вы к этому относитесь?

— Свидетельства очевидцев и участников, опубликованные в том числе и в наших книгах, а также документальные материалы, пресса тех лет говорят о том, что без коллаборационистов, строивших свои планы на перспективе победы фашистской Германии, без местных полицаев, которых немцы использовали для организации и непосредственного участия в погромах, грабежах и убийствах еврейского населения, без антисемитской пропаганды, без доносительства и выдачи евреев нацистам не удалось бы добиться таких ошеломляющих «успехов» в осуществлении человеконенавистнической программы «окончательного решения еврейского вопроса».

Сегодня под этим прошлым, которое еще живо, хотят подвести черту и по возможности стереть его из памяти. Особенно неприемлемы попытки ставить в один ряд жертв и палачей, попытки героизации пособников нацизма — коллаборационистов и антисемитов, уничтожавших или помогавшим уничтожать мирных жителей, узников концлагерей и гетто. Раздающиеся в ряде стран призывы к «общественному и государственному признанию» бывших пособников фашизма, отход от сложившихся ясных исторических и нравственных критериев оценки нацизма не только культивируют межнациональную рознь, но и оскорбляют память миллионов жертв нацизма и Холокоста и самым негативным образом сказываются на формировании установок толерантности у молодежи.

Поэтому и напоминаем об этом. А также для того, чтобы с особой благодарностью отметить тех неевреев, которые в море ненависти, равнодушия и бесчувствия, несмотря на опасности и тяжелые испытания, вступили на опасный путь неповиновения и делали все для помощи и спасения людей, оказавшихся изгоями на своей родине.

Неопровержимым фактом является то, что многие евреи (и об этом говорится в наших книгах), которым удалось спастись и выжить на оккупированной территории, обязаны соотечественникам — людям украинской, русской и других национальностей.

До недавнего прошлого у нас было не принято вспоминать о них. Может быть, потому, что мужество этих людей — укор пассивным, доказательство, что и во мраке Холокоста можно было сделать другой выбор, кроме бессловесного подчинения преступному режиму или сотрудничества с ним, и оставаться порядочным человеком. Пожалуй, впервые некоторые свидетели говорят о «хороших немцах», которые не были враждебны к евреям, иногда даже были благожелательны к ним. Не все немцы принимали участие в актах жестокости, хотя система уничтожения была отлажена так, что ни жертва, ни палач не могли уклониться. И все-таки у человека всегда есть возможность сделать меньше зла, чем его заставляют обстоятельства. Немало было случаев (и об этом можно прочесть в наших книгах), когда они, оставшись верными благородным идеалам человечности, помогали и спасали евреев.

— И последний вопрос: как годы работы над книгами памяти отразились на вас, на вашей жизни?

— Не скрою — годы работы над книгами, которые сегодня стали для меня основным делом жизни, потребовали от меня немалой душевной нагрузки и переживаний, так как каждое свидетельство вызывало глубокие личные воспоминания о самом страшном периоде жизни. Эти переживания и боль будут сопровождать нас всегда. Верю, что и после того, как уйдет последний свидетель Холокоста, не погаснет вечный огонь памяти, который будет передаваться от поколения к поколению.

Вот таким получилось наше заочное интервью с доктором Борисом Забарко, заслуженным деятелем науки и техники Украины, бывшим узником Шаргородского гетто, председателем Всеукраинской ассоциации евреев — бывших узников гетто и нацистских концлагерей.