ТРЕВОЖНЫЙ ЗВОН

В чем опасность разделения общества по признаку IQ

Куда же может привести Америку стратификация общества по показателям IQ? И авторы бросают на нашу страну весьма суровый взгляд. «Предсказание путей развития общества — занятие с малыми шансами на успех, — пишут они, — однако определенные тенденции кажутся достаточно сильными, чтобы вызвать тревогу».

Наихудший сценарий выглядит примерно так:

Интеллектуальная элита становится все более и более изолированной. Единственное, что объединяет представителей интеллектуальной элиты, это их IQ: социальное происхождение, религия, раса — не имеют значения. Незаурядные умственные способности позволяют этим людям оказываться на должностях и позициях, которые раньше могли занимать и менее способные. Менее способным, как мы уже знаем, остается все меньше и меньше рабочих мест, которые бы гарантировали безбедную жизнь.

Существенно большие доходы позволяют представителям интеллектуальной элиты поселяться в местах, которые раньше им были не по карману. Эти люди все больше отрываются от среды, в которой они росли, все больше замыкаются в кругу себе подобных. С первых дней в колледже они общаются только с теми, у кого SAT был, скажем, не меньше чем 1200. С первых дней на работе их сослуживцы, все, как на подбор, выпускники элитных университетов. Они живут, окруженные себе подобными. Они читают одни и те же журналы и газеты. Посещают одни и те же рестораны. Смотрят одни и те же фильмы. Даже выбирают автомобили определенных марок.

Они несведущи в одних и тех же вещах. Они, скажем, редко читают таблоиды — любимое чтиво среднего американца. Они смотрят коммерческие телевизионные программы намного реже, чем средний американец. Чтение газеты они начинают не со спортивных страниц, а с новостей на бирже. Это не означает, однако, что интеллектуальная элита не пропускает балета и зачитывается Прустом. Их культура — не высокая культура, а просто другая, отличающая их от остального населения страны. (Чтоб проиллюстрировать отдаленность этих людей от реальностей Америки, Херрнштейн и Мюррей приводят буквально анекдотическую историю. Кинокритик журнала «Нью Йоркер» Полина Кэйл, узнав результаты президентских выборов 1972 года, в которых Никсон выиграл 49 штатов, воскликнула: «Никсон не мог победить; среди моих знакомых нет ни одного, кто голосовал за него».)

Изоляция интеллектуальной элиты от простых смертных еще не завершена, но статистически тенденции сильны. Все более стирается традиционное разделение и устанавливаются родственные (часто — буквально) связи между миром бизнеса, миром искусств, университетскими интеллектуалами и правительственными кругами, образуя новый класс одаренных людей.

Авторы «Колокольной кривой» предупреждают: «Происходящее в наши дни смыкание интересов интеллектуальной элиты и слоя богатейших американцев — представляет потенциальную опасность для общества в целом».

Исторически интеллектуалы и богатейшие американцы были антагонистами. Интеллектуалы отождествлялись с левыми — социалистического направления — экономистами и культурой авангарда. Богачи отождествлялись с большим бизнесом и традиционной культурой. С недавней поры эта удобная для понимания дихотомия начала рушиться.

Кого называть «богатые» — определить не так просто, и авторы воспользовались результатами опроса, проведенного социологической фирмой «Ропер Организэйшн» в 1992 году. «Каков должен быть ваш годовой доход, чтобы вы могли сказать: «Моя мечта сбылась?» — так формулировался вопрос, заданный нескольким тысячам американцев. Свою мечту американцы оценили в сто тысяч долларов, что более чем в три раза превышало средний заработок американской семьи — 32 тысячи долларов. И вот, что интересно: этот, 32 тысячи, средний уровень не изменяется уже более 20 лет, а количество «стотысячных» семей растет. В 1970-м их было 2,5 проц., в 1985-м — 4 проц. На 1990 год более чем 5 проц. американских семей относились к этой категории. И число стотысячников продолжает расти, пополняя свои ряды за счет толковых, образованных, способных к обучению.

Сейчас, когда их ряды составляют чуть более 5 проц., они, тем не менее, представляют 10—15 проц. голосующего населения. «Попытайтесь-ка прикинуть, что произойдет, когда богатые будут представлять 10 проц. населения страны? 20 проц.? Не достаточно ли такого представительства, чтобы начать игнорировать те социальные институты страны, которые богатым почему-то не нравятся?» — спрашивают авторы.

Циник, пожалуй, заметит, что привилегированные всегда обходили законы, богатые всегда оказывали финансовое давление на политиков и правительство. И это — правда. Новизна — и очень серьезная — в том, что впервые произошло объединение: беспрецедентная коалиция неординарно способных и ординарно богатых.

По ком звонит колокол

В своей статье в газете «Уолл-стрит джорнэл» (от 10 октября 1994 года), опубликованной за неделю до выхода книги из печати, Херрнштейн и Мюррей пишут: «По нашей теории, в XXI веке мир будет таким, в котором способность индивидуума к обучению окажется фактором, определяющим его место в обществе». Если понимать это утверждение буквально, то XXI век уже начался.

До сих пор мы рассматривали ту часть населения, что разместилась на правом хвосте колокольной кривой: там, где хорошее соревнуется с лучшим. А что делается на левом хвосте, где разместились люди, чьи IQ ниже и намного ниже среднего?

«Кто оказывается бедным? Обычный ответ: те, кто родится в бедной семье. В этом есть определенная доля правды. Так, белые американцы, выросшие в семьях, которые по достатку относились к 5 проц. беднейшей части населения, имеют в восемь раз больше шансов оказаться за чертой бедности, чем счастливчики, выросшие среди 5 проц. богатейших. Однако же белый с IQ 75 и ниже, то есть относящийся к 5 проц. наиболее тупоумных, имеет в пятнадцать раз больше шансов оказаться за чертой бедности, чем «счастливчики», выросшие среди 5 проц. IQ 125 и выше».

Таким абзацем открывают Херрнштейн и Мюррей главу «Бедность».

Таким образом, если бы вы имели выбор: родиться умным или родиться богатым, ответ был бы однозначным — умным. Читательнице, которая вдруг сказала бы: «но-но-но... это — сказки для дураков; я рожусь богатой и выучусь на умную», — Мюррей с соавтором отвечают: «IQ стабилен в течение жизни, и результат теста в десятилетнем возрасте останется с вами на всю жизнь (некоторые отклонения в ту или иную сторону — просто результат ошибки в тестировании)». Неужели читательница ошибается и нельзя «выучиться на умную»? Ошибается, ибо шансы на поумнение ничтожны. На «выучусь» требуется время, а тупоумные в школах не задерживаются, школы им неинтересны. До колледжа они не добираются. Полная картина рисуется в главе «Обучение».

Среди белых американцев в категории «одаренных» все 100 проц. оканчивают школу. Среди «способных» — также 100 проц. Среди «нормальных» процент чуть ниже (94), но все же высокий. Картина быстро меняется на левом хвосте коkокольной кривой: лишь 65 проц. в группе «тупоумных» и 45 проц. в группе «исключительно тупых» получают школьные дипломы.

Молодые люди с высокими IQ, но выросшие в бедных семьях, получают дипломы колледжей, а их сверстники с низкими IQ, но из семей с достатком, оказываются за бортом высшего образования. И первые имеют большие шансы на успехи в жизни, чем вторые.

Не только уменьшается спрос на непроизводительный труд, но и оплата труда, требующего больших интеллектуальных способностей, резко возрастает в сравнении с трудом, где специалисты с высокими IQ не обязательны. Сравним средние годовые зарплаты (в тысячах долларов) соответственно фабричных рабочих и инженеров в 1930, 1954, 1962 и 1986 годах: в 1930 году — 10 тысяч и 25 тысяч, в 1954-м — 18 и 30, в 1962-м — 20 и 60, в 1986-м — 23 и 72*. Рост зарплаты и, соответственно, покупательной способности рабочих практически остановился в 50-е годы.

Не покажется странным, что специальности, требующие IQ выше среднего, и оплачиваются выше среднего. Средняя недельная зарплата в США в 1990 году была 400 долларов в неделю. Бухгалтеры, однако, получали — 600 долларов, инженеры-компьютерщики — 710, преподаватели колледжей — 750, архитекторы — 810, врачи — 900, юристы — 1060 долларов.

Время дешевого непроизводительного труда миновало — Франклин Д. Рузвельт успешно использовал его при постройке шоссейных дорог.

Время дешевого производительного труда — это наше время, но не в нашей стране: хоть и с умирающими, но — профсоюзами, с установленной минимальной почасовой оплатой. США просто не в состоянии соревноваться со странами Юго-Восточной Азии в тех производствах, где цена продукции во многом определяется стоимостью рабочей силы.

Что остается американцу? Хорошо оплачиваемые работы, требующие знаний, больших знаний и еще больших знаний... иными словами — работы, связанные с постоянным накоплением знаний. И лишь те, кто быстро схватывает новое, легко выучивается и переучивается, связывает вновь приобретенные знания с уже имеющимися, в состоянии выживать, удерживать свои позиции, продвигаться по служебной лестнице. Статистически это те, чьи IQ выше.

Так как IQ индивидуума на 40—80 проц. определяется наследственностью, пополнение нового класса возможно, в основном, только за счет увеличения количества детей, рожденных от таких родителей. В связи с этим Херрнштейн и Мюррей обращают внимание на два факта: во-первых, среднее количество детей в семьях двух одаренных родителей ниже среднеамериканского и, во-вторых, очень редки браки между одаренными и тупоумными; одаренные выбирают себе подобных. Эти два факта, по мнению авторов, могут привести к тому, что среднее IQ по стране сдвинется в левую сторону колокольной кривой. Результат? Тысячи проектов, требующих неординарных работников, будут выполняться за пределами США. Десятки миллионов хорошо оплачиваемых рабочих мест покинут пределы страны.

А что прикажете делать индивидууму, чья способность к обучению низка или полностью отсутствует? Пополнять ряды пауперов.

Херрнштейн и Мюррей анализируют богатейшую информацию, собранную сотнями исследователей и практиков, опубликованную в журналах и книгах, хранящуюся в досье государственных учреждений, частных компаний, университетов.

Кого больше среди безработных? Тех, у кого низкий IQ. Кого больше на велфэре? Тех, у кого низкий IQ. Кого больше в тюрьме? Тех, у кого низкий IQ.

Статистически негативный эффект прежде всего касается детей, рожденных в семьях, где оба родителя имеют низкий IQ, или в семьях одиноких матерей с низким IQ. На сегодня около 20 проц. детей рождены в таких семьях, и — подчеркивают авторы — высока вероятность, что эти дети также имеют низкие IQ. А это с высокой вероятностью приведет их в стан уличных хулиганов, а затем и в тюрьму.

А если им удастся избежать уголовного сценария?

Став через десяток лет взрослыми, они, к сожалению, столкнутся с реальностью рынка труда, который и сейчас-то не слишком милостив к тем, кто не обладает способностью учиться, учиться и учиться, а спустя десяток-другой лет будет для таковых наглухо закрыт. Люди, чей IQ на левом хвосте колокольной кривой, становятся пауперами, все более ненужными на производствах, все более обременительными в экономическом смысле для государства. Если не произойдет революции в технологии обучения (методы? компьютеры? тренажеры?) — а пока такой революции не видно, то в не столь отдаленном будущем эти люди станут обузой для общества.

Продолжает расти число детей, рожденных одинокими матерями. И вы уже, наверное, догадались: чем ниже IQ женщины, тем больше вероятность, что она рано заведет внебрачного ребенка. В первую очередь, вы подумали о негритянских семьях, не так ли? Однако Херрнштейн и Мюррей демонстрируют: положение среди белых сегодня также не вызывает оптимизма, и в 1991 году 22 проц. детей, рожденных белыми женщинами, были внебрачными. Три четверти внебрачных белых детей появились на свет у матерей с низким IQ. Так как IQ хорошо коррелируется с заработком, не удивительны и такие данные авторов: у одиноких женщин с заработком в 75 тысяч и выше рождается 1 проц. внебрачных белых детей, а с заработком 22 тысячи и ниже — 69 проц. Вероятная судьба этих детей? Смотри абзацем выше.

Каковы перспективы?

Государство-опекун или государство индивидуальных свобод?

Интеллектуальная элита, приняв как данность, что определенная часть населения сможет существовать только под полным покровительством государства, возьмется за дело. Забота о детях — особенно в больших городах — будет осуществляться государством. Бездомные исчезнут; точнее, они будут приписаны к специальным местам, где их вполне сносное существование будет контролировать государство. Преступников ждут более комфортабельные места заключения, рассчитанные на более длинные тюремные сроки. Количество пауперов будет расти, а бюджет для осуществления социального контроля над ними будет все более и более централизоваться.

Государство-опекун, прогнозируемое Херрнштейном и Мюрреем, напоминает государство до боли знакомое. Для меньшинства — нового класса — резервация с высоким уровнем жизни, богатой на выдумки индустрией развлечений, продуктивными бизнесами и так далее. Для большинства — основной части населения — тоталитарный контроль всех аспектов жизни с полным подавлением индивидуальной инициативы.

Что может быть противопоставлено такому ходу событий?

Во всяком случае — не искусственное равенство людей, совершенно по разному приспособленных к реалиям общества информационной эры. Ни демократы Древней Греции, ни республиканцы Древнего Рима, ни великие мыслители древней Азии не считали, что все люди созданы равными. Древние философы понимали: люди от природы совершенно различны; древние философы спорили о путях и возможностях для разных людей служить по-разному. Кому? Народу... монархам... тиранам... богам...

Отцы-основатели США честно писали о неравенстве людей: Джефферсон и Франклин, Мэдисон и Гамильтон. Политическое равенство? Несомненно. Но их бы удивил даже намек на абсолютное равенство людей в любом другом смысле. «Мы думаем, — пишут авторы «Колокольной кривой», — что основатели США были правы... Тирания уравнителей, будь они якобинцы или ленинисты, — бесчеловечна. Логика уравнителей в конечном итоге приводит к осуществлению лозунга «Все то, что не запрещено, — обязательно».

Авторы «Колокольной кривой» призывают: «Пора, наконец, серьезно взяться за дело».

Господа либералы, присмотритесь. Ваши программы социальной помощи и направленные на уравниловку разного рода проекты, проводимые вот уже 30 лет, не создали продуктивной жизни для тех, кто на левом хвосте колокольной кривой.

Господа консерваторы, присмотритесь. Маловероятно, что ваши идеи по ограничению налогов, созданию специальных промышленных зон, уменьшению платежного дефицита страны приведут к сдвигу в сторону общества, лучшего для тех, кто имеет низкий IQ.

Предлагая альтернативу обществу, резко разделенному по умственным способностям, авторы обращаются к рецептам известной книги Чарльза Мюррея «В погоне за счастьем». Лишить центральное, то есть федеральное, правительство всей возможной власти, передать все возможные бразды контроля штатам, местным и городским властям, рассматривать людей, как индивидуумов, а не как представителей отдельных групп. И предоставить индивидууму всю возможную свободу действий и принятия решений.

Уверен, авторы знали, что их рецепты не ведут к быстрому успеху.

Критика книги

Начав работать над статьей, я параллельно со вторым прочтением книги собирал рецензии на нее. Их — бездна; даже беглое ознакомление с теми из рецензий, что осели в моем архиве, заняло много часов. Говоря о труде Херрнштейна и Мюррея, можно смело говорить о 845 страницах, которые потрясли мир, послали шоковую волну по всем Соединенным Штатам.

Если бы желание главных средств массовой информации США (нашего технически развитого Агитпропа) могло бы осуществиться, то обсуждение проблем, связанных с интеллектом, осталось бы уделом узких специалистов. Херрнштейн и Мюррей взорвали политически корректное табу, и сделали это аргументированно, корректно, в спокойном тоне.

Аргументация их основывается на необычайно обширном фактическом материале. Материал изложен в простой ненаукообразной манере, предназначенной для обычной образованной публики. Изложение ведется спокойно, без полемического запала и риторики, обычно присущих статьям и книгам, в которых предлагаются нетрадиционные оценки и взгляды. Снова напрашивается аналогия с дарвиновским «Происхождением видов».

Возникает и другая аналогия с классическим трудом Дарвина: стиль критики, которой подвергается «Колокольная кривая». Обвинения в расизме, маккартизме, гитлеризме и прочем не прекращаются. Моральным линчеванием Мюррея (Херрнштейна, как мы знаем, уже нет в живых) занимаются те самые борцы за равенство, которые, по мнению авторов, могут превратить США в государство-опекуна. В неаргументированных атаках, непристойных по своей озлобленности и лживости, преуспели политические журналисты таких изданий, как «Ньюуик», «Скиентифик Америкэн», «Нью Рипаблик», «Нью-Йорк ревью оф Букс», «Экономист». А «Бостон Глоб» накричал на авторов еще летом 1994-го, то есть за несколько месяцев до выхода книги из печати (беспрецедентный случай).

Наиболее беспардонным атакам подвергается 13-я глава, в которой авторы показывают, что белые как группа имеют IQ в среднем на 15 выше, чем негры как группа. (И если вас интересует полная картина, то вы можете узнать, что представители Восточной Азии как группа имеют IQ выше, чем белые американцы, а евреи — выходцы из Европы как группа обладают самым высоким IQ.) Многие критики не скрывают, что это вообще единственная глава в книге, которую они прочли. Ряд критиков были пойманы на том, что они и книги-то не читали, и основывали свои рецензии на отзывах других рецензентов.

Вот некоторые примеры. М-р Розен и м-р Лэйн («Нью Рипаблик») заголовком своей статьи дают короткую характеристику авторам книги — «Неонацисты!» Тот же Лэйн в «Нью-Йорк Бук ревью» обвиняет авторов в том, что их основным источником являются материалы расистского журнала. М-р Лэйкэйо («Тайм») предрекает по поводу книги: «Расисты будут довольны». Сосед-бостонец, профессор Университета Норт-Истерн Леон Кэймин («Скиентифик Американ»): «Колокольная кривая» — благовоспитанный способ обозвать кого угодно «ниггер». Книга не имеет ничего общего с наукой».

Критики не желают признавать, что «Колокольная кривая» не о межрасовой разности IQ и не о наследовании IQ. Что цель книги — проиллюстрировать, куда идет общество, стратифицированное по показателю IQ. Обвинение авторов в расизме — наиболее легкий путь уклонения от обсуждения существующих проблем.

Даже ведущие телевизионных шоу, на которые приглашается Мюррей, пытаются свести дискуссии к вопросам расы и генетического наследования IQ, всячески избегая основной темы книги: что должно предпринять общество, чтобы те, кто расположился на левом хвосте колокольной кривой, вели успешную жизнь.

Разница в групповых IQ между разными расовыми и этническими группами — не единственная цель для атаки. Другие цели: наследственность умственных способностей; предсказание успехов, основанное на показателе IQ; предсказание велфэрной судьбы и возможного преступного будущего, основанное на показатели IQ. Также подвергаются атакам выводы о том, что поголовное равенство и не осуществимо. Ни распределение богатства с помощью налогообложений, ни решение государством экономических задач, ни решение государством социальных проблем не смогут выровнять шансы на успех людей, расположенных на противоположных хвостах колокольной кривой.

Значительно сбалансированней были публикации в газетах «Уолл-стрит Джорнэл» и «Европеан», в журналах «Нэйшнл ревью», «Форбс» и «Американ Спектэйтор». На мой взгляд, две лучшие статьи о книге были опубликованы в журнале «Форбс»: одна — большая, написана Питером Бримелоу, другая — всего страничка, Томасом Соуэллом. Доктор Соуэлл, известный экономист, пишет: «Это — одна из наиболее здравомыслящих, ответственных, доскональных и глубоких по мысли книг среди опубликованных за многие-многие годы. А то, что мы наблюдаем сейчас, это — начало кампании морального уничтожения Чарльза Мюррея. Зачем? Чтобы проигнорировать вопросы, которые он задает, и проигнорировать факты, которые он представляет».

Скотч в Белмонте

В знойный летний вечер 1990 года на веранде небольшого дома в Белмонте, Массачусетс, два приятеля потягивали вечерний скотч. Хозяин дома Дик Херрнштейн и друг его Чак Мюррей размышляли о будущем задуманной ими книги. Работу над нею они только-только начали, но уже прозвучали предупредительные выстрелы, и друзья толковали о тяжелом артиллерийском огне из орудий всех калибров, который — не было сомнения — последует. Скотча было предостаточно, и затянувшийся разговор начал приводить гостя в уныние. Наконец он не выдержал: «Так какого же черта мы пишем ее?»

Дик посмотрел внимательно на друга, помолчал, выпил и стал вспоминать вслух.

«... Это был день, когда я — совсем еще молодой человек — получил теньюр. Сбылась мечта. Пожизненное профессорство в любимом университете! В Гарварде! Меня наградили не просто лучшей работой в мире, но и возможностью — пожизненно! без всякого опасения за будущее — выбирать темы исследований, лекций. Это выглядело как странная сделка... необъяснимое чудо... В чем-то был подвох... ловушка... Я гадал: какова окажется цена этого подарка судьбы?»

Дик подлил себе скотча... «И я вычислил цену, — пригубив бокал, не спеша произнес он. — Мне придется всегда, везде говорить только правду».

На его лице сияла добрая улыбка. В его голосе не было никакого самолюбования, только ответ на вопрос друга, которого четыре года спустя он, уйдя из этой жизни, оставил одного против всех защищать правду.