НЕИЗВЕСТНЫЙ СИМОН ПЕТЛЮРА ИСТОРИЯ ОДНОГО ИНТЕРВЬЮ

Отставка Кабинета министров Украины, возглавляемого В.Ющенко, решение президента России о назначении российским послом в Украине бывшего премьер-министра РФ, видного общественно-политического деятеля и известного хозяйственника В.Черномырдина, придание нового импульса сотрудничеству в рамках ГУУАМ вызвали как в Украине, так и за ее пределами вспышку интереса к украинско-российским отношениям, к вопросу о том, как и в каком направлении будет развиваться внешнеполитическая деятельность Украины в XXI ст.

В этом контексте представляет значительный интерес обнаруженный в фондах Центрального государственного архива общественных объединений Украины (ЦГАОО) текст интервью выдающегося государственного, политического и военного деятеля Украины Симона Петлюры сотруднику информационного агентства русской эмиграции РУСС-ПРЕС, в котором затрагиваются вопросы внутренней и внешней политики Украины в условиях ее полной независимости. Текст был подготовлен в начале 1924 г., когда С.Петлюра выехал из Польши в Западную Европу.

Указанный документ находился в собрании личных документов сотника Армии Украинской Народной Республики (УНР) В.Шевченко, который в это время учился в Украинской хозяйственной академии в Подебрадах (Чехословакия). Отправителем его был начальник личной охраны С.Петлюры полковник Армии УНР К.Чебатарев. Последний, адресуя материал В.Шевченко, специально предупредил его о том, что с текстом интервью не следует знакомить в полном объеме даже своих единомышленников, т.е. людей, твердо стоящих на национально-государственных позициях. Это свидетельствует о том, что данный материал на то время еще не был опубликован. Хотя и на сегодня установить, появилось ли интервью в российской эмигрантской прессе, не удалось. Тем не менее содержание этого документа имеет несомненно научную и политическую ценность для объективного освещения украинско-российских отношений и правильного понимания роли и места независимой Украины в системе общеевропейских отношений.

Не вызывает сомнений, что текст указанного интервью принадлежит перу С.Петлюры, который в переписке со своими соратниками и единомышленниками К.Мациевичем и В.Садовским в 1925—1926 гг. неоднократно касался вопросов украинско-российских отношений (см. «Симон Петлюра. Невідомі листи з Парижа як заповіт борцям за самостійну Україну». Українська видавнича спілка, К.,
2001 р.). Так, в письме от 22 мая 1925 г., адресованному К.Мациевичу в Прагу, он весьма болезненно отнесся к сообщениям о том, что якобы ведущие деятели партии украинских эсеров согласились со своими российскими однопартийцами о будущих федеративных связях Украины с небольшевистской Россией. С.Петлюру особенно возмущала позиция российских политиков, которые по-прежнему видели в украинском народе «младшего» брата. «Рассматривая будущие отношения, россияне, когда затрагивается дело Украины, — подчеркивал он, — относятся к нему, как к проблеме, которая не имеет видов на ее решение в духе независимости государственной».

И в следующем письме к указанному адресату 12 июня 1925 г. тема союзнических или федеративных связей Украины с небольшевистской Россией занимает ведущее место. Осуждая стремление отдельных украинских политических групп или деятелей втянуть Украину в «союзную орбиту» с Москвой, С.Петлюра делал ударение на том, что указанные действия «были бы не только доказательством «малороссийской шатости» проводников нашего движения, не только компрометацией их, но и ущерблением нашего национального идеала».

Выступая в качестве неуступчивого, последовательного и бескомпромиссного самостийника-государственника, убежденного противника ориентации на какую-либо Россию, С.Петлюра вместе с тем в вопросах внешнеполитических стоял на позициях реальной политики. В цитированном выше письме К.Мациевичу он писал: «... Я не хочу сказать, что не должно среди украинской общественности существовать политических течений, которые бы в случае неудачи нашей борьбы в новой попытке реставрации самостийности взвалили бы на себя, проще говоря, и тяжесть неприятного одиума представительства идеи «союзнического» или федеративного сожительства с Москвой».

Сегодня особенно актуально звучат слова С.Петлюры о геополитическом значении независимой Украины для стабильности в Европе и Черноморском бассейне, о необходимости в интересах будущего государственного строительства, как в России, так и в Украине, устранения «уже теперь всего того, что может осложнить процессы этого строительства».

Следует отметить и то важное обстоятельство, что С.Петлюра, сознавая место и роль будущей Украины в системе международных отношений на Европейском континенте, считал, что украинская независимость напрямую связана с ее поддержкой со стороны ведущих стран Запада. В письме от 19 апреля 1925 г. К.Мациевичу он писал: «Поэтому я большой вес придаю внешним факторам и думаю, что без своевременной помощи с их стороны мы опять провалимся по всем швам и закончим новые попытки украинского государственного ренессанса катастрофой», подчеркнув: «Все это заставляет меня думать о том, как бы горю помочь и невеселой перспективы для нашей нации избежать».

Приведенные выше мысли С.Петлюры о внешней политике независимой Украины, необходимости ее соответствия концепции существующих международных отношений, об особом характере украинско-российских связей остаются актуальными и поучительными и для нашего времени. Вместе с тем исторический опыт, связанный с событиями ушедшего XX века, дал немало очевидных свидетельств того, когда великие державы в вопросах «большой стратегии» рассматривали Украину не как равноправного партнера, субъекта международных отношений, а как «разменную» монету в разных политических хитросплетениях и комбинациях, используя при этом политические разногласия внутри самой Украины, что в итоге привело к падению УНР.

Одной из главных причин поражения национально-государственного строительства в период 1917—1920 гг. было отсутствие подлинного единства и действий всех украинских национальных политических сил, их лидеров, когда личные интересы и амбиции брали верх над государственными и общенациональными интересами. Это особенно ощутил на себе С.Петлюра, возглавивший Директорию УНР и ее вооруженные силы в решающий период борьбы за независимость (1918—1920 гг.).

Поэтому, пребывая в эмиграции и размышляя над причинами падения УНР, которые отразились и на его собственной судьбе, С.Петлюра последовательно и особенно остро ставил вопрос о необходимости консолидации сил украинского народа, повышения его национального самосознания, выработке единой платформы за восстановление суверенитета УНР. Можно сказать, что эта цель была смыслом его жизни. Он был твердо убежден: в конечном счете украинский народ приобретет выстраданную столетиями национально-государственную независимость. «У мене немає розчарування ні в нашому народі, бо він є таким, яким його зробили обставини, часом сильніші од нього, ні в його здатності до самостійного життя, бо ця здатність буде розвиватись і зміцнюватись і зміцняти його. Ситуація, в якій він опинився сьогодні, не є ні вічною, ні безнадійною. Змінити її до певної міри залежить і від напруження власних сил. Треба працювати над цим всім і кожному, — в міру його сил і можливостей». Эти слова С.Петлюры сегодня звучат особенно актуально и современно.

Предлагаемая ниже публикация призвана не только вызвать интерес к реалистическому и углубленному изучению внешнеполитических отношений Украины с ее соседями в контексте общеевропейской политики, но и посвящается светлой памяти Симона Петлюры, трагически погибшего в Париже 25 мая 1926 г. от рук убийцы.

Интервью
с С.Петлюрой сотрудника
РУСС-ПРЕСС (полный текст)

На ваши вопросы я буду отвечать в несколько измененном порядке и остановлюсь прежде всего на украинизации, проводимой большевиками. В этом направлении нынешней политики большевиков я усматриваю очередную их уступку стихийной силе украинского национального движения, а вместе с тем логически последовательную и политическую меру в целях овладения силой этого движения и укрепления своих позиций на Украине. Рост украинского национального самосознания, видный каждому беспристрастному наблюдателю, не мог не остановить на себе внимания большевистских лидеров.

«Смычка» села с городом, которой большевики не без основания придают такое решающее значение в деле своего дальнейшего пребывания у власти, не может быть осуществлена, по их собственным признаниям, без предварительного, хотя бы частичного удовлетворения тех требований, которые предъявляются национально-пробудившимся украинским селом. Политика репрессий и преследования всего украинского как контрреволюционного, неразумно и жестоко проводимая большевиками в продолжение 5 лет, давала обратные результаты, вызывая народный террор в виде непрекращающихся восстаний, что в конце концов и принудило большевиков пойти на некоторые уступки. Деятельность украинской эмиграции, в сторону которой обращались взоры терзаемой коммунистами страны, сыграла при этом видную роль. Спохватились первые, правда, весьма невлиятельные и немногочисленные украинские коммунисты и грузинские, и настойчиво обращали внимание своих московских патронов на растущие опасности. Руководители III Интернационала поняли, что уступка необходима не только по соображениям внутренней политики, но что и в перипетиях политики внешней, при ближайшей более или менее благоприятной международной конъюнктуре она может дать осязаемые результаты. Не оставляя идеи использования политических и экономических кризисов в Европе в целях насаждения там советской системы, руководители Московского интернационала, уже под влиянием своих военных экспертов, должны были в положительном смысле разрешить вопрос об украинизации и по мотивам будущей милитарной борьбы. И фронт последней, а еще более тыл обеих армий будут ведь проходить по территории, населенной украинцами. Иметь симпатии этого населения, явиться к нему если не в ореоле национального освободителя, то по крайней мере толерантного контрагента, важно и с точки зрения стратегической. В данном случае большевики, оставаясь верными себе, готовят испытанное и давшее блестящие результаты за последнее время оружие — агитацию, имеющую целью разложение противника с приобретением среди него союзников. Наряду с этим нужно поставить откровенно высказываемое самими большевиками стремление привлечь на свою сторону провозглашением начал национальной свободы туземные народы Азии. Таким образом, большевистская украинизация должна рассматриваться как одно из звеньев того плана, какой ими вынашивается на случай вооруженного конфликта со своими соседями. Говорить об успехах ее на самой Украине пока преждевременно. Сведения, получаемые оттуда, заставляют отнестись к ней скорее с недоверием и оговорками. Как во всем том, что декларируют большевики, так и в данном вопросе за шумными и красивыми словами и высокими идеями скрывается немало фарисейства и суррогата. Так, украинизация упрощена и прямолинейно сводится лишь к переходу на украинский язык в делопроизводстве и к введению его в школах как орудия обучения в духе коммунистических идей. Пока что не слышно, чтобы к колоссальной по своему содержанию и объему работе украинизации привлечены были культурные силы Украины, не исповедывающие коммунистической веры. Нет, украинизацию проводит в большинстве пришлый элемент, коммунисты из Москвы, наспех сами еле обучившиеся и обучающиеся украинскому языку. Не трудно представить, сколько искривлений и порчи принесет такая украинизация подлинной национальной культуре, сколько лишней работы прибавится подлинным культурным работникам Украины по очистке принесенного сора и фальши. Нарочитость и фарисейство украинизации, проводимой большевиками, тем более бросается в глаза, что одновременно с декларированием и частичной реализацией ее коммунистические лидеры покончили с последними признаками государственной самостоятельности УССР, ликвидировав дипломатические представительства ее за границей и целый ряд комиссариатов на Украине, объединив в союзных центральных учреждениях руководство наиболее важными хозяйственными отраслями Украины. Фактически Украина ныне больше чем когда бы то ни было раньше представляет собой источник для беззастенчивой эксплуатации в пользу Союза Советских Республик. Достаточно иллюстрирует положение Украины тот факт, что бюджет Украины, как составной части Союза, составляет лишь 12% бюджета Москвы, как государственного центра Союза, а хлеб и другие продукты украинского сельского хозяйства служат главным предметом внешней торговли Союза, в то время как местное население само не имеет хлеба, недоедает, а то и просто голодает. То, что производит украинский крестьянин на своем поле, большевики в буквальном смысле вырывают у него из голодного рта для того, чтобы поддержать свой престиж перед заграницей.

Таким образом, украинизация, проводимая большевиками, при указанных условиях выступает как обдуманный ход политической игры в интересах коммунизма, а не как действительное средство удовлетворения национальных потребностей 35-миллионного населения Украины.

Тем не менее это не значит, что она не принесет некоторых, хотя бы и кратковременных выгод. Расчет большевиков на эффект подобной тактики в смысле влияния на украинскою эмиграцию и особенно на украинское население, живущее ныне в пределах Польши, оказывается до известной степени правильным. Интересующим Вас фактам «сменовеховства», по-украински «перекинчицтва», проф. Грушевского и г. Тютюнника ни я, ни, насколько мне известно, серьезные круги украинской эмиграции особенного значения не придают. В сущности, проф. Грушевский давно уже вплотную подошел к большевикам в своих социально-политических концепциях, и скорее удивляет тот факт, что он так долго медлил с публичным фиксированием своей эволюции. Что касается г. Тютюнника, то его политическая неустойчивость для нашей эмиграции не секрет. Он уже раз переходил к большевикам, теперешний его переход к ним никого не удивляет, как не удивит никого и новый шаг его в обратном направлении, когда ситуация соответственным образом изменится.

Вообще же, мне кажется, что при объяснении того или иного факта перехода украинцев-эмигрантов, живущих в Польше, к большевикам надо принимать во внимание те психологические мотивы, возникновение и рост которых так обильно питает положение украинцев в Польше.

Здесь я должен кратко коснуться общего положения украинской эмиграции. Условия ее жизни, как материальные, так и правовые, — очень тяжелые. Сравнительно благоприятны они в Чехословакии, где украинская интеллигенция, подобно русской, нашла значительное применение для своих сил, организовав при содействии тамошних влиятельных кругов Украинский университет с тремя факультетами, Агрономическую академию, Высший педагогический институт, Матуральные Курсы, где идет подготовка к будущей культурной и творческой работе на родине.

Не так обстоит дело в Румынии, Германии, а в особенности в Польше. Здесь положение ее более тяжелое. Материально необеспеченная, по крайней мере в большинстве своем, ущемляемая правовыми ограничениями, она здесь и морально подвергается тяжелым переживаниям на почве той национальной политики, какая осуществляется здесь по отношению к единокровному украинскому местному населению. Острота этих переживаний тем более дает себя знать, что эта политика противоречит тем лозунгам и формальным обещаниям, какие были положены в основу общей борьбы поляков и «надднепрянских» украинцев против большевиков в 1920 г. и над которыми первые, использовав политически милитарную силу последних, перешли потом к повестке дня. Если эта политика не может удовлетворять украинцев, живущих в Польше, то, с другой стороны, она вызывает глубокую горечь и разочарование среди той части украинской эмиграции, которая вместе с Украинской армией разделяла труды борьбы 1920 г., а после интернирования в границы Польши и пребывания в «обозах» имела достаточно материала для углубления этой горечи. Неудивительно, что на почве этого разочарования большевистская «украинизация», какою бы извращенною она ни была, расценивается некоторыми кругами эмиграции как явление более положительное, дающее некое основание верить серьезности нового курса большевиков в национальном вопросе, а б[ыть] м[ожет] использовать его в направлении, отвечающем подлинным потребностям украинского народа. Для элементов, политически мало развитых, но по натуре своей деятельных, и такая возможность, при сопоставлении их с польской действительностью, является достаточным импульсом для возвращения. Отсюда большая по сравнению с другими центрами эмиграции реэмиграция украинцев на родину, в частности моральная, несмотря на все усилия со стороны командования, особенно благоприятна. Я лично думаю, что реэмиграция таких элементов не является ослаблением той идейной работы, какую преследует политически сознательная часть украинской эмиграции. «Сменовеховство» среди этой части эмиграции — явление редкое и широкого массового распространения не имеет. Влиянию его подпадают, как я сказал, элементы малоценные в политическом отношении. Что касается большинства эмиграции, то оно остается на своих старых идейных позициях и, отрицательно относясь к большевикам, не верит ни в серьезность, ни в искренность нового «путча» большевиков в национальном вопросе.

Антибольшевистская позиция объединяет всю украинскую эмиграцию, без различия политических группировок. Другим цементом, соединяющим ее, является идея украинской государственности. Естественно, что различные течения украинской политической мысли борются между собою за преобладание своей программы и своей концепции украинской государственности, но имеются серьезные основания заключать, что это различие не помешает всем, при благоприятных условиях, сплотиться под лозунгом приоритета государственности над партийностью и партикуляризмом, тем более что базою для объединенной творческой работы будут подлинные настроения народных масс, а не теоретические настроения тех или иных эмигрантских групп.

Что касается того течения, какое представляется мною, то оно сохраняет равнодействующую между различными течениями и сохраняет традиции украинской государственности, считая, что это приобретение национальной борьбы не должно растрачиваться, а наоборот, быть передано народу в его новых реставрационно-государственных начинаниях. Не только я и мои ближайшие сотрудники, но и вся сознательная часть украинской эмиграции свое пребывание на чужой стороне старается использовать с целью пропаганды украинской идеи среди политических и общественных кругов Европы и Америки и ознакомления их с жизненностью и политической целесообразностью идеи Украинского государства.

Украинская эмиграция стремится к тому, чтобы эта идея в конце концов стала объективно ценной в сознании политических кругов Европы, которая благодаря созданию Украинского государства приобрела бы большее равновесие и устойчивость, так как в систему ее государственно-политических отношений вошел бы достаточно сильный, как экономически, так и в отношении количества населения, фактор; при его помощи более успешно можно было бы регулировать сложные отношения на востоке Европы и в особенности в системе Черноморского бассейна, чем это было до сих пор. Не имея империалистических стремлений, будучи государством национальным, Украина давала бы гарантии мира в этом тревожном пункте Европы, а своими природными богатствами представляла бы большую ценность для последней и в экономическом отношении.

По интересующему Вас вопросу о польско-украинских отношениях я могу сказать очень немного. Договор, заключенный правительством Речипосполитой Польской и правительством Украинской Народной Республики в апреле 1920 г., был аннулирован фактом подписания в Риге Польшею договора с Советами. В дальнейшем министерства, как парламентарные, так и внепарламентарные, углубляли смысл этого акта и свели на нет значение украинского фактора в системе своей «восточной политики». Правда, в некоторых органах польской прессы, а также в Сейме иногда раздаются предостережения и призывы к более серьезной оценке растущей силы украинского движения. Но эти предостережения носят единичный и платонический характер. Они не подкрепляются делами и соответствующим отношением к национальным интересам украинского населения у себя дома, ввиду чего за ними едва ли можно признать реальное политическое значение.

А в будущем о нем говорить и трудно, и преждевременно.

Что касается отношения к русской эмиграции, то оно не только у меня, но и, насколько я знаю настроения украинской эмиграции, у всех ответственных представителей ее определяется ее — русской эмиграции — отношением к проблемам украинской государственности. Насколько я знаком с различными течениями политической мысли русской эмиграции, она еще не освободилась от предвзятых и нежизненных критериев в этом вопросе. Как среди правых кругов ее, так и демократических, вплоть до социалистов с различными их оттенками, господствуют в отношении украинской проблемы смутные и не отвечающие действительности представления. В этом отношении русские большевики пошли вперед от них. Я думаю, что жизнь заставит то же сделать и те политические круги, которые являются антиподами их. Давние отношения на востоке Европы не могут быть восстановлены ни в той форме, ни в тех границах, какие были до войны. Угрозы некоторых кругов русского общества расправиться с украинцами, грузинами и другими национальностями, стремящимися к созданию или восстановлению своей государственности, никого не пугают и вызывают обратное действие. Доброй волей никто из них в объятия Единой Великой России, будет ли она республиканской, конституционно-демократической или самодержавной, не захочет возвратиться. Попытка силой принудить их к этому — слишком опасна, и прежде всего для самих русских, так как никто не может быть уверенным в исходе борьбы. В частности, что касается Украины, то печальный пример с продвижением Добровольческой армии, которое было ликвидировано не столько фронтовыми победами большевиков, сколько дезорганизацией тыла ее украинским населением, оскорбленным насилиями частей Добровольческой армии и нападением ее на Украинскую армию, должен послужить лишним предостережением для чрезмерных иллюзий в попытках силою воссоединить оторванное. Внутренняя сила украинского национального движения гораздо шире, центробежна, чем представляют себе некоторые русские политики, и не может она быть втиснута в тесные рамки федерации или местного самоуправления. Ввиду чего представлялось бы крайне желательным, чтобы русская эмиграция усвоила себе несколько иные критерии в украинском вопросе, признав за ним первостепенное значение в деле урегулирования отношений на территории, заселяемой различными народами, достаточно подготовленными к самостоятельной государственной жизни, дающей им больше гарантий и выгод для развития своих разнообразных интересов, чем может дать любая концепция русских воссоединителей. Я знаю, что отказаться от привычных навыков и старых критериев не так легко. Но интересы будущего строительства как России, так и Украины обязывают устранить уже теперь все то, что может осложнить процессы этого строительства. По этим соображениям политическим кругам обеих эмиграций следует говорить не о местном самоуправлении или федерации, а о наиболее целесообразном разграничении территориальных интересов и об эвентуальных схемах экономических отношений, намечающих взаимные интересы обоих соседних государств. Из всего сказанного выше Вы могли вынести впечатление, что не только лично я, но и вся украинская эмиграция твердо верит и убеждена как в жизненности, так и в незыблемости украинской государственной идеи. Эта убежденность питается тою силою однородности, как[ую] выявила украинская нация в попытках ее денационализации на своем историческом пути и в росте национального самосознания ее, с которым в конце концов должны были сочетаться и такие новеляторы, как большевики, и с которыми жизнь заставит сочетаться — хотят ли они этого или нет — и других соседей Украины. Идеал украинской государственности, начавший было в 1917—1918 гг. приобретать вполне реальные очертания и нашедший было свое выражение в напряженных усилиях государственного строительства, временно искривился благодаря социальной демагогии большевиков, которые кое-что испортили, кое-что поломали в этой строительной работе. Но база государственного строительства осталась незатронутой. Уничтожить ее даже большевики при всей их жестокости и бесцеремонности не в силах. Она — в народе украинском, в его творческих потенциях и сознательной воле к самостоятельному державному бытию.

Пребывая в эмиграции, мы, как часть народа, учимся, накапливаем свои наблюдения над чужим опытом в вопросах государственного строительства, в том сознании и уверенности, что все это при неустойчивости современных политических отношений Европы найдет свое приложение в реальных условиях родной обстановки и принесет свою пользу в деле освобождения нашего народа.