СУЩЕСТВУЕТ ЛИ ЗАГАДКА СМЕРТИ СТАЛИНА?

БОЛЕЗНЬ ИЛИ ЗАГОВОР?

Предположения о том, что Сталин умер преждевременно, в результате заговора и отравления медленно действующим ядом, очень распространены. Теория отравления высказывается и в одной из последних биографий Сталина, написанной Эдвардом Радзинским с использованием ранее за- секреченных архивных документов. Фактической основы такие предположения не имеют. Однако косвенные данные — официальная фальсификация даты случившегося у Сталина кровоизлияния в мозг и места, где это случилось (дача в Кунцево, а не кремлевская квартира), неоправданная многочасовая задержка в вызове врачей, а также необычность поведения ближайших соратников Ста- лина и прежде всего Берии и Маленкова, на которую обратили внимание не только дочь Сталина Светлана и сотрудники его охраны, но и дежурившие у постели больного врачи, используются как свидетельства в пользу заговора.

Я возвращаюсь к теме о здоровье и болезни Сталина для того, чтобы показать, что заговор, очевидно, существовал. Но это не был длительно готовившийся заговор против самого Сталина, а заговор, стихийно возникший уже в связи с его болезнью. Он был направлен против нового руководства КПСС и правительства СССР, сформированных в октябре 1952 года Сталиным после XIX съезда КПСС. Маленков, Берия и Хрущев не лишили власти Сталина. Он потерял власть вместе со своим сознанием после парализовавшего его массивного инсульта. Три его соратника задержали сообщение о болезни для того, чтобы ликвидировать созданный Сталиным расширенный Президиум ЦК КПСС и образовать триумвират для управления страной. Эта узурпация власти триумвиратом произошла в короткий период времени между кровоизлиянием у Сталина, случившимся утром 1 марта, и вызовом к больному врачей утром 2 марта 1953 года.

Все биографы Сталина при анализе событий начала марта 1953 года использовали лишь две версии случившегося, т. к. других не было. Одна из этих версий принадлежит Хрущеву, изложившему ее в своих мемуарах, опубликованных впервые на Западе в 1971 году. Вторая принадлежит некоторым работникам охраны Сталина, дежурившим на даче в Кунцево в роковую ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года. Эта версия появилась сравнительно недавно и вошла в биографии Сталина, опубликованные в последнее десятилетие, авторы которых смогли записать рассказы некоторых охранников. Поскольку версии Хрущева и охранников в основном совпадают, то вырисовавшаяся таким образом картина считалась объективной. Теория заговора и «убийства» основывалась не на существовании каких-либо фактов, а лишь на наличии «мотивов» в виде той угрозы, которую Сталин к концу февраля 1953 года представлял для своих соратников. Завершавшаяся к этому времени подготовка двух обширных репрессивных кампаний воспринималась ими и как попытка Сталина избавиться от своего ближайшего окружения.

Существующие две версии событий 1—2 марта 1953 года принадлежат, однако, людям, которые при наличии заговора неизбежно были его прямыми или косвенными участниками. Они поэтому не заинтересованы в раскрытии полной картины случившегося. Обе версии рисуют крайне мало вероятную цепь событий и взаимоотношений и делают это, очевидно, для того чтобы скрыть то, что в действительности произошло.

ЗДОРОВЬЕ СТАЛИНА. 1926—1940 ГОДЫ

Сталин стал жаловаться на боли в мышцах рук и ног в 1926 году. Врачи уже созданной к этому времени Кремлевской больницы рекомендовали ему лечение горячими серными ваннами в Мацесте. Осенью Сталин взял отпуск и уехал на лечение, выбрав санаторий на Старой Мацесте, главным врачом которого был врач-курортолог Иван Владимирович Валединский. Краткие записи Валединского, опубликованные недавно, дают наиболее ясную картину здоровья Сталина до 1940 года.

Осмотр Сталина, произведенный тремя врачами, не обнаружил никаких отклонений от нормы. Сталин, тем не менее, прошел полный курс мацестинских теплых сероводородных ванн от естественных горячих источников. Это ему помогло. Однако в 1927 году Сталин снова приехал в Мацесту, уже в конце ноября и с теми же жалобами. Он провел на курорте почти весь декабрь. Перед началом курса сероводородных ванн было проведено тщательное обследование здоровья пациента, включавшее рентгеновские снимки легких и кардиограмму сердца. Было измерено и кровяное давление. Все оказалось в норме. Сталину тогда было 48 лет. Лечебные ванны ему опять помогли. В 1928 и в 1929 годах Сталин работал в Москве без отпусков. Он вернулся в Абхазию в Мацесту лишь в 1930 году. Сюда же к нему приехали Ворошилов и Горький. В этом же году Сталин сделал Валединского своим личным врачом и подарил ему пятикомнатную квартиру в Москве. Валединский был также назначен медицинским руководителем программы по развитию курорта Цхалтубо. Благодаря вниманию Сталина все черноморское побережье Кавказа интенсивно развивалось именно в 30-е годы. Здесь были открыты десятки новых минеральных лечебных источников. В 1930 и 1931 годах Сталин удлинял свой отпуск до двух месяцев, проводя на юге август и сентябрь. В Москве его замещал обычно Молотов и ему Сталин отправлял регулярные записки-инструкции по всем основным проблемам. Записка от 13 августа 1930 года кончалась припиской: «P.S. Помаленьку поправляюсь.» Через месяц, 13 сентября 1930 года Сталин уже сообщал Молотову: «Я теперь вполне здоров». В 1931 году Сталин побывал и в Цхалтубо. Он писал Молотову в записке от 21 августа: «Вода оказалась здесь замечательная. Ей-ей. Расскажу подробно, когда увидимся».

В 1936 году в декабре Валединский был вызван к Сталину на дачу в Кунцево по поводу забо- левания горловой ангиной с высокой температурой. В консилиуме по поводу лечения участвовали так- же профессор В.Виноградов, кардиолог, и профессор Б.Преображенский, специалист по заболеваниям горла. Сталин встретил Валединского как старого друга и расспрашивал его о работе недавно созданного Института экспериментальной медицины. При этом Сталин заметил, что ученые ВИЭМ «много занимаются теорией, мало дают в практику и не занимаются проблемой продления жизни». Вскоре после этого замечания проблема продления жизни стала одной из приоритетных в исследова- ниях советской медицины. В 1937 году профессор Александр Богомолец, директор Института физиологии в Киеве основал постоянную экспедицию при Академии наук УССР для исследования феномена долгожительства в Грузии и Абхазии. Сталин верил в легенды о том, что кавказцы живут долго благодаря горному климату, талой ледниковой воде и особенностям своей диеты. «Здоровую» воду ледниковых ручьев ему привозили и в Москву. Все комнаты, где жил и работал Сталин, были обшиты деревом. Он считал, что испарения древесины улучшают качество воздуха. В Крыму у Сталина не было особой дачи. Бывая здесь, он останавливался обычно в переоборудованной части дворца царя Александра III. Комнаты, где жил Сталин, были специально для него облицованы древесиной крымской сосны.

Валединский в последний раз осматривал Сталина 13 февраля 1940 года опять по поводу инфекции горла. У Сталина была повышенная температура, но он работал. Именно в эти дни шли ожесточенные бои на советско-финском фронте. На рабочем столе у Сталина была разложена карта Финляндии. Он познакомил врачей с ходом военных действий и, стукнув карандашом по столу, сказал: «На днях будет взят Выборг». Выборг был, однако, «взят» только через месяц.

Профессор Валединский в 1944 году перешел на работу в подмосковный правительственный санаторий «Барвиха», где стал главным врачом. Личным врачом Сталина по его же выбору был назначен профессор Владимир Никитович Виноградов, специалист по сердечно-сосудистым заболеваниям. Это было связано с новыми проблемами в состоянии здоровья Сталина. У него появились признаки гипертонии и атеросклероза.

РАБОЧИЙ РЕЖИМ СТАЛИНА

Сталин, как известно, работал в Кремле в основном вечером и до глубокой ночи. Уже далеко за полночь он уезжал на дачу в Кунцево, где после обильного ужина ложился спать в 3 или в 4 часа утра и вставал в 10 или в 11 утра. Однако такой режим развивался постепенно. В 1920-е годы Сталин начинал прием в Кремле в 13 часов, а иногда и в 11 или 12. После обеденного перерыва, сопровождавшегося коротким сном в квартире этажом ниже кабинета, продолжал работу, заканчивая ее к 19—20 часам. В этот период у Сталина была нормальная семья, двое сыновей и дочь и это, в основном, определяло нормальный образ жизни. После самоубийства жены в 1932 году режим резко изменился. Сталин появлялся в Кремле около 16—18 часов и работал до 21—23-х. Ночевать он чаще всего уезжал на подмосковную дачу в Кунцево. На ужин он приглашал своих соратников и друзей и ложился спать очень поздно, после обильного употребления алкоголя. Алкоголь является снотворным средством и иногда рекомендуется врачами. В 30-е и 40-е годы ни в СССР, ни на Западе еще не было безопасных снотворных лекарств. Наиболее эффективные препараты относились к группе барбитуратов, регулярное применение которых вело к наркомании. Для людей с хронической бессонницей алкоголь был безопаснее.

Во время войны в 1941—1945 годах этот режим сохранялся, но периоды сна еще больше сократились. Никаких «выходных» дней или отпусков не было. Сталин работал в Кремле и на даче по 13—15 часов каждый день.

Сон защищает нервную систему от истощения, восстанавливая энергетические и другие потенции нервных клеток. Во время сна и вообще в лежачем положении отдыхает вся сердечно- сосудистая система и давление крови в сосудах снижается. Для циркуляции крови не требуется в этом случае преодолевать силу тяжести. Недостаток сна и слишком богатая животными жирами «кавказская» диета вели к неизбежному развитию атеросклероза и гипертонии.

НАЧАЛО СЕРЬЕЗНЫХ БОЛЕЗНЕЙ

Первый инсульт произошел у Сталина между 10 и 15 октября 1945 года, однако никаких медицинских деталей о характере заболевания не сохранилось. В Кремлевской больнице существовала т. н. «История болезни И.В.Сталина», куда записывались данные о здоровье генсека за многие годы. Однако после ареста личного врача Сталина В.Виноградова в 1952 году все медицинские документы о Сталине были уничтожены по его же личному распоряжению. Светлана Алилуева, которая в своих воспоминаниях пишет, что осенью 1945 года «...Отец заболел и болел долго и трудно», не сообщает ничего о характере заболевания. Светлане не разрешали в период болезни навещать отца и даже звонить ему на дачу. Больше месяца Сталину никто не мог звонить и это породило слухи, по- видимому оправданные, о том, что у него наблюдалась временная потеря речи. Только недавно по воспоминаниям врачей, проводивших патологоанатомические исследования в марте 1953 года после смерти Сталина, можно предположить, что первый инсульт осенью 1945 года не сопровождался кровоизлиянием. Инсульты или «удары» могут происходить в результате закупорки сосудов мозга без их разрыва. Тяжесть болезни зависит от характера затронутого сосуда. При закупорке мелкого сосуда нарушается кровообращение небольшого участка мозга. Такие «микроинсульты» могут приводить к параличу или потери речи, но больной все же выздоравливает с частичным восстановлением работоспособности. После такого инсульта необходимо изменить режим и уменьшить объем работы. Если этого не сделать, инсульты неизбежно повторяются и тяжесть их увеличивается. Сталину это, очевидно, объяснили. С 1946 года он стал позже и реже появляться в Кремле. Часто начинал прием лишь в 20, 21 или даже в 22 часа и заканчивал через 2—3 часа. Дольше трех часов Сталин в Кремле уже не работал и приезжал в свою официальную резиденцию далеко не каждый день. Для решения различных текущих проблем посетители чаще приглашались к нему на дачу, днем или на ужин после полуночи. По свидетельству дочери Светланы, Сталин после болезни в 1945 году большую часть времени проводил в большом лесном парке, в центре которого и была построена его кунцевская дача. В парке ему поставили несколько беседок со столиками. «... он целыми днями вот так перемещался по парку, ему несли туда бумаги, газеты, чай ... в этом проявлялся его рационализм: последние годы ему хотелось здоровья, хотелось дольше жить.»

Осенью 1946-го Сталин впервые с 1937 года уехал отдыхать на юг. Отпуск был удлинен до трех месяцев и начался с Крыма. В 1946 году специально для Сталина был выстроен большой санаторный комплекс на берегу горного озера Рица в Абхазии. Он теперь мог несколько месяцев в году жить в горах, на высоте почти 1000 м над уровнем моря.

Светлана последний раз приезжала к отцу на дачу в Кунцево 21 декабря 1952 года. Это был его официальный день рождения, ему исполнилось семьдесят три года. «...Он плохо выглядел в тот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии — так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим — курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет».

Дочь обратила внимание и на то, что у отца изменился цвет лица. Обычно он всегда был бледен. Сейчас лицо стало красным. Светлана правильно предполагает, что это был признак сильно повышенного кровяного давления. Осмотров Сталина уже никто не проводил, его личный врач был в тюрьме.

Сталин бросил курить из-за симптома «нехватки воздуха для дыхания» и болей в легком. Это были признаки начинавшейся эмфиземы легких.

Однако резкое прекращение курения у людей, ставших зависимыми от никотина, ведет к физиологическим и психологическим изменениям, продолжающимся несколько месяцев. Нарушения обмена веществ ведут к отложениям жира. Возникает усиление раздражительности и появляется трудность концентрации внимания. Всегда худощавый Сталин прибавил в весе именно в начале 1953 года. Увеличение веса, в свою очередь, ведет к повышению кровяного давления. Процесс разрушения организма можно было замедлить условиями полного покоя и санаторного режима. Однако осенью и зимой 1952—53 гг. Сталин лишил себя традиционного отпуска, т. к. именно в это время он руководил очень сложной репрессивной кампанией, вошедшей в историю СССР как «Дело врачей- сионистов».

В первой половине февраля 1952 года Сталин встречался с несколькими работниками госбезопасности по вопросам реорганизации зарубежной разведки. Среди вызванных к Сталину был генерал Павел Судоплатов, в то время заместитель начальника Первого (разведывательного) управления МГБ. В недавно изданных воспоминаниях Судоплатов пишет:

«Я был очень возбужден, когда вошел в кабинет, но стоило мне посмотреть на Сталина, как это ощущение исчезло. Я увидел уставшего старика. Сталин очень изменился. Его волосы сильно поредели, и хотя он всегда говорил медленно, теперь он явно произносил слова как бы через силу, а паузы между словами были длиннее».

1—2 МАРТА 1953 ГОДА

На ужин, который начался поздно вечером 28 февраля, Сталин пригласил Хрущева, Булганина, Маленкова и Берию, своих наиболее частых посетителей. По воспоминаниям Хрущева ужин закончился к пяти утра в воскресенье 1 марта. Сталин много выпил и был в хорошем настроении. Днем Хрущев ожидал телефонного звонка от него и приглашения на воскресный ужин, но Сталин не звонил. «Я не мог поверить, что пройдет весь выходной без звонка от Сталина, который позовет нас к себе». Безусловно, что и другие члены этой четверки так же, как и Хрущев, ждали воскресного приглашения к Сталину и были удивлены отсутствием звонков.

При обсуждении событий этих последних дней Сталина многие биографы придают особое значение тому факту, что многолетний начальник охраны Сталина генерал Николай Власик был в декабре 1952 года смещен и арестован. Иногда предполагают, что смещение Власика было организовано Берия и что на его место Берия поставил своего человека. В действительности генерал Власик уже с 1947 года был начальником Управления по охране МГБ, а не личным охранником Сталина. Власик был арестован по директиве Сталина, потерявшего к нему доверие. Новым начальником охраны МГБ был назначен по совместительству министр госбезопасности Семен Игнатьев. Он был также назначен и комендантом Кремля. Этими назначениями Сталин пытался лишить Берию какого-либо прямого влияния на охрану своих резиденций. После ареста в 1951 году министра госбезопасности Виктора Абакумова, который уже не подходил для новых задач системы МГБ, Сталин назначил на этот пост С.Игнатьева, заведующего одним из отделов ЦК ВКП(б). Игнатьев должен был докладывать лично Сталину и получать от него инструкции. Таким путем Сталин пытался вывести систему госбезопасности из-под контроля Берии. В 1952 году именно Игнатьев возглавлял всю оперативно-следственную подготовку по «Делу врачей» и «Грузинскому делу» о сепаратистах-мингрелах. Завершение обоих, ожидавшееся в конце марта 1953 года, давало Сталину повод для реорганизации всего высшего аппарата власти. Ключевой фигурой для реализации этого плана был безусловно Игнатьев и в конце 1952 года Сталин часто приглашал Игнатьева с группой его заместителей в Кремль и на дачу для обсуждения различных деталей подготовки процессов.

Дача в Кунцево очень тщательно охранялась. В охране дачи было более ста офицеров МГБ во главе с комендантом дачи. Персонал для «бытового обслуживания» Сталина, прислуга, уборщицы и другие также оформлялись как сотрудники МГБ.

В воскресенье 1 марта 1953 года у коменданта дачи в Кунцево полковника МГБ Орлова был выходной. В служебном помещении дачи, примыкавшем к комнатам, где жил Сталин, дежурили старший сотрудник М.Старостин, помощник коменданта П.Лозгачев и некоторые другие офицеры. Дежурила также кастелянша Матрена Петровна Бутусова, о которой Хрущев пишет как о «преданной служанке Сталина, работавшей на даче много лет». Все комнаты дачи были связаны внутренней телефонной системой-«домофоном». Аппараты «домофона» имелись во всех комнатах Сталина, даже в ванной и туалете. По домофону Сталин заказывал себе чай или еду, просил принести почту и т. д. Кроме «домофона» все комнаты Сталина были оборудованы системами правительственной телефонной связи и телефонами обычной московской коммутаторной сети. В СССР более ста человек (члены Бюро Президиума ЦК КПСС, министр МГБ, начальник Генерального штаба, командующие военными округами, секретари некоторых обкомов, заведующие основных отделов ЦК КПСС и секретари ЦК) имели прямой «выход» на Сталина и могли звонить ему лично при необходимости.

Если верить рассказам охранников дачи, то в воскресенье 1 марта никто Сталину не звонил. П.Лозгачев, помощник коменданта, рассказ которого воспроизведен в книге Э.Радзинского, сообщил, что в 10 часов утра охранники собрались на кухне, ожидая звонка от Сталина, который обычно вставал между 10 и 11 часами утра. Еду в комнаты Сталина относила обычно М.Бутусова. 1 марта все было иначе. Рассказывает Лозгачев: «В 10 часов в его комнатах — нет движения. Но вот пробило 11 — нет и в 12 тоже нет. Это уже было странно».

Выражение «нет движения» отражает тот факт, что в комнатах Сталина в дополнение к телефонам была особая система сигнализации, позволявшая охране следить за тем, в какой из нескольких комнат находился Сталин в тот или иной момент. В мягкую мебель были вделаны особые датчики. После смерти Сталина, когда решался вопрос о возможном превращении дачи в Кунцево в «Музей И.В.Сталина», на дачу приехала группа сотрудников Института Маркса—Энгельса—Ленина— Сталина. Е.Золотухина, член этой группы, в последующем вспоминала: «Из всей мягкой мебели торчали пружинки — остатки специальных датчиков, сигнализировавших охране, куда переместился Сталин».

Лозгачев продолжает свой рассказ: «Но уже час дня и нет движения. И в два — нет движения в комнатах. Ну начинаем волноваться. В три, в четыре — нет движения... Мы сидим со Старостиным, и Старостин говорит: «Что-то недоброе, что делать будем?»... Действительно, что делать — идти к нему?» «В восемь вечера — ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять — нет движения, в десять — нет».

Только в одиннадцать часов вечера Лозгачев с почтой из ЦК решился пойти в комнаты Сталина и посмотреть, что с ним случилось. Сталин, как оказалось, лежал на полу в малой столовой. Он был в пижамных брюках и нижней рубашке. Пижамные брюки были мокрые и Сталин замерз. Сталин был без сознания и парализован и лежал в таком виде уже, очевидно, несколько часов. Перенеся Сталина на диван и накрыв пледом, охрана стала звонить, сначала Игнатьеву, а затем по его совету — Маленкову.

Примерно такой же ход событий воспроизводится и в книге Дмитрия Волкогонова «Семь вождей». «... после полудня у обслуги появилась большая тревога. Однако без вызова никто не смел входить к вождю: так повелевала инструкция Берии».

Поверить в такую последовательность событий очень трудно. Никакой «инструкции Берии» для охраны Сталина не могло существовать. Здравый смысл самих охранников и неизбежный страх перед ответственностью сделать какую-то ошибку не могли позволить им столь долгого ожидания. Матрена Бутусова, служившая у Сталина больше десяти лет как личная служанка и выполнявшая множество его бытовых просьб, не могла ждать возле незапиравшейся двери и гадать, что с ним случилось? почему он не заказывает ни завтрак, ни обед и ни ужин? Почему не просит принести чай, как обычно? Картина совершенно невероятная.

Маленков, согласно этой версии, получил сообщение с дачи незадолго до полуночи и сразу позвонил Хрущеву и Берии. Все они вместе с Булганиным приехали на дачу около часа ночи. В комнату, где лежал Сталин, вошли лишь Берия и Маленков. Выйдя, они заявили охране, что Сталин спокойно спит, запретили его тревожить. Все четверо разъехались по домам. Через несколько часов, после нового звонка охраны, четверка соратников вернулась, вызвав к Сталину врачей и даже министра здравоохранения.

Из рассказа охранников очевидно, что Сталин был обнаружен без сознания и парализованным. Безусловно, что они доложили все подробности прибывшим после полуночи лидерам. Отличить здорового спящего человека от парализованного, перенесшего инсульт, не слишком трудно. Все вокруг Сталина знали, что он провел в таком состоянии весь день. Поведение Берии, Маленкова, Хрущева и Булганина во время первого ночного визита в Кунцево можно объяснить лишь тем, что они уже знали, что со Сталиным можно не считаться, власть в стране принадлежит им, а не ему. Им до этого визита было, очевидно, известно о том, что в комнатах Сталина «не было движения» в течение всего дня. Догадаться о причинах было нетрудно. Каждый из них безусловно звонил Сталину в воскресенье, возможно, даже по нескольким системам правительственной связи. Трубку телефона никто не брал ни в одной из комнат. Торопиться на дачу, вызывать врачей и сообщать стране об инсульте Сталина у четырех соратников Сталина не было желания. Нужно было прежде всего договориться между собой.

1—2 МАРТА 1953 ГОДА. ПОПЫТКА РЕКОНСТРУКЦИИ

Если отбросить как недостоверные рассказы работников охраны, записанные через 40 с лишним лет Волкогоновым и Радзинским, и рассказ Хрущева, то не остается абсолютно ничего о событиях, которые происходили в течение 20 часов, с 11 часов утра 1 марта до 7 часов утра 2 марта, когда прибыли врачи. Рассказ Светланы Алилуевой о смерти отца не содержит никаких сведений об этом отрезке времени. Светлана не подвергает сомнению версию о том, что «удар» произошел у Сталина «в ночь на 2 марта», как это было сообщено в официальном документе. Светлана ничего не знала о первом приезде Маленкова, Берии, Хрущева и Булганина. Версия Светланы была основана на беседах с экономкой Сталина Валентиной Васильевной Истоминой, которая работала в Кунцево у Сталина с 1934 года, когда эта дача была построена. Истомина, «Валечка», как называет ее Светлана, «... за последние годы знала о нем (Сталине) куда больше и видела больше, чем я... И за этим большим столом, где она всегда прислуживала при больших застольях, повидала она людей со всего света». В воскресенье 1 марта Истоминой на даче не было. В понедельник 2 марта приехала и она и оставалась здесь до смерти Сталина. Дежурили на даче 2—5 марта и другие из прислуги, их было много, «повара, шоферы, дежурные диспетчеры из охраны, подавальщицы, садовники», все они знали Светлану, но никто из них ничего не рассказывал ей о событиях предшествующих суток. Светлана даже не знала о последнем ужине, на котором присутствовали Берия и другие. Прислуга и охрана боялась кому-либо что-нибудь рассказывать. Безусловно действовал запрет на любую информацию о случившемся. Весь персонал дачи Сталина был уволен через несколько дней после его смерти. Светлана пишет: «Людей, прослуживших здесь по десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их разогнали всех, кого куда; многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились в те же дни. Люди не понимали ничего, не понимали — в чем их вина? Почему на них так ополчились?». Сейчас логика этих преследований работников дачи понятна, эти люди просто знали слишком много. Трудно поверить в то, что при совершенно неожиданном «отсутствии движения» в комнатах Сталина дежурные охранники сами решали вопрос о том, «что делать?», даже когда стало ясно, что случилось «что-то недоброе». Им безусловно полагалось докладывать «вверх» и следовать указаниям. Непосредственным начальником для них был не Маленков, а начальник охранной службы МГБ С.Игнатьев. Логично предположить, что именно ему из охраны дачи позвонили, сообщив «об отсутствии движения» в комнатах Сталина, и что такой звонок был сделан где-то между 12 и 13 часами дня, когда необычность ситуации стала очевидной. Игнатьев в последующем принимал решения, связанные с дачей, и Игнатьев не мог не консультироваться по этому поводу с Маленковым, Хрущевым и Берией.

Для Берии и Маленкова в начале марта 1953 года Сталин был главным образом опасен живой, а не мертвый. Для Игнатьева мертвый Сталин был намного опаснее, чем живой. Игнатьев не мог не понимать, для чего было начато и «Грузинское дело», и «Дело врачей» и он также мог представить, что оба этих уже «законченных следствием» дела рухнут сразу же после смерти Сталина, вместе со всем руководством МГБ. Так, кстати, и случилось. «Дело врачей» было прекращено какой-то директивой 1 марта, т. к. уже 2 марта 1953 года ни в прессе, ни по радио никаких упоминаний о «сионистском заговоре» не было. Такая общая остановка пропагандистской кампании была возможна лишь в результате директивы по всей огромной системе агитпропа, руководимого в то время М.Сусловым, и по всем отделениям государственной цензуры, которая подчинялась агитпропу ЦК и МГБ. В течение нескольких дней после смерти Сталина руководители следственных групп МГБ, которые вели эти «дела», и двое заместителей Игнатьева были арестованы. Сам С.Игнатьев получил, однако, повышение. На Пленуме ЦК КПСС, состоявшемся вечером 5 марта, когда Сталин был еще жив, Игнатьев получил пост секретаря ЦК КПСС, хотя число секретарей ЦК было уменьшено с десяти до пяти. С 6 марта до 6 апреля 1953 года Игнатьев контролировал работу объединенного МВД по линии Секретариата ЦК КПСС. После публикации 6 апреля сообщения о реабилитации врачей и о применении в МГБ «недозволенных методов следствия» Игнатьев должен был покинуть свой пост в ЦК КПСС. Но ему инкриминировали не «вину» или «ошибки», а лишь «потерю бдительности». Он получил пост первого секретаря Башкирского обкома КПСС, а через два года стал первым секретарем Татарского обкома КПСС. Он был избран в 1956 году делегатом ХХ съезда КПСС и помогал Хрущеву в подготовке знаменитого «секретного» доклада о культе личности. Хрущев в этом докладе представил Игнатьева как жертву Сталина. Игнатьев умер в 1983 году в возрасте 79 лет, получив к своему 70-летию в 1974 году очередную правительственную награду. Никаких воспоминаний он не оставил.

Такое отношение к Игнатьеву, главному исполнителю репрессивных замыслов Сталина в июле 1951 — феврале 1953, не пострадавшему ни после смерти Сталина, ни после расстрела Берии, ни после смещения Маленкова, Булганина и Молотова в 1957 году, свидетельствует прежде всего о том, что ему покровительствовал главным образом Хрущев.

Если Игнатьев, как это можно предположить, узнал о неожиданном «отсутствии движения» в комнатах Сталина днем 1 марта, то он мог понять и причины этого, как, безусловно, понимали и работники охраны. Понимали это и Хрущев, и Маленков, которых Игнатьев должен был известить о случившемся. Каждый из них сообщил ситуацию своему партнеру, Хрущев — Булганину, Маленков — Берии. Между этими двумя группами в руководстве шло давнее соперничество. Но и та, и другая группы боялись главным образом одного — спонтанности реакции и в руководстве страны, и в массах народа, если сообщение о болезни Сталина выйдет за пределы их узкого круга раньше, чем будет решен вопрос о преемственности власти. 2 марта по распоряжению Булганина, министра обороны, в Москву на всякий случай были введены некоторые воинские части. Это обеспечивало компромисс между Хрущевым и Маленковым. Хрущев еще до смерти Сталина уже знал о намерении Берии взять под контроль и МВД, и МГБ и он обсуждал с Булганиным возможность предотвратить такой ход событий. Это ему, однако, не удалось, т.к. Берия и Маленков взяли инициативу в свои руки.

Первый приезд к больному Сталину в Кунцево, закончившийся инструкцией охране «не тревожить спящего Сталина», убедил четверку лидеров в том, что Сталин уже не поднимется. Врачей не вызвали потому, что это означало бы уже широкую огласку случившегося. В течение ночи с 1 на 2 марта были приняты все основные решения. Главным из них было восстановление под новым названием «президиума» того Политбюро, которое существовало до XIX съезда КПСС.

Девятнадцатый съезд КПСС создал, по предложению Сталина, новую структуру партийного руководства. Политбюро было заменено расширенным Президиумом ЦК КПСС, в который входили 25 членов и 11 кандидатов. Но для «оперативного руководства» страной Сталин, также неожиданно, предложил создать узкое «Бюро Президиума» из девяти человек, в которое не вошли Молотов и Микоян. После съезда Бюро Президиума заседало в кабинете Сталина в Кремле только два раза, 31 октября и 22 ноября 1952 года, но на каждом из этих заседаний не присутствовал Ворошилов, который был членом бюро. Сталин его просто игнорировал. Однако «Бюро» не было легитимным органом руководства. В новом Уставе КПСС существование «Бюро Президиума» не было предусмотрено. При публикации решений Пленума ЦК КПСС от 16 октября 1952 года, на котором были созданы и Президиум ЦК, и «Бюро Президиума», сообщалось лишь о создании Президиума и о его составе, но не о «бюро». О существовании этого «бюро» к марту 1953 года почти никто ничего не знал. Решения «бюро» не публиковались и не рассылались по инстанциям. Было непонятно — существует ли этот узкий орган «оперативного руководства» или нет и каково распределение функций у его членов. Для легитимной реорганизации правительства, которую хотели осуществить Маленков и Берия, было необходимо решение Пленума ЦК КПСС. Но проект такого решения было необходимо предлагать от имени Президиума ЦК КПСС, т. к. функции прежнего Политбюро перешли к Президиуму, а не к «Бюро Президиума». Но собирать полный состав Президиума, который еще ни разу не заседал, ни Берия, ни Маленков не хотели. Это означало бы легализацию этого органа власти. Берия и Маленков намеревались ликвидировать созданный Сталиным Президиум ЦК. Хрущев и Булганин, очевидно, придерживались этой же линии.

К утру 2 марта новый директивный орган партийного руководства был сформирован, и члены его собрались в кабинете Сталина в Кремле. Дежурные секретари Сталина были на месте и про- должали, как обычно, записывать в журнал посетителей кабинета всех входящих. Первым вошел Берия. Рассаживались вдоль стола, как обычно, оставив стул Сталина вакантным. Официального председателя не было. На заседании присутствовали все члены «Бюро Президиума» и члены бывшего Политбюро, Молотов, Микоян и Шверник, которых Сталин не включил в состав узкого руководства. Был приглашен также Шкирятов, председатель Центральной Контрольной Комиссии КПСС. Заседание продолжалось всего 20 минут и повестка его неизвестна. Можно предположить, что решался лишь один вопрос — самоутверждение. Вечером того же дня новый орган власти собрался снова. На этот раз заседание длилось ровно час, с 20.25 до 21.25. Решалось, по-видимому, несколько проблем: ликвидация созданного на девятнадцатом съезде КПСС расширенного президиума ЦК, реорганизация правительства и созыв Пленума ЦК КПСС на 5 марта 1953 года. Полный пленум ЦК и ЦКК КПСС, в который входило около 300 человек, невозможно созвать в течение одного-двух дней. 5 марта была, очевидно, ближайшая реалистическая дата и она не была связана с ходом болезни Сталина.

Дальнейшие события уже хорошо известны. К вечеру 5 марта, когда Сталин был еще жив, был созван не Пленум ЦК КПСС, где могли возникнуть проблемы с объяснением причин ликвидации созданного Сталиным Президиума ЦК, а совместное заседание ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР. Заседание продолжалось всего 40 минут, но его решения считались окончательными и для партийных, и для государственных инстанций. Сталин был еще жив и он был поэтому включен в состав нового Президиума ЦК КПСС, состоявшего из одиннадцати членов. Писатель Константин Симонов, как кандидат в члены ЦК КПСС, присутствовавший на этом заседании, записал в последующем свои впечатления:

«...у меня было ощущение, что появившиеся оттуда, из задней комнаты, в президиуме люди, старые члены Политбюро, вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них ощущением облегчения. Это как-то прорывалось в их лицах, — пожалуй, за исключением лица Молотова — неподвижного, словно окаменевшего. Что же до Маленкова и Берии, которые выступали с трибуны, то оба они говорили живо, энергично, по-деловому. Что-то в их голосах, в их поведении не соответствовало преамбулам, предшествовавшим тексту их выступлений, связанным с болезнью Сталина. Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего на них, связывавшего их. Они были какие-то распеленатые, что ли».

Через один час и десять минут после окончания этого заседания врачи констатировали смерть Сталина.