Повесть о настоящем человеке

Как-то я брала интервью у одного из военных комиссаров Киева. И прямо-таки ухватилась за мимолетное упоминание о «той самой нянечке госпиталя, которая учила легендарного Маресьева — после того как ему ампутировали обе ноги — танцевать».

Военком оказался неточным. Во-первых, никакая не нянечка — у Марии Ивановны Пальмовой своя непростая, поистине героическая биография. Во-вторых, не работала она в том госпитале, а тоже лечилась. И, откровенно говоря, находясь там, о Маресьеве только слышала: оба были лежачими. В-третьих, не учила, а весь вечер протанцевала с Алексеем, уже не в госпитале, а на полевом аэродроме.

Но обо всем по порядку.

«Мы пол-Европы по-пластунски «пропахали»…

Марийка была единственным ребенком директора Тетиевского (что под Киевом) леспромхоза Ивана Бугеры. Росла в достатке и любви. «Я, — признается, — до того, как попала на фронт, даже носового платочка сама себе не постирала, все делала мама».

Когда грянула война, Марийке не было и семнадцати. В медицинском техникуме, который она должна была закончить только через полгода, ей и ее однокурсникам досрочно выписали дипломы военфельдшеров, датированные 23 июня 1941-го. «Выдали обмундирование, повесили по два лейтенантских кубика, посадили в эшелоны и отправили под Смоленск».

Служить Маша начала в Белорусском военном округе. Командиром санитарного взвода. И сразу же угодила в настоящую «мясорубку»: бомбежки, вражеские танки, отступление… Под Ельней ее дивизия попала в окружение. Пробиваясь к своим, ели затируху из толченой осиновой коры, пили болотную воду. И так — 31 (!) день. Но держались. «Сестричка» Машенька — наравне с мужчинами.

В первую же зиму ее эвакоотделение (звучит солидно, а на самом деле это — семнадцатилетняя девочка-военфельдшер и более ста раненых) застряло в заснеженной деревне Белки Нелидовского района Калининской области. Отступая, командир батальона обещал: «Мы пришлем за вами транспорт». Время шло. В пустой школе, где прямо на полу, на соломе, лежали раненые, было холодно и голодно. Вода — из растопленного снега. Вот уж чего было вдоволь.

Разведка — из раненых же — донесла: враг просматривает эту территорию. Чтобы не обнаружить себя, бойцы не выходили наружу даже, простите, по нужде, не то что за продуктами. Ни бинтов, ни белья… Спасибо селянам — умудрялись пробираться в школу, приносили кто что-то из еды, кто старые простыни для перевязок. А через пару дней появился местный старик (правда, теперь Мария Ивановна сомневается в его «древности» — тогда почти все вокруг были старше ее и казались старыми, но борода у «деда» точно была), заверивший девчушку-военфельдшера, что хорошо знает эти леса. Собрал в селе все дровни и глубокой ночью вывез раненых за линию фронта, в расположение ближайшей нашей дивизии.

В тот раз у Марии умер только один раненый — началась гангрена. Остальных она уберегла от верной смерти. За что и получила первую награду, медаль «За отвагу». Боевые ордена — Красной Звезды, Отечественной войны — появились у нее намного позже.

И — вновь передовая. Тяжелые бои. Ржевский котел, Торжок… «Все это я, как говорится, проползла на животе. Была единственной девчонкой в батальоне, да, кажется, и во всем полку. Меня так трогательно оберегали.

Приходило молодое пополнение — необученные, необстрелянные мальчики. Звали: «Мамочка! Мама!», а появлялась Машенька. Тащила их на себе и ужасалась: у того рука держится на тонкой полосочке кожи, у этого нога болтается. Было не до раздумий. Быстрее отрезать и накладывать жгуты. Иначе мальчик потеряет столько крови, что не спасут и в медсанбате.

Потом, уже после войны, Мария Ивановна пыталась пересчитать тех, кого вынесла с поля боя. Получалось как минимум человек 200. А скольким оказала медицинскую помощь? Иногда за один только бой приходилось перевязывать до 300 раненых. Под утро руки просто не сгибались от усталости и кровяной коросты. «Сейчас кажется — это было не со мной, — вслух удивляется моя собеседница. — Теперь, наверно, я бы так не смогла». А тогда выручала молодость — невероятные выносливость и неутомимость, отсутствие страха и колебаний. И, конечно, здоровье, спасибо родителям.

Почти всегда не хватало воды. Случалось, зимой руки мыли снегом, протирая потом спиртом. Свои длинные косы — когда и как за ними ухаживать в таких-то условиях? — Мария однажды со вздохом положила в лесу на пенек и решительно скомандовала солдату с топором: «Давай руби!» С тех пор носит только короткую стрижку.

В самом начале войны она была ранена в ноги, но быстро поправилась. (Второе ранение, уже в 1944-м, оказалось тяжелее: осколок в легких потом долго напоминал о себе.) А тогда командование настаивало на Марииной демобилизации. Она взмолилась: «Ну куда я поеду? Мама где-то в эвакуации, папа на фронте». Знать бы, что мама-то как раз была рядом, почти в той же Казани, где Маша три месяца «провалялась на койке». Хотя бы увиделись...

После госпиталя пехота была ей противопоказана. Направили в летную часть, на полевой аэродром.

Мария и Маресьев

Аэродром был в Прибалтике, почти под самой Польшей. Назывался по-мирному ласково — «Березка». Вроде бы тыл, а фактически та же передовая: именно оттуда улетала на задания шестерка самолетов-штурмовиков, а возвращались, как правило, один-два. По долгу службы военфельдшер встречала каждый из них, оказывала первую медицинскую помощь.

Однажды прилетел полк истребителей. Мария увидела: один летчик как-то тяжело покидает кабину. Ранен? Бросилась к нему. Командир перехватил ее на бегу:

— Погоди. Выйдет сам.

Маша подчинилась. Требовать объяснений ей по чину было не положено. А особенно удивляться просто некогда — работы невпроворот.

Днем Марию послали в общежитие пилотов сделать кому-то перевязку. «Кем-то» оказался тот летчик, вроде бы неуклюжий. Когда она вошла, сидел на нарах. Опустила глаза и ахнула — да ведь он… без обеих ног! Протезы — рядом. Культи растерты в кровь.

«Знаете, какие протезы были во время войны? Не такие, как сейчас», — вздыхает моя собеседница.

А тогда она молча делала перевязку и украдкой рассматривала парня. Красивый, чубатый. И глаза хорошие — добрые. Вдруг вспомнила: «Да это же, наверно, тот самый Маресьев, о котором медсестры шушукались в госпитале. Мол, учится ходить на костылях, собирается вскоре обходиться без них, а со временем… снова летать». Получается, не фантазировал?!

— Отдыхайте, — то ли посоветовала, то ли пожелала Маша, выходя из общежития. Понимала: с такими растертыми ногами парень до утра пролежит без движения.

Но вечером он появился на танцплощадке. Без костылей, без палочки, не шаркая ботинками, чуть вразвалочку пересек весь сарай и направился прямо к Маше. Закружил ее в вальсе. И потом приглашал только ее. Хотя девчат на аэродроме было предостаточно: радистки и укладчицы парашютов, поварихи и официантки…

А на следующий день они прощались — Алеша улетал на передовую, Маша его провожала. Больше он в «Березке» не появлялся. Война же!

Уже в мирное время вышла в свет книга писателя Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке». Как и все, Маша зачитывалась ею. Собственно, только тогда и осознала, какой он необычный человек, этот Алеша. Оказывается, уже после ампутации он не только водил самолет, но еще и сбил семь вражеских бомбардировщиков. Герой Советского Союза!

Следила за его жизнью, поначалу издалека. Потом, часто бывая в Москве, стала позванивать ему. Он ее помнил. Охотно и подробно рассказывал о себе: что удачно женился — полнейшее взаимопонимание; что занимается наукой, историей — вот уже и кандидатскую диссертацию защитил; что назначен первым заместителем председателя Советского комитета ветеранов войны… Расспрашивал Машу о ее жизни. Она уже вышла замуж, между прочим, за летчика, с которым познакомилась, как и с Маресьевым, в «Березке» — Василия Пальмова. Как жена офицера колесила по гарнизонам. Со временем Пальмовы осели в Киеве: муж-полковник работал с авиаконструктором Антоновым, Мария — в медслужбах различных организаций, в последнее время, перед пенсией, — в Институте народного хозяйства. Она никогда не забывала поздравлять Алексея Петровича с днем рождения. Получая телеграмму, он тут же откликался: звонил, благодарил, делился новостями.

В последний раз телеграмма в Москву полетела досрочно: Маресьева не стало…

«Не стареют душой ветераны»

«С авиацией я дошла до Берлина. Войну закончила в Праге старшим лейтенантом. Домой вернулась только в 1946 году. Хотела поступить в медакадемию, да здоровье не позволяло», — объясняет Мария Ивановна.

Уже после войны она перенесла четыре сложнейшие операции. Продолжала работать, создавала условия для карьерного роста дочери, известной в Киеве художницы-модельера. Внук жил с бабушкой и дедушкой, теперь это самый родной для них человек. Дня не проходит, чтобы не позвонил из Москвы, где работает и живет: «Как вы себя чувствуете? Может, что-то надо?» Уже появился и правнук: Антошке пять лет.

Почти 30 лет назад Марию Ивановну пригласили в военкомат — попросили возглавить медицинскую комиссию при Совете ветеранов города (вот так опять соприкоснулись интересы Марии Пальмовой и Алексея Маресьева). Со временем она «ушла в район», ее теперешняя должность — председатель Организации инвалидов войны и Вооруженных сил Украины Шевченковского района Киева. Работа — на общественных началах, но требует буквально ежедневного присутствия.

«Наша главная задача — социальная защита членов организации, которая объединяет около полутора тысяч пожилых заслуженных людей, нуждающихся в помощи. Кого-то залили соседи, у кого-то вышла из строя газовая плита, кто-то — лежачий — не в состоянии выйти из дому. Даже за пайками и материальной помощью половина наших подопечных уже вынуждена присылать соседей или знакомых. Вследствие войны не у всех есть дети, вообще семьи. Кто-то уже проводил в мир иной свою половинку. Возраст! Отмечаем юбилеи 80-, 85-, 90- и 95-летних ветеранов. А есть и член организации, которому исполнилось 102 года. Все помнит, всем интересуется. Разве только, как у всех пожилых, сто болячек.»

Она и сама уже не та порывистая Машенька, какой была на фронте. По утрам так тяжело вставать…

«Бывает, думаю: зачем мне все это? У нас с мужем приличные, офицерские, пенсии. С детьми-внуками повезло, ни в чем не нуждаемся. Муж бурчит: из-за очень слабого зрения он, в основном, сидит дома и меня старается удержать. Но я-то понимаю: если поддамся, то буду, как по воскресеньям, с утра до вечера ходить в наброшенном на ночную рубашку халате. И тогда через силу встаю, тщательно причесываюсь-наряжаюсь. Прихожу сюда и напрочь забываю, что где болит»

«Сюда» — это в прекрасное помещение, выделенное ветеранам в центре города, напротив метро «Университет». Еще пару лет назад они ютились в комнатушках, где и дышать-то было нечем. Но вот наведался к ним новый глава райгосадминистрации Николай Харитончук, огляделся вокруг и сказал:

— Это помещение недостойно тех людей, которые сюда приходят.

И в течение двух недель был сделан евроремонт, появилась современная оргтехника. Ни одно обращение Марии Ивановны («Ведь я ничего не прошу для себя») не остается без внимания — киевского мэра Александра Омельченко, депутатов разных уровней. Среди спонсоров выделяется магазин «Тико-маркет» — вот уже почти два года подряд он ежемесячно снабжает хорошими, не дешевле 60—80 гривен, продуктовыми наборами Героев Советского Союза, Героев Социалистического Труда, их вдов. Естественно, все делается с подачи руководителей и актива организации, по их инициативе, при их непосредственном участии.

«У меня хорошая команда, — радуется Мария Ивановна. — В каждом микрорайоне при жеках наши представители. Так что всех членов организации знаем в лицо и по имени-отчеству. О каждом заботимся, каждого ценим».

Ее, майора запаса Марию Пальмову, тоже не обходят вниманием в районе, городе, даже в масштабах страны. Уже в мирное время ей вручили ордена «За заслуги», Княгини Ольги, Богдана Хмельницкого, совсем недавно — «Знак Почета». И судя по всему, еще не вечер. Такой у этой женщины характер. Неравнодушный и неугомонный. Как, собственно, у многих ее мужественных, а потому и нестареющих ровесников.