ПРОСЧЕТ АНТОНА ДЕНИКИНА И СИМОНА ПЕТЛЮРЫ, ИЛИ ЧТО ПРОИЗОШЛО В КИЕВЕ 31 АВГУСТА 1919 ГОДА

«Все знают, что войны вызываются лишь политическими отношениями между правительствами и между народами; но обыкновенно представляют себе дело так, как будто с началом войны эти отношения прекращаются и наступает совершенно иное положение, подчиненное только своим особым законам. Мы утверждаем наоборот: война есть не что иное, как продолжение политических отношений при вмешательстве иных средств».

Это слова из книги «О войне» немецкого генерала и военного теоретика Карла фон Клаузевица, опубликованной за 90 лет до описываемых здесь событий. Антон Деникин и Симон Петлюра проигнорировали пророчество фон Клаузевица и проиграли — каждый по одиночке — свою политику.

В ночь с 30 на 31 августа 1919 года части ударной Киевской группы войск Объединенной действующей армии Украинской Народной Республики освободили Киев, а в ночь с 31 августа на 1 сентября вынуждены были уступить город группе войск генерал-лейтенанта Николая Бредова, подразделению Вооруженных сил юга России, которыми командовал генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин. О том, почему так случилось и что произошло тогда в Киеве, — рассказано в этой статье. Это один из наиболее ярких примеров того, как личные амбиции политиков уничтожают плоды труда и усилий, достигнутых кровью и смертью многих людей.

Волокита

Объединенная армия УНР развернула в лето 1919 года стратегическую операцию, целью которой было поражение 12-й и 14-й Красных Армий, освобождение Киева и Одессы и выход к Черному морю.

Войсками, нацеленными на Киевский укрепленный район, командовал генерал Антон Кравс. Руководство фронтом осуществлял Головной атаман Симон Петлюра. 22 августа ударная группа Антона Кравса, в составе трех галицких корпусов и запорожцев, подошла с юго-запада на расстояние 40 км до Киева.

А тем временем с юга по обоим берегам Днeпpa двигалась к Киеву группа войск ВСЮР под командованием генерал-лейтенанта Николая Бредова. Политически взаимоотношения между командующим ВСЮР Антоном Деникиным и атаманом УНР установлены не были. Петлюра неоднократно пытался это сделать, но Антон Деникин Надднепрянской армии УНР не признавал, как и самого государства УНР, — он стоял за единую и неделимую Россию. Столкновение между ними было неизбежно, и обеспокоенный этим генерал Антон Кравс еще 21 августа послал соответствующий запрос в штаб Головному атаману.

23 августа на имя Кравса пришел ответ, который ошарашил галицкого генерала:

«На випадок зустрічі з частинами армії Денікіна належить триматися до дальшого роспорядження слідуючих норм:

1. Належить безумовно не вдаватися в ворожу акцію.

2. Пропонувати військам Денікіна, щоб вони не займали тих місцевостей, які вже в наших руках.

3. Пропонувати їм звільнити район нашего походу, щоб не спиняти нашого руху.

4. Докласти усіх зусиль, шоб докладно розвідати організацію, стан війська, завдання, моральний настрій, озброення та одяг і амуніцію армії Денікіна».

Таким образом, единственным выходом для Антона Кравса было освобождение Киева до того момента, как его части войдут в непосредственный контакт с частями ВСЮР, то есть атаковать 12-ю Красную Армию, не дожидаясь подхода частей 1-го Галицкого корпуса полковника Осипа Мыкитки. Сил у Кравса было достаточно.

По левому берегу Днепра синхронно наступала группа генерала Бредова во главе с 1-й гвардейской пехотной бригадой генерал-майора Максимилиана Штакельберга, имея авангардом 2-й сводный гвардейский пехотный полк полковника Стесселя. У Белой Церкви стояли запорожцы полковника Сальского, подкрепленные повстанцами атамана Зеленого. Атаман мог оказать сопротивление деникинцам, так как не входил в состав регулярных частей армии УНР, и тогда вооруженный конфликт был бы неминуем.

Кравс запросил Фастов, где находился его непосредственный начальник, генерал Мирон Тарнавский, и передал ему план операции, назначенной на 25 августа. Но Тарнавский, непосредственно подчинявшийся штабу Головного атамана, вопроса сам решить не мог и послал запрос в Каменец-Подольск. Пока в штабе Петлюры готовили ответ, случилось именно то, чего опасался Антон Кравс.

25 августа в 16.00 телеграфист вызвал генерала в аппаратную, и тот узнал от полковника Сальского, что Запорожская группа вошла в контакт с авангардом 2-й Терской пластунской отдельной бригады Кавказской армии. Вновь Антон Кравс запросил Мирона Тарнавского о разрешении послать депутацию на переговоры с деникинцами, чтобы не получилось так, что представители Галицкой армии за спиной Головного атамана ведут сепаратные переговоры с представителями Кавказской армии ВСЮР. Это было чревато последствиями, так как отношения между Головным атаманом Петлюрой и диктатором ЗУНР Петрушевичем были весьма натянутыми. Тем временем терские казаки Кавказской армии ВСЮР уже входили в Белую Церковь.

А в Фастове сидела делегация УНР во главе с генералом Михаилом Омельяновичем-Павленко, назначенная на переговоры с представителями Деникина, но последний отказывался ее принимать и грозил повесить бывшего генерала российской армии, нарушившего присягу, если тот появится в расположении российских войск ВСЮР.

Ответа от Тарнавского все не было. Генерал связался с диктатором Петрушевичем и спросил: «Что делать?». Диктатору пришлось связаться с Головным атаманом: зная мнительность Петлюры, он хотел избежать политического конфликта. Антон Кравс прождал почти всю ночь. Уже светало, когда в 4.00 26 августа пришел ответ от начальства: «Переговоры начинать». Таким образом, политики отняли у галицкого генерала возможность освободить Киев на два дня раньше и подготовиться к встрече с деникинцами.

Провал переговоров

Переговоры начались в 21.00 26 августа. Как ни старались галичане, терский полковник был тверд — на его стороне была сила. Условия поставили такие: Запорожская группа Надднепрянской армии УНР оставляет Белую Церковь и отходит на север. Терская бригада приостанавливает свое движение. Договоренность набирает силу в 6.00. 27 августа 1919 года.

Это был первый переговорный контакт между ВСЮР и ЗУНР. В Фастове сидел на телефоне генерал Омельянович-Павленко, а в Виннице, в аппаратной — Головной атаман Симон Петлюра, который надеялся на то, что галичане смогут договориться на обмен более представительными делегациями.

Утром 27 августа Петлюра был уже в расположении 3-го Галицкого корпуса в районе позиций 8-й Самборской бригады. Туда же прибыл и генерал Антон Кравс. Время шло. Наконец, в 5.00 27 августа из аппаратной пришел адъютант и доложил Головному атаману, что договоренность санкционирована, и 2-я Терская пластунская бригада вступила в Белую Церковь. Запорожская группа отошла, но атаман Зеленый со своими повстанцами занял демаркационную линию между деникинцами и галичанами. Что же касается продолжения переговоров на более высоком уровне — тут было отказано наотрез. Так рухнула надежда Симона Петлюры на возможность военно-политического урегулирования взаимоотношений между УНР и ВСЮР. Отложив в сторону телеграмму, Головной атаман пригласил к себе генерала Антона Кравса.

Генерал доложил обстановку, указал на упущенное время и посетовал на недоговоренность с командованием ВСЮР, так как теперь не исключалось, что он и Бредов обязательно встретятся в Киеве, и как будут развиваться события, он не знает. Петлюра бросил: «Держитесь на своих позициях, но не стреляйте», — и надолго замолчал. Он задумчиво смотрел в окно, а когда генерал сделал нетерпеливый жест, сказал: «Я направлю на них Ангела и Зеленого». Кравс поклонился и вышел. Невеселые мысли роились у него в голове: по всему выходило, что теперь он был за все в ответе.

Взятие Киева

А тем временем деникинцы шли на север по левому берегу Днепра, и никаких договоренностей с ними у Кравса не было. Генерал-майор Штакельберг захватил Пирятин и шел на Борисполь и Дарницу, почти не встречая сопротивления со стороны Красной Армии. День 27 августа уже клонился к вечеру, когда Антон Кравс отдал приказ о наступлении, так как было просто необходимо освободить Киев раньше подхода к Борисполю Штакельберга. Но Кравсу была необходима санкция штаба Головного атамана в Каменец-Подольске, которая подоспела только в 22.00. В телеграмме запрещалось наступление без прибытия 1-го корпуса полковника Осипа Мыкитки, а также сообщалось, что в ночь с 30-го на 31-е в расположение прибудет делегация УНР во главе с Омельяновичем-Павленко. Петлюра, предполагая, что Кравсу придется встретиться в Киеве с представителями ВСЮР, надеялся на то, что его делегация также сможет с ними встретиться и решить политические вопросы взаимодействия.

Утром 28 августа Кравс получил донесение от полковника Мыкитки, что его части уже в нескольких километрах от Ирпеня, а сам он будет в штабе Кравса к вечеру — еще один день потерян. Генерал направил приказ запорожцам: войти в контакт с повстанцами Зеленого, атаману быть готовым, форсировав Днепр, броском занять Дарницу и держать ее, отбивая все атаки Штакельберга. (Атаман мог себе позволить стрелять по деникинцам, так как не входил в состав регулярной армии.) И приказ комбригу 8-й Самборской бригады: войти в контакт с повстанцами атамана Ангела, чтобы ангеловцы прикрыли тыл и правый фланг бригады со стороны терских казаков.

В 21.00 на командный пункт Кравса прибыл полковник Осип Мыкитка и начался военный совет. Начштаба 3-го корпуса, атаман Вильгельм Лобковец огласил приказ о наступлении на следующий день, 29 августа. Главный удар силами 3-го Галицкого корпуса с юго-запада должен был оттянуть на себя основные силы противника Киевского укрепрайона, а Запорожская группа — прикрыть его правый фланг от возможного удара со стороны терских пластунов. Пока части 12-й Красной Армии будут скованы боем с 3-м Галицким корпусом, 1-й корпус Осипа Мыкитки должен нанести удар на оголенном противником участке у Святошина и ворваться в Киев, а атаман Зеленый — переправиться через Днепр и занять Дарницу. Атамана должна поддержать 7-я Запорожская дивизия. После освобождения столицы все части группы должны к 5.00 31 августа выделить по одному батальону и одной батарее для участия в праздничной встрече Головного атамана и параде на Крещатике. На освобождение Киева отводился один день: все было рассчитано до малейших подробностей.

Однако в 5.00. 29 августа командование Красной Армии нанесло удар по корпусу Кравса. Бой шел целый день, но к вечеру противник, потеряв много убитыми и ранеными, выдохся. Второй ударный батальон 8-й Самборской бригады во главе с атаманом Осипом Станимиром ударил в штыки во фланг атакующей бригаде, противник дрогнул и побежал. Совершенно неожиданно Станимир получил огневую поддержку от бронепоезда, на котором курсировал по фронту Головной атаман. Петлюра стоял в открытой орудийной башне и в бинокль смотрел на атаку батальона. Вечером того же дня Кравс получил телеграмму, в которой Головной атаман просил, чтобы батальон, атаку которого он наблюдал, был представлен на параде вместе со своим командиром.

А на юго-восток от Глевахи стоял насмерть со своими запорожцами генштаба полковник Владимир Сальский, не давая возможности ударить во фланг и тыл 2-й Коломийской и 8-й Самборской бригадам.

Тем временем 1-й Галицкий корпус неожиданно ударил по обороне противника и, прорвав ее, вышел к Ирпеню. Противник, как и предполагал Кравс, не успел перекинуть подкрепления к Ирпеню.

В 6.00. 30 августа 6-я Равская бригада 1-го Галицкого корпуса вышла на Петропавловскую Борщаговку, а 5-я Сокальская освободила Боярку. Поняв, что теперь необходимо спасаться, противник ринулся к мостам через Днепр и на север по правому берегу Днепра.

Именно в этот момент генштаба полковник Сальский совершил свою первую ошибку: он не ударил по правому берегу Днепра на север, не освободил Дарницу и не пошел на Борисполь на помощь атаману Зеленому. В результате Борисполь захватил авангард полковника Стесселя. Это предопределило захват Киева деникинцами к вечеру 31 августа.

Первой прорвалась через Демеевку (теперь тут демеевский базар) 2-я Коломийская бригада, которая подошла к переправам через Днепр уже в 21.00 30 августа, но в Дарницу не попала, так как все были уверены, что там уже запорожцы. Получив донесение комбрига, Кравс приказал: «Захватить мосты, деникинцев не пускать в Киев, но не стрелять».

30 августа в 22.00 Киев был полностью в руках украинской армии. Осип Мыкитка, приняв на себя комендантство, брал под охрану все важнейшие объекты города. Так, в хлопотах, прошла ночь.

Кто же взял Киев?

Командир 2-го ударного батальона Осип Станимир получил приказ: в 5.00 следующего дня быть на площади перед Киевским вокзалом, где будет базироваться сводная бригада галичан для торжественной встречи Головного атамана и последующего участия в параде.

В 7.00 на вокзальную площадь прискакал на взмыленном коне поручик Антон Тарнавский из 2-й Коломийской бригады и доложил полковнику Вольфу о том, что деникинцы, захватив Дарницу, сосредоточились на левом берегу Днепра у разводного моста и спускают на воду лодки, готовясь к переправе. Полковник Вольф направился на телеграф: надо было доложить об этом Кравсу и Головному атаману, который должен был прибыть в Киев в 9.30. на парад.

В 10.00 полковник Вольф получил телеграмму от генерала Кравса: парад отменить, деникинцев на правый берег не пускать, но не стрелять. Мосты должна защищать 7-я Запорожская дивизия полковника Осмоловского. Но, как выяснилось позже, запорожцы были в Василькове и приводили себя в порядок для участия в параде. Tогдa полковник Вольф принял решение направить батальон Осипа Станимира на Думскую площадь для охраны центра города, остальные бригады сосредоточить у мостов через Днепр и не давать деникинцам переправляться на правый берег и в город.

Станимир со своими стрельцами прошел на Бибиковский бульвар (бульвар Шевченко) и вышел на Софиевскую площадь. Там были толпы народу, желто-голубые флаги, море цветов и веселые песни: город встречал своих освободителей. Сотника сняли с коня и понесли на руках к дверям Киевской городской думы. Он поблагодарил людей и, поднявшись на второй этаж, вышел на балкон, на котором уже находились два украинских национальных флага. Станимир приказал там же укрепить и знамя своего батальона. Но для охраны площади на балкон вкатили три пулемета, а в окна первого этажа выставили еще девять. А на площади толпа кричала: «Слава Украине!».

В 11.00. в толпе на площади стали появляться вооруженные люди, деникинские солдаты и офицеры, а со стороны Купеческого сада прошел на рысях отряд терских казаков: судя по всему, деникинцы уже перешли мосты и появились в городе.

Помимо украинских флагов с балконов кое-где свисали и российские трехцветные флаги. Народ мало-помалу проникался мыслью о том, что Киев совместно освободили украинские и российские войска.

Тем временем на вокзальную площадь прибыл командир 1-го корпуса полковник Осип Мыкитка. Вдвоем с Вольфом они попытались осмыслить обстановку и взять ситуацию под контроль, но было уже поздно. Деникинцы, переправившись через Днепр, полностью заняли Печерск, их штаб разместился около женской гимназии.

В 14.00 в зале ожидания 1-го класса Киевского вокзала, где разместился штаб галичан, раздался телефонный звонок: Осип Станимир сообщил, что члены Киевской городской думы просят приехать старшего начальника галичан и прояснить ситуацию. Поняв, что положение весьма запутанное, Осип Мыкитка решил ехать в Думу и «выкручиваться» до прибытия генерала Кравса, поезд которого задерживался уже около пяти часов.

Через несколько минут после того, как уехал Осип Мыкитка и площадь опустела — остался только взвод кавалерии для встречи генерала Кравса, — туда прибыл командир Запорожской группы, генштаба полковник Владимир Сальский с полком «Черных запорожцев» для участия в параде. И это вместо того, чтобы еще утром этого дня закрыть мосты на Днепре для деникинцев!

В 15.00 к перрону Киевского вокзала прибыл поезд Антона Кравса. Командующего группой ознакомили с положением дел в Киеве. Генерал Кравс определил состав делегации для встречи с генералом Бредовым. Полковник Сальский был обижен тем, что его не включили в состав делегации. Кравс напомнил ему, что деникинцы будут вести переговоры только с галичанами и тут, чтобы достигнуть определенного результата, не до амбиций. Но Сальский не скрывал своей обиды. Сдерживая себя, он попросил генерала Кравса разрешить пройти Крещатиком его 7-й Запорожской дивизии. Генерал, махнув рукой, разрешил — и это была непоправимая ошибка.

Тем временем подъехал автомобиль с Станимиром. В него сели генерал, его штаб и адъютанты. Машина спустилась на Крещатик, и из толпы в сторону Антона Кравса полетели букеты цветов. Но генерал увидел в праздничной толпе и российские трехцветные флаги. Он подумал, что было бы неплохо при переговорах с Николаем Бредовым использовать фактор единства киевского населения, праздновавшего вместе освобождение от большевиков.

«Два немца»
и судьба столицы

К 16.00 автомобиль Кравса уже поворачивал на Думскую площадь, и его конвой расчищал дорогу к парадному подъезду. И вдруг, как по команде, головы всех, кто стоял на площади, разом повернулись в сторону улицы Институтской. По ней в сторону Крещатика ехал пожилой российский генерал на низкорослой казачьей лошади. Он был в орденах и эполетах и в правой руке держал трехцветный российский флаг. За ним торжественно ступали три священника в золоченных ризах, следом двигались несколько рядов церковного хора, пение которого и привлекло толпу. Замыкал процессию конный конвой казаков в красных черкесках. Народ давал дорогу, и процессия медленно, но неуклонно приближалась к парадному входу городской Думы, опережая направлявшийся туда же кортеж генерала Кравса. Они должны были непременно встретиться.

В это же время к Киевскому вокзалу подходил поезд. У окна одного из вагонов стоял командующий армией ЗУНР Мирон Тарнавский. Он ехал на парад и не получил уведомления о том, что парад отменен. На привокзальную площадь подали два автомобиля, выгруженные из поезда. Когда кортеж достиг памятника графу Бобринскому (теперь тут памятник Щорсу), на него налетел взвод галицкой конницы. Генерал вышел из машины, и офицер-кавалерист доложил: «Деникинцы идут!». Тарнавский и его штаб, развернув автомобили, направились на вокзал, погрузились в поезд и отбыли в свою ставку, в Винницу, чтобы подготовить армию ко всем возможным неожиданностям.

Было 16.20, когда процессия во главе с российским генералом добралась до парадного входа в Думу. Российский генерал с флагом в руке пошел к дверям, но часовой, стрелец-галичанин, преградил ему путь. Антон Кравс быстро вышел из машины и направился навстречу российскому генералу, отсалютовал ему и пригласил пройти в Думу. Взяв его под руку, помог подняться на второй этаж, где уже сидели члены городской Думы, среди которых почти три четверти — русские. Когда они увидели входящих в зал рука об руку галицкого и российского генералов, все встали, раздались аплодисменты — это было воспринято как единство украинского и российского оружия в борьбе против большевиков. Именно на это рассчитывал Антон Кравс. Теперь российский генерал был у него в руках, а члены городской Думы были его союзниками. Когда все сели на приготовленные места, Кравс представился. В ответ представился российский генерал, назвавшись Максимилианом фон Штакельбергом, командиром 1-й сводной гвардейской бригады группы генерал-лейтенанта Бредова.

Вдруг вошел комбриг 2-й Коломийской бригады атаман Вименталь и громко доложил генералу Кравсу, что деникинцы нарушили принятую ранее договоренность и по приказу полковника Стесселя, подчиненного Штакельбергу, второй курень, охранявший Цепной мост через Днепр, полностью разоружен и взят под стражу. Все это, в целях конспирации, было сказано на немецком языке, которым в Галицкой армии пользовались наряду с украинским. Вименталь не знал, что Штакельберг был остзейским бароном (эстонцем) и прекрасно знал немецкий. И по тому, как он изменился в лице и покраснел, Антон Кравс понял, что судьба вновь дает ему козырь в руки. Он обратился к Максимилиану Штакельбергу на чистейшем баварском диалекте с укором: как между солдатами, воюющими по рыцарским правилам, могло случиться нарушение договоренности? Штакельберг попросил позвать начальника своего конвоя и приказал ему немедленно освободить галичан, возвратить им оружие и дальше обходиться с ними как с союзниками.

Так как все эти переговоры шли на немецком языке, некоторые современные историки сделали и опубликовали свои выводы:

«Командующие обеих армейских группировок противников направились в городскую Думу, где и встретились для... переговоров. Оба они оказались... немцами. Украинской группировкой командовал австриец, генерал-хорунжий Антон Кравс, белогвардейской — генерал-лейтенант российской армии немецкого происхождения Николай... фон Бредов... Этим фактом были поражены не только киевляне, но и бойцы обеих армий. Шутили, что два немца на немецком языке решали судьбу славянского Киева», — пишет Я. Тинченко в книге «Белая гвардия Михаила Булгакова».

Роковой
российский флаг

А мы вернемся к изложению достоверных исторических фактов. Начались переговоры по существу проблемы, и Антон Кравс, чтобы избежать недоразумений, предложил все части Штакельберга вывести из центра города и определить демаркационную линию. А окончательный статус обоих войск будет определен при переговорах Кравса с Бредовым, когда тот прибудет в Киев. Штакельберг согласился, но, наклонившись к Кравсу, тихо попросил его по-немецки разрешить вывесить на балконе рядом с украинскими и российский флаг. Кравс дал свое согласие, «чтобы успокоить российскую часть населения города», — это подтверждало уже распространившиеся в городе слухи о том, что украинцы и россияне — союзники в борьбе против большевиков. Перед этим фактом Бредову и Деникину устоять было весьма сложно, и именно этого хотел достигнуть Симон Васильевич Петлюра.

Штакельберг должен был ехать в свой штаб и проинформировать обо всем Бредова, а Кравс — через некоторое время прибыть к Бредову на переговоры. Обе стороны были довольны проделанной работой. Но Кравс забыл о факторе Сальского. А тот был уже на Крещатике.

А на Думской площади началось братание россиян с украинцами, стрельцов с деникинцами, и народ, поняв, что главное действие прошло, потихоньку расходился по домам.

Выйдя в 16.50 из парадного входа Думы, Кравс со своими офицерами отсалютовал Штакельбергу. Тот сел на коня и направился по Институтской со всем своим кортежем на Печерск. Кравсу подали автомобиль, он вместе со своими офицерами поехал к Крещатику.

То, что произошло потом, очевидцы описывают по-разному.

Командир запорожцев Владимир Сальский, увидев на Думе российский флаг, выкрикнул примерно следующее: «Перед московським прапором не будемо парадувати!» Потом послал командира своего конвоя сотника Божко с казаками к Думе, один казак поднялся на балкон, сломал древко российского флага и скинул его сотнику Божко, который проскакал через толпу и бросил полотнище под копыта коня полковника Сальского.

Кравс и Станимир не видели этого безобразия. В своих мемуарах они пишут, что кто-то сорвал флаг с балкона, кинул вниз, и украинцы разодрали его на куски.

По третьей версии, когда казаки пошли на приступ Думы, требуя снять флаг, один из галичан, чтобы не доводить дело до кровопролития, сам отцепил древко от балкона и сбросил знамя запорожцам.

Но это было уже после того, как генерал увидев на Крещатике Сальского, просил полковника успокоить свое воинство и объяснил ему ситуацию. Чтобы «умаслить» высокомерного и амбициозного Сальского, Кравс тут же назначил его комендантом Киева. Пока полковник размышлял о том, что ответить своему командующему, генерал сел в автомобиль и поехал на свидание с генерал-лейтенантом Бредовым.

Такой незначительный, казалось бы, эпизод с флагом полностью перечеркнул все то, о чем договорился Кравс со Штакельбергом. Но генерал не знал еще об этом. Не знал и Станимир, возвращавшийся в Думу, когда над площадью прогрохотала пулеметная очередь и просвистели пули, эхом отозвался истошный крик сотен людей. Кравс услышал пулемет, когда автомобиль поравнялся с памятником Александру ІІІ (это напротив гостиницы «Днепр»), и в эту минуту под его машину кто-то бросил ручную гранату. От взрыва на мостовую вылетел адъютант Кравса, но шофер не растерялся, и автомобиль полетел по Царской (теперь Грушевского) на Печерск. Натворивший столько глупостей Владимир Сальский благополучно увел свою колонну.

Кравс и Бредов
за столом переговоров

Кравс ехал к Бредову, не зная о том, что произошло. На перекрестке Александровской (Грушевского) и Садовой его задержал деникинский конный патруль. Генерал назвал себя, и его пропустили. Было 17.50. Кравс в аудиенц-зале 5-й гимназии, его просят подождать десять минут. В 18.00 в зал входит генерал-лейтенант Николай Бредов со своим штабом, но Штакельберга среди свиты командующего Киевской группой ВСЮР нет. Все рассаживаются в кресла.

Переговоры начались словами Кравса о том, что Киев освободила Галицкая армия, которая, как и деникинцы, воюет против общего врага. Бредов ответил: «Киев — мать городов русских и украинским никогда не был и не будет!» Переговоры зашли в тупик. Видя это, Кравс поднялся, вынул свой пистолет из кобуры и, подавая его Бредову, сказал, что, раз с ним разговаривают как с побежденным, он вынужден считать себя пленником и поэтому отдает свое оружие тому, кто считает себя победителем. Взбешенный Бредов выбежал из зала. За ним последовал и его штаб. Галичане остались одни. Время шло, деникинские патрули разоружали галичан, используя свой численный перевес и то, что стрельцы исполняли приказ своего Головного атамана «не стрелять». К тому времени, когда Бредов вернулся в зал, два батальона, в том числе и ударный батальон 8-й Самборской бригады, были разоружены и перевезены в Дарницу, в деникинский лагерь для военнопленных. Ко всем эшелонам станции Киев-Товарный была приставлена деникинская охрана, на трех бронепоездах, брошенных красными, были уже деникинские команды. Киев был полностью в руках деникинцев.

В 22.00 генерал-лейтенант Николай Бредов вошел в зал и сказал, что готов продолжать переговоры. Первое его предложение: Галицкая армия должна сложить оружие. Кравс отказывается. Второе предложение: продолжить совместную борьбу против большевиков в составе ВСЮР. Кравс отказывается. Повисла тишина, и ее нарушил Кравс.

Он предложил:

1. Бредов соглашается вести переговоры о совместной борьбе с большевиками с Омельяновичем-Павленко, то есть с делегацией, представлявшей УНР, — чего так долго добивался Головной атаман;

2. Бредов соглашается признать Галицкую армию регулярной экстерриториальной армией, генерал Кравс признает Вооруженные силы юга России территориальными и регулярными войсками;

3. Галицкая армия покидает Киев и останавливается на определенной обеими сторонами демаркационной линии;

4. На установленной демаркационной линии начинаются переговоры о возможной совместной боевой операции против Красной Армии;

5. Все захваченные солдаты и офицеры Галицкой армии освобождаются, все захваченное имущество Галицкой армии вoзвpaщaeтcя;

6. Для координации действий в Галицкой и Добровольческой армиях остаются представители каждой из сторон.

Большего Кравс от Бредова добиться не смог. Добровольцам остались все трофеи, захваченные галичанами в Киеве на станции Киев-Товарный. Но главное, Кравс спас свою армию от плена и договорился, что генерал-лейтенант Бредов примет делегацию Омельяновича-Павленко.

Наступило 1 сентября. Время 2.30. Переговоры окончились. Тем временем сотник Осип Станимир в порванном обмундировании и без оружия, потерявший свой батальон и дважды бежавший от терских казаков, успел добраться до Киевского пассажирского вокзала и предупредить командира 1-го корпуса Осипа Мыкитку о том, что произошло в городе. Полковник Мыкитка приказывает штабу и своей охране грузиться в эшелон. И в тот момент, когда эшелон отходит от перрона, туда врываются деникинцы, гремят выстрелы, стрекочет пулемет, но паровоз прорывается у стрелки, и штаб 1-го корпуса в 6.00. прибывает в Фастов. На перроне его встречает генерал Михаил Омельянович-Павленко. Полковник Мыкитка рассказывает ему обо всем, что произошло а Киеве 31 августа. Они еще не знали о договоренности Кравса и Бредова...

Было 3.00, когда Кравс на автомобиле Бредова и в сопровождении конвоя конных терских казаков приехал на вокзал. Там его встретил начальник штаба атаман Вильгельм Лобковец и полковник ВСЮР Стессель. Начштаба доложил, что смог связаться с Мироном Тарнавским и тот передал, что отдал приказ об отходе Галицкой армии в район Фастова. Потом подсчитали потери и выяснилось, что в плену оказались два батальона: 2-й батальон 8-й Самборской бригады и 2-й батальон 2-й Коломийской бригады. Кравс тут же приказал своему начштаба составить телеграмму в штаб Бредова, чтобы, согласно договоренности, оба батальона с оружием и имуществом были отпущены в расположение Галицкой армии.

Эпилог

Генерал Антон Кравс и генерал-лейтенант Николай Бредов больше не встречались, но Штакельберга галицкий генерал встретил еще раз. Когда Галицкая армия вынуждена была перейти на сторону большевиков — а большевики генералов не жаловали, — Антон Кравс сказался больным, жил на квартире евангелистского пастора и питался в офицерской столовой. Как-то во второй половине апреля 1920 года пастор, с которым генерал играл в шахматы, спросил, не хотел бы он встретиться с одним интересным для него и знакомым ему господином. Кравс согласился, и пастор отвел генерала в соседнюю комнату. Там Кравс увидел барона Максимилиана фон Штакельберга.

Как вспоминал Кравс, встреча была очень сердечной, много вспоминали. Оба, галичанин и эстонец, сошлись на том, «що в нещасті завинив генерал Бредов, який грубо переступив свої уповноваження». Штакельберг попросил Кравса помочь ему добраться до Одессы, а оттуда он сам постарается попасть на родину, в Эстонию, которая в то время уже была республикой с демократический строем. Кравс согласился и приказал в канцелярии 3-й бригады ЧУГА изготовить документы на другую фамилию и на должность военного ветеринара, который направлялся в Одессу для получения медикаментов. Они очень тепло расстались, и больше Кравс с ним не встречался. В 1924 году Антон Кравс переехал в Вену, умер в ноябре 1945 г.

Кравс не писал в своих мемуарах, виделся ли он с Симоном Петлюрой после киевской трагедии, докладывал ли он о том, как Сальский провалил всю задуманную им операцию. Такого рода информации мемуары Кравса вообще не содержат, по своей природе это был «рыцарь без страха и упрека».

Петлюра снял Сальского с корпуса, отдал запорожцев под командованием генерала Михаила Омельяновича-Павленко, а Сальский в ноябре получил звание генерал-хорунжего и был назначен... военным министром УНР. На этой должности он пробыл до июня 1920 года. Затем занимал ее с 1922 до 1940 года. Умер 5 октября того же года.

Амбиции Сальского и Бредова были ничтожны по сравнению с амбициями Петлюры и Деникина, но именно их политические просчеты и отсутствие компромисса привели к краху УНР и гибели ВСЮР.