«Если что-то случится с Егоровым и Кантарией, Берест дойдет обязательно...»

Указ Президента Украины

О присвоении А.Бересту звания Герой Украины

За боевую отвагу в Великой Отечественной войне 1941—1945 годов, личное мужество и героизм, проявленные в Берлинской операции, и водружение Знамени Победы над рейхстагом, постановляю:

Присвоить звание Герой Украины с вручением ордена «Золота Зірка» лейтенанту БЕРЕСТУ Алексею Прокоповичу (1921—1970 гг.) — уроженцу села Горяйстивка Ахтырского района Сумской области (посмертно).

Президент Украины В.Ющенко

г. Киев 6 мая 2005 года

№753/2005

Это первый и уникальный случай, когда звание Героя Украины присвоено посмертно. Человеку, чье имя мы должны были знать с детства, в одном ряду с именами легендарных Егорова и Кантарии. Однако лейтенант Алексей Берест за всю жизнь не только не был удостоен звания Героя Советского Союза, но и вообще лишен права на собственное героическое прошлое.

Родился Алексей 9 марта 1921 года в бедной семье Прокопа Никифоровича и Кристины Вакумовны Берестов в селе Горяйстивка Ахтырского района на Сумщине. У этой супружеской пары было шестнадцать детей. Вот только нужду и голод пережили всего девять. В одиннадцать лет Алексей остался круглым сиротой. Опеку над детьми взяли самые старшие сестры — Марина и Екатерина. Они рассказывали, что когда Алеша уже стал взрослым, после войны ежегодно приезжал к ним в гости и всегда говорил: «Мои любимые мамы».

В школе учился хорошо, имел хорошую память. Но весной и осенью пропускал занятия, нужно же помогать сестрам на огороде. Семь классов он так и не окончил. Каждый год во время летних каникул помогал взрослым в полевых работах, в уборке урожая.

Когда при машинно-тракторной станции в Чупахивке, поблизости от его села, организовали курсы трактористов, шестнадцатилетний Алексей, чтобы пойти туда учиться, спрятал в надежное место метрику, а комиссии сказал, что где-то потерялась, добавив себе два года. Именно тогда и началась путаница в документах Алексея Береста. В одних он 1921-го, а в других 1919 года рождения.

Но работал он трактористом недолго. Как значится в автобиографии, «в октябре 1939 года пошел добровольцем в Красную Армию. Принимал участие в боях в Финской войне в составе 2-го полка связи Ленинградского округа». А уже в декабре группа бойцов, в которой был и Алексей Берест, во главе с командиром роты устанавливала связь между командным пунктом и минометным подразделением. Разделившись на две группы, шли тихо, разматывали кабель и сразу прикрывали его снегом. Вдруг Берест крикнул «Ложись!» и мгновенно упал на командира, прикрывая его. Пуля прошила шинель бойца, едва не зацепив плечо. Друзья из другой группы точным выстрелом сняли с дерева вражеского снайпера-«кукушку». Так в личном деле первой после автобиографии появилась копия благодарности красногвардейцу Бересту за спасение жизни командира.

Утром 22 июня 1941 года его и еще нескольких связистов вызвали в штаб. Там приказали собрать личные вещи — и грузовик быстро умчал их. На новом месте, куда приехали уже поздним вечером, узнали — на страну напали немецко-фашистские захватчики, а их, лучших телефонистов, отобрали для обеспечения связи с зенитными батареями, формировавшимися для отпора вражеским авианалетам на Ленинград. В тот же день зенитчики вступили в тяжелые бои. Через год Береста назначили уже командиром отделения.

В начале войны было не до наград. Самым высоким отличием для него стал прием в комсомол, а в марте 1943 года на Волховском фронте — в партию. Сразу избрали парторгом отдельной роты. Сохранилась характеристика, подписанная командиром батареи гвардии лейтенантом Стародубцевым: «Ефрейтор Берест А.П. в боях проявил себя мужественным и отважным бойцом. Работал парторгом отдельной батареи, личным примером и пламенным словом зажигал бойцов и командиров на подвиги. Честный и трудолюбивый, пользуется авторитетом среди товарищей».

Наверное, командиры заметили организаторские и комиссарские способности Береста. Поскольку рекомендовали на учебу в Ленинградское военно-политическое училище, которое в то время находилось в Шуе. Правда, он не имел общего среднего образования, но по всем иным требованиям подходил — принимал участие в Финской войне, был отличным бойцом на фронте, имел опыт партийной работы. Так что зачислили его сразу на второй курс. Занятия шли ускоренными темпами — с утра до вечера ежедневно. С декабря 1943-го по сентябрь 1944-го курсанты овладели отведенной программой.

После выпуска лейтенанта Береста направили на 1-й Белорусский фронт, где он попал в 756-й стрелковый полк 150-й стрелковой дивизии. Назначили его заместителем по политчасти командира батальона, которым командовал капитан С.Неустроев. Берест с товарищами освобождали Польшу, прорывали оборону фашистов на Одере, прошли с боями по улицам Берлина.

Один раз ночью во время сопровождения пленного немца до штаба дивизии он вступил в рукопашный бой с фашистами, затаившимися в засаде. Немец замахнулся на Береста финкой, тот пригнулся, острое лезвие зацепило щеку. Скомандовав своим солдатам держать «языка» и не вступать в бой, Алексей схватился за нож и выкрутил его из рук врага. Началась стрельба. Берест крикнул своим:

— Ведите, я прикрою! — и ударил огнем из автомата. Фашисты как неожиданно напали, так мгновенно и исчезли. А у Алексея Прокоповича на всю жизнь остались шрамы на лице и правой ладони.

В немецкой столице каждый дом являлся опорным пунктом, но для наших войск самым важным объектом был рейхстаг.

Для каждой из девяти дивизий 3-й ударной армии, которые вели бои в центральной части Берлина, изготовили знамена для возможного поднятия их над рейхстагом. Какое соединение первым захватит рейхстаг, то и завоюет такую высокую честь. На каждом из знамен пятиконечная звезда, немного ниже — серп и молот, а справа внизу полотнища возле древка номер. Флаг под пятым номером достался 150-й стрелковой дивизии и передан в первый батальон, где замполитом был лейтенант А.Берест.

Стремление бойцов взять рейхстаг и установить на нем флаг было таким сильным, что солдаты перед его штурмом рвали на флаги немецкие матрасы, наволочки, перины — все, что было из красной ткани. Кому достался метр и больше, кому совсем небольшой клочок. С этими флагами и флажками и рванулись на рейхстаг.

После форсирования Шпрее батальон капитана Неустроева захватил помещение немецкого министерства внутренних дел и гестапо, названное бойцами «домом Гиммлера». Берест переписывал ковры, картины, статуи, чтобы потом передать в музеи. В одном из сейфов обнаружили коробку со швейцарскими часами, приготовленную для генералов рейха, чьи подчиненные возьмут Кремль в Москве.

— А мы вручим их своим солдатам, которые взяли «дом Гиммлера» и пойдут на штурм рейхстага! — выкрикнул Берест и позвал бойцов. Когда начал вручать, протянул руку незнакомый офицер. Замполит с присущей ему простотой сказал:

— Я вас что-то в боях здесь не заметил. С такими длинными руками — к церкви. Там, может, и дадут.

— Ну что ж, ты еще пожалеешь об этом, — ответил тот и под хохот бойцов недовольный ушел. Говорили, что это был офицер из СМЕРШа...

Утром из подвала захваченного помещения увидели огромный серый дом с колоннами. Не сразу сориентировались, что это как раз и есть тот самый рейхстаг. Между ним и «домом Гиммлера» — большая Королевская площадь, разделенная пополам глубокой канавой с водой. Повсюду траншеи, окопы, доты. В соседнем парке Тиргартен зенитки, орудия и танки. Помещение рейхстага гитлеровцы подготовили к круговой обороне. Окна и двери замурованы кирпичом, зияют лишь амбразуры и бойницы.

Как только рассвело, началась артподготовка. Загремели пушки, «катюши», крупнокалиберные снаряды выщербливали камень, но здание стояло. Батальон Неустроева первым бросился на штурм. Немцы ответили огнем. Пришлось залечь. Во весь рост поднялся со знаменем полка Петр Пятницкий, которому всего несколько дней назад присвоили звание младшего сержанта. Вместе с ним бросились другие бойцы. За несколько метров до дверей рейхстага, прямо на его ступеньках, пуля остановила сердце знаменосца. Знамя подхватил Петр Щербина и через какой-то миг прикрепил его к одной из колон. Вместе с неустроевцами в рейхстаг ворвались бойцы батальона капитана В.Давыдова. Трескались и оседали от пуль зеркала, громко падали хрустальные люстры, раскалывались мраморные скульптуры, все гремело от взрывов гранат. Завязался жестокий бой за каждый метр, каждую комнату, каждый этаж. В окнах, на колоннах, дверях, в залах появлялось все больше и больше красных флагов и флажков.

Под вечер в рейхстаг приехал командир дивизии Зинченко:

— Где знамя?!

Через несколько минут солдаты принесли. Полковник им:

— Быстро на купол. Установить на самом видном месте!

Те побежали и через минут двадцать вернулись растерянные:

— Там темно, у нас нет фонариков, мы не нашли выход на крышу...

Зинченко, краснея:

— Родина ждет. Весь мир ждет. Исторический момент, а вы — фонариков!..

Приказал комбату немедленно организовать установку знамени. Тот дает поручение замполиту Бересту. Алексей берет с десяток автоматчиков, сержанта Егорова и младшего сержанта Кантарию с флагом — и по ступенькам быстро наверх. На втором этаже затарахтели автоматы, взорвалось несколько гранат, и немецкая группа была быстро ликвидирована.

Потом Берест рассказывал:

— Артиллерийские снаряды в отдельных местах разбили ступеньки. Приходилось, как в цирке, становиться друг другу на плечи, и уже по этой цепи знаменосцы поднимались выше. На крышу вылезли все трое, прочно закрепили знамя, сразу же затрепетавшее на весеннем ветру.

Утром немцы снова ринулись в контратаку, стреляли фаустпатронами. Но выбить наших бойцов им не удалось. Тогда фашисты подожгли мебель в одном из залов. Дымились ковры и кресла, деревянные панели стен и пол. Пламя быстро охватило часть помещения. Но бойцы рейхстаг не оставили, загнали немцев в подвал.

Под конец дня фашисты выбросили белый флаг и попросили переговоров. При этом выставили условие: поскольку у них в подвале генерал и полковники, делегацию на переговорах должен возглавить офицер не ниже полковника.

Ф.Зинченко к тому времени уже уехал на командный пункт, в помещении по званию выше капитана никого не было. На переговоры пришлось идти Бересту. Он смыл с лица сажу и пыль, на скорую руку подшил белый подворотничок к гимнастерке, надел чью-то кожаную куртку, чтобы прикрыть лейтенантские погоны. Капитан Матвеев подал ему свою новую фуражку с красным околышом. В качестве адъютанта с Берестом пошел командир батальона капитан С.Неустроев, сняв прожженную местами фуфайку, чтобы видны были боевые ордена. Переводчиком взяли рядового Ивана Пригудова, которого пятнадцатилетним юношей забрали на работу в Германию, а теперь наши войска освободили и после проверки в СМЕРШе оставили воевать в их подразделении. Вот так, одним из первых в Берлине и одним из последних в этой войне парламентером пошел Берест к вооруженным немцам.

Переговоры продолжались свыше двух часов. Немецкий представитель несколько раз ходил с кем-то совещаться. Немцы тянули время. Наконец согласились на капитуляцию, но только в том случае, если советские войска выстроятся без оружия перед рейхстагом:

— Они возбуждены и могут устроить над нами самосуд.

Берест решительно отклонил это. Те попросили для раздумий еще двадцать минут.

— Если за это время вы не выбросите белый флаг, начнем штурм, — заявил Берест, и парламентеры пошли по ступенькам наверх.

Только утром 2 мая немцы выбросили белый флаг и капитулировали. Из подвала потянулись группы солдат и офицеров. Полтора часа бледные, с понурыми лицами, они шли медленно, подняв вверх руки. Их было более 1650, внизу осталось почти 500 раненых.

Падение Берлина подтверждало Знамя Победы. Оно было прострелено в нескольких местах, древко расколото пулей— это немцы пытались срезать его огнем. Но не удалось. М.Егоров и М.Кантария снова, уже карабкаясь по металлическим ребрам купола, в которых остались осколки стекла, резавшие им руки, перенесли знамя на вершину рейхстага и установили его там. Рейхстаг в этот день стал местом паломничества. «Сюда, — как вспоминал потом С.Неустроев, — приходили пешком, приезжали на танках, автомашинах, на конях... Всем хотелось посмотреть на рейхстаг, расписаться на его стенах. Красных флагов по всему помещению появилось еще больше. Приехали корреспонденты и фоторепортеры». Знамя Победы водружалось поздно вечером, а все фотоснимки знаменитых военных фотокоров Е.Халдея, И.Шагина, Б.Шейнина, А.Морозова, В.Темина, заполонившие газеты, были сделаны при свете в этот день. Потом для тех, кто позировал, они служили поводом требовать для себя награду за водружение Знамени Победы.

Среди них не было А.Береста. Он выполнял новую задачу командования: сопровождал эшелон с репатриированными — освобожденными из немецких концлагерей советскими воинами и теми, кто был вывезен фашистами на работы, имея при этом несколько дней отпуска для посещения родного села.

На Белорусский вокзал в Москве неизвестный эшелон прибыл на запасной путь поздно вечером. Их встречали без музыки, без кинохроники. Передав людей, Алексей сразу отправился в свою Горяйстивку. Уже почти возле Харькова заболел тифом. Пассажиры позвали проводника. На следующей станции Береста сняли с поезда и отправили в ближайший на то время военный госпиталь в Ростове-на-Дону. Здесь он встретил симпатичную медсестру Люду Евсееву, женился и вместе с ней вернулся в Германию...

Дослуживал Берест на Черноморском флоте. Офицеры в черных пилотках не очень уважали представителей сухопутных войск, но Береста любили. На груди у него сиял орден Красного Знамени за штурм рейхстага и взятие в нем фашистов в плен, а рядом — ордена Красной Звезды и Отечественной войны первой степени, медали.

В начале мая 1946 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя Советского Союза офицерам и сержантам, которые подняли Знамя Победы над рейхстагом в Берлине — капитану В.Давыдову, сержанту М.Егорову, младшему сержанту М.Кантарии, капитану С.Неустроеву, старшему лейтенанту К.Самсонову.

Фамилии А.Береста там не было. Возможно, сыграл свою роль тот случай с офицером СМЕРШа по поводу часов, а может, перепись ценностей в «доме Гиммлера», которые перекочевали не в музеи, а на виллу одного из маршалов. А возможно, инцидент, когда в азарте наступления бойцы, не разобравшись, какое помещение штурмуют, гранатой взорвали двери, постреляли, а оказалось, что это было посольство одного из нейтральных государств, которое сразу же обратилось с нотой к советскому правительству.

Береста обвинили «в плохой воспитательной работе в батальоне». Отстаивать его доброе имя было некому: Г.Жуков уже находился в опале, генерал-лейтенант К.Телегин под следствием по делу Жукова, С.Неустроев надолго запил. Он только через много лет рассказал Бересту о своей встрече с бывшим членом Военсовета фронта К.Телегиным, уверявшим, что во всем виноват Жуков. Дескать, маршал, прочитав представление к званию Героя, сказал: «Еще один политработник» — и собственноручно вычеркнул Береста из списка.

Алексей Прокопович начал писать в разные инстанции, почти все обращения оставались без ответов. Берест добивался не звания, он хотел, чтобы правда о водружении Знамени Победы восторжествовала. А пока ее знали только моряки, служившие рядом с ним.

Демобилизованного Береста офицеры и матросы провожали аж на вокзал, жалели, что расстаются, многие из них, взрослых людей, называли его батей. Бересты поехали на родину Людмилы Федоровны, в пригород Ростова-на-Дону — село Покровское Неклиновского района.

Алексей Прокопович начал работать заведующим райотделом кинофикации. Как-то в январе 1953 года с проверкой пришел ревизор, сказал, что в зале на киносеансе людей больше, чем продано билетов. Оказалось, действительно так, кассир и бухгалтер допустили более 5,5 тыс. рублей потерь. Завели уголовное дело. Следователь на допросе обвинял заведующего. На слова, почему он не верит боевому офицеру, язвительно сказал:

— А это еще нужно проверить, где и как ты воевал. Ты, наверное, и в войну тепленькое место имел? Фашистам служил? Подожди, и туда доберемся!

Не выдержали нервы. Берест схватил испуганного следователя, поднял, как ребенка, и вместе с креслом выбросил из окна второго этажа.

Сразу еще одно уголовное дело. В протоколе описания имущества во время ареста под напечатанным заголовком «Название и описание предметов» карандашом следователя записано: «Нет ничего», — а обвиняли же в присвоении денег!

14 апреля 1953 года приговором суда Береста лишили свободы на 10 лет и отправили на лесоповал в пермские лагеря. На основе амнистии от 27 марта этого же года срок сокращен вдвое. Он не стал просить о помиловании. Жене писал в письме: «Проси от себя. Мне нельзя: я себя виноватым не признаю... Значит, мне судилось просидеть в этом аду и побывать в этом уголовном мире... Я ни перед кем на коленях не стоял и никогда не стану». Только лет через двадцать жена нашла того следователя, и он признался, что на него давили сверху — «или он сядет, или ты вылетишь с работы».

По возвращении домой Берест устроился на работу в литейный цех гиганта комбайностроения — завода «Ростсельмаш». Получил квартиру в доме, на строительстве которого много и тяжело вместе с рабочими предприятия трудилась вся семья.

В бригаде Береста работал парень, его невеста уже должна была вот-вот родить, а он не женится, поскольку жить нигде. Алексей Прокопович забрал их к себе, выделил комнату, прописал. Родилась девочка, жили года четыре, а потом исчезли. А спустя некоторое время приехала новая семья из трех человек. Оказалось, что те, кого приютили, обменяли комнату на квартиру в Свердловске. Но Бересты подружились и с новой семьей.

Часто гостили фронтовые друзья. За воспоминаниями долго засиживались. Дочь Береста Ирина рассказывает:

— Бывало, приедет Степан Неустроев, выпьют по рюмочке, тот снимает свою Золотую Звезду и отдает отцу: «На, возьми, Алеша, она твоя, ты ее заслужил». Отец отводил его руку: «Прекрати, Степан». Ему было неудобно и больно, он не любил этого, как не любил и трансляций парадов в День Победы. Всегда выходил из комнаты или выключал телевизор.

Понимал, что как судимый лишился всего прошлого, но, обращаясь к высоким военным руководителям, просит, требует установить историческую справедливость. Один раз отправил письмо даже Н.Хрущеву. Описал все как было: как с боем поднимались на крышу, как укрепляли знамя, как ходил к немцам на переговоры. В ноябре 1961 года ЦК КПСС решил собрать в Институте истории марксизма-ленинизма закрытое совещание по этому вопросу, куда вызвали и Береста.

Вот как рассказывал об этом он сам: «Сперва нас пригласили на Старую площадь в кабинет Суслова. Там был начальник Главного политического управления армии маршал Голиков, генерал-полковник Переверткин, бывший командир нашей дивизии Шатилов и еще много других военных и гражданских. Выступил Переверткин, сказал, что из 34 удостоенных звания Героя почти половина приходится на 150-ю дивизию. И никого с наградами не обошли. Шатилов подтвердил то же. Я надеялся на Неустроева, потому что тот больше всех знал обо всем этом, но он молчал, пряча от меня взгляд, смотрел в стол, а когда говорил, то повторил уже сказанное. Я не выдержал, воскликнул: «Неужели и здесь не хотят слышать правду?» В ответ Суслов ударил ладонью по столу: «Я лишаю вас слова, Берест!» В конце концов решили ничего не менять, оставить, как было».

После закрытого совещания в институте, где выступил и Берест, все-таки в пятом томе шеститомной «Истории Великой Отечественной войны» появились более-менее правдивые строки: «В ночь на 1 мая по приказу командира 756 полка полковника Ф.Зинченко были приняты меры по установлению на здании рейхстага Знамени, врученного полку Военным Советом 3-й ударной армии. Выполнение этой задачи было возложено на группу бойцов, возглавляемых лейтенантом А.Берестом. Рано утром 1 мая на скульптурной группе, венчающей фронтон дома, уже развевалось Знамя Победы: его установили разведчики — сержанты М.Егоров и М.Кантария».

В десятом томе 12-томной «Истории Второй мировой войны» об этом говорится несколько больше. Об участии А.Береста в водружении Знамени Победы, переговорах с фашистами в подвале рейхстага написали в своих книгах В.Субботин «Так заканчиваются войны», Е.Долматовский «Автографы Победы», в мемуарах — П.Трояновский «На восьми фронтах», В.Шатилов «Знамя над рейхстагом», Ф.Зинченко «Герои штурма рейхстага», С.Неустроев в воспоминаниях «О рейхстаге на склоне лет».

На Ростовской киностудии и в личном архиве режиссера Романа Розенблита есть документальный фильм «Знамя Победы». Режиссер в преддверии 30-летия Победы собрал на даче Сталина в Сухуми В.Шатилова, Ф.Зинченко, С.Неустроева, И.Сьянова, М.Кантарию. Благодушно, слишком осторожно, заученными фразами говорит там Шатилов, будто исповедуясь продолжает Неустроев: «Чтобы было надежно, решил послать Береста. Он дойдет обязательно — мощный, волевой, сильный. Если что-то случится с Егоровым и Кантарией, он доберется». Нервничает и сбивается Кантария. Ни он, ни Егоров никогда не вспоминали Береста, только сейчас вытягивает из себя: «Была поставлена задача — Бересту, мне и Егорову пробраться на крышу и установить знамя. Он был с нами до конца». Режиссер за кадром дополняет: «Эта история до сих пор как натянутая струна. Борьба за славу, самолюбие сильных мужчин, исторические ошибки, намеренные и случайные — здесь много разного сплелось». Фильм демонстрировали только в Ростове-на-Дону и в Горяйстивке на Сумщине. На экран для массового зрителя или на телевидение он не попал. Только в киноэпопее «Освобождение» Берест впервые появился на экране. Его роль сыграл Э.Изотов — человек удивительно похожий на молодого лейтенанта, штурмовавшего рейхстаг.

3 ноября 1970 года в семь часов вечера Алексей Берест вел пятилетнего внука Алешу из детсада. Переходили железнодорожное полотно возле платформы «Сельмаш». Впереди шла женщина с маленькой девочкой. В этот момент подъехала электричка. Большая толпа людей бросилась к ней. Кто-то толкнул девчушку на рельсы. В этот момент по параллельной линии мчал поезд. Отчаянный крик матери. Кто видел это — онемел. Алексей Прокопович оттолкнул внука и бросился спасать девочку. Выхватил ее с рельс, а сам выскочить не успел. Поезд выбросил его на платформу, которая была напротив. В четыре утра, не приходя в сознание, Алексей Берест умер. Было ему 49 лет.

— За несколько дней до несчастья, — рассказывает Ирина Алексеевна, — отец громко кричал во сне. Мама разбудила, спросила, что случилось. Он сказал, что приснилось, будто его в бою тяжело ранили и он умирает. «Господь с тобой, сколько можно о той войне вспоминать. Лучше давай куда-нибудь сходим, в театр или музей, купишь цветы. Ты так давно не дарил их мне». — «И то правда. На день рождения, обещаю, у тебя будет много цветов», — ответил он. У мамы день рождения 7 ноября. Отца хоронили 6-го. День рождения никто не праздновал, мы с мамой были в черных платках, а в квартире действительно было много цветов».

P.S. Одновременно с присвоением Алексею Бересту звания Героя Украины были начаты переговоры о перезахоронении праха героя на Холме Славы в Киеве. Однако, как сообщает журнал «Корреспондент» со ссылкой на газету «Новые известия» (Россия), родственники Береста, проживающие в Ростове, категорически против перезахоронения.