«Большое время» Сергея Аверинцева

«Редки, очень редки люди, которым дано не просто воздействовать на ту или иную сторону современной им общественной или культурной жизни, но как-то изменять простым своим присутствием окраску времени в целом. Как всякая другая тайн, а и эта тайна может быть выражена разве что совсем простыми, ненаучными словами. Мы говорим: «Нам довелось жить в их времени». Или мы скажем чуть торжественнее: «Им дана была власть». Все это чувствуется сильнее всего, когда такие люди уходят, и мы слышим непривычную, пугающую тишину» — эти глубокие слова Сергей Аверинцев написал в некрологе памяти своего учителя Алексея Федоровича Лосева.

21 февраля 2006 года исполняется два года с того горького дня, когда в Вене умер Сергей Сергеевич Аверинцев… Не хочется перечислять его многочисленные звания и награды, «Чины людьми даются», — как проницательно заметил Чацкий у Александра Грибоедова. Но примечательно, что свою главную научную регалию — звание действительного члена Российской академии наук — Аверинцев получил, уже находясь в коме, после обширного инфаркта в мае 2003 года. При желании в этом факте можно усмотреть своеобразную символику, смысловая тональность которой напоминает знаменитую эпитафию Григория Сковороды: «Мир ловил меня, но не поймал». Он ускользнул, ушел, покинул нас…

«Этот скрипучий, этот ни на чей другой не похожий голос, это коронное «Вы знаете…», с которого начиналась едва ли не каждая его фраза в диалоге, да и сами эти фразы, начиная которые, говоривший решительно не знал, куда уведет их дыханье мысли и где приземлится последний причастный или деепричастный оборот, — всего этого уже больше не будет. Сергея Сергеевича Аверинцева нет в живых», — написал в те дни Павел Нерлер.

Аверинцев был подлинным человеком слова, или, точнее, мыслителем слова, тонко чувствующим мировую культуру и способным сплетать из этого чувства изысканное и воистину завораживающее кружево текста. Волшебные глубины настоящего, открытые (и одновременно скрытые) в слове, были подвластны его гению. Поэтому от имени нашей современности он на равных вел живой диалог с античностью, пророками Ветхого Завета, Византией, позволяя нам, своим читателям, проникать в сущность культуры как таковой, созерцать ее сияющие вершины и зияющие пустоты. Как Вергилий у Данте, Аверинцев вел нас к Слову, пребывая проводником, попутчиком, учителем — в общем, человеком, знающим начало и конец пути, его тайну. Он был тем человеком, которому можно было полностью довериться в готовности свершать таинство исхода в высокую, настоящую культуру. При этом его мысль удивительно удачно находила верные и глубокие слова, выражающие многочисленные смыслы мировой культуры, и в то же время ее сокровенную суть.

Аверинцев — идеальный переводчик, который творит «благодарный и радостный труд» (как он сам отозвался о переводе византийских текстов на русский язык в предисловии к книге «Поэтика ранневизантийской литературы»). Сергей Сергеевич блестяще владел словом в его полифонической многомерности и при этом великолепно чувствовал, какие тексты «оживут», воскреснут в русском языке и будут восприняты современностью. Поэтому в прочтении Аверинцева так пронзительно звучат Псалмы библейского царя Давида и работы швейцарского психолога Карла Густава Юнга, «Паломничество в страну Востока» Германа Гессе и стихи византийского поэта Романа Сладкопевца, визионерские откровения Георга Тракля и витиеватая морфология истории Освальда Шпенглера. Напоминая сказание о мифическом Мидасе, все, к чему прикасался Аверинцев, превращалось в золото, начинало играть светом и смыслом. А возможно, настоящее золото просто не могло ускользнуть от проницательного взгляда Мастера, порождая алхимическое таинство творчества.

Вода, отстаиваясь, отдает

Осадок дну, и глубина яснеет.

(Сергей Аверинцев. «Благовещение»)

В текстах Аверинцева поражает глубина и прозрачная ясность мысли. Присущий ему дар говорить о высоком естественно и легко, быть современником и собеседником великих мыслителей прошлого и настоящего, способность не только видеть, но и уметь донести до читателя изначальный смысл — все это определяет уникальность феномена Аверинцева. Слова Сергея Сергеевича проводят нашу мысль через хитросплетения мировой культуры к чистым источникам, лежащим в ее основе, и в этом смысле они спасительны и чудотворны.

Он видим был — в пространстве,

но пространству

давая меру, как отвес и ось,

неся в себе самом уставы те,

что движут звездами. Он виден был

как бы живой кристалл иль столп огня.

И слово власти было на устах,

неотвратимое. И власть была

в движенье рук, запечатлевшем слово.

(Сергей Аверинцев. «Благовещение»)

Аверинцев и Украина —думаю, эта тема еще найдет своего достойного исследователя и толкователя. Сергей Сергеевич часто приезжал в Киев, к истокам древнерусской духовности, которые столь остро ощущал. Он видел духовную преемственность и одновременно самобытность Киева по отношению к Царьграду-Константинополю — достаточно прочесть цикл очерков «Византия и Русь: два типа духовности», чтобы почувствовать это. Как почетный профессор Киево-Могилянской академии, он регулярно читал там лекции, и многие из нас еще совсем недавно имели возможность услышать живое слово Аверинцева. Примечательно, что последним прижизненным изданием Сергея Аверинцева стала книга переводов Псалмов Давидовых, вышедшая в 2003 году в киевском издательстве «Дух и літера»…

В финале платоновской «Апологии» идущий на смерть Сократ говорит, что ради того, чтобы побеседовать с великими мужами древности, он готов умирать многократно. Действительно, «большое время» человеческой культуры допускает современность Гомера и Данте, Лао-Цзы и Канта, Софокла и Шекспира, Августина и Достоевского. К этому времени, в котором, говоря словами Гете, непрерывно происходит «воплощенье, перевоплощенье, живого духа вечное вращенье», был причастен дар Сергея Сергеевича Аверинцева. Бесценный дар каждому читателю его текстов.