АЛЛА РУБИНА: ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНИ ТАНЦЕВАЛИ ДУШОЙ...

Неудивительно, что балетмейстер — автор и постановщик балетов — как правило, начинает свою деятельность с того, что создает свои первые хореографические пробы для своего собственного тела. Однако в один прекрасный день ему становится «тесно» и им овладевает непреодолимое желание видеть свои произведения в исповеди другого (ведь танцуя, каждый говорит о себе в этот момент!), но так как избавиться от себя самого тяжело, животрепещущий вопрос — где перевоплощение в другого, а где сам автор — остается вечно неразрешенным...

«Профессия балетмейстера требует глубокого погружения в собственный внутренний мир и внутренний мир других людей... Их и свою несовершенную природу я пытаюсь преобразить с помощью образов, которые являются мне в результате напряженных или ненапряженных (когда есть вдохновение!) усилий. Странная работа. С одной стороны, имеешь дело с тонкой, неуловимой субстанцией музыки, пластики, чувства, а с другой — конкретный человек, часто наполненный мутью сегодняшнего дня, с телом, не знающим полета духа... А я хочу, чтобы он танцевал душой», — говорит Алла Рубина, заслуженная артистка Украины, лауреат Международного конкурса артистов балета им. С.Лифаря, главный балетмейстер театра «Мазлтов».

Алла Рубина — удивительный человек, обладающий редким даром «зажигать» своей идеей исполнителей и проживать мгновения в их жизни, не теряя себя. Профессионал высокой культуры и большой эрудиции, талантливый балетмейстер, хореографический язык которого не хочется выстраивать в систему, находится в счастливой поре поиска и развития. Хореография Рубиной — это нечто, не определяющее чистый танец — не классика, не свободная пластика, не чистый модерн... Но это — авторский стиль — неповторимый, глубокий, запоминающийся, обладающий своей логикой и бесконечной фантазией. Это — мысль, идея, откровение. Это — свое видение миропорядка, свои мотивы, идеалы, традиции... Круг тем, проблем и интересов, волнующих мастера, по своему диапазону огромен, а квинтэссенция хореографических произведений заложена порой в самом названии: «Блоха», «Шинель», «Анна Франк», «Девочка из гетто», «Паганини», «Юдифь», «Взбалмошный маэстро», «Скрипач на крыше», «Иерусалим», «Рэгтайм» — и при этом точное попадание в стиль и удивительное уважение к музыке...

— Как у вас все начиналось?

— В моей жизни все происходит неожиданно, непредсказуемо. Я ничего не выстраиваю заранее. Живу не напрягаясь. Не строя далеко идущих планов. Никогда не думала, что буду балетмейстером. Мои родители (мама — врач, папа — инженер) были вообще против того, чтобы я стала танцовщицей. Сама пошла и поступила в училище. Очень ранимая, я часто плакала по любому поводу. Перед каждой контрольной залезала под парту и громко ревела...

— Кто были ваши педагоги?

— Училась я у Г.А.Березовой. Школу она давала хорошую. Но очень подавляла. Считаю своими педагогами Попову, Е.Зайцева, Н.Верекундову, К.Васину и др. Закончив училище, по распределению попала в Одесский оперный театр, а чуть позже перешла в Киевский. Работала в кордебалете, но мне всегда удавались характерные партии... Не обладая блестящими физическими данными, в то же время страстно желая воплотить себя в искусстве, я как-то рано начала понимать, что мне нужно искать себе другое поприще. В один из отпусков, когда театр уехал на гастроли, решив «образовываться», я подумала: «Дай-ка я в ГИТИС поступлю, на театроведческий». Надо сказать, что среди моих театральных коллег в то время было совсем не популярно учиться в вузах. Поехала и сразу поступила, хотя конкурс был 25 человек на место...

— Когда вы впервые почувствовали себя хореографом?

— В театре после поступления в ГИТИС что-то не складывалось, дома возникли проблемы... Я решила подрабатывать. И пошла в спортивную гимнастику хореографом. Мне это так понравилось! В то время, как в театре мое место было в основном у «озера», то здесь я, в мои 27 лет — педагог, дети меня слушаются, коллеги уважают. Мне было интересно работать на индивидуальность, вглядываться в личность, понимать ее душу. Я получила возможность изобретать. Очень помогал творческий контакт с концертмейстером. Я решилась... и ушла из театра. И абсолютно об этом не жалею.

— Итак, первые хореографические пробы вы сделали в спорте. Так вот откуда у вас такое богатство пластического языка! Следующие этапы — эстрада и Киевский мюзик-холл. Как вы оцениваете эти периоды для себя?

— Снова прозвучало магическое: надо выручить! — и за два дня был поставлен номер для артистки Укрконцерта, талантливой танцовщицы Нины Тищенко. Он воспринялся худсоветом как открытие: импрессионистический, в эстетике блоковского «Балаганчика». Работала с В.Малаховым в Театре эстрады, ставила конкурсные номера для исполнителей эстрадного жанра, драматических актеров... Игорь Афанасьев пригласил меня главным балетмейстером в мюзик-холл (он был в то время его главным режиссером). До меня на протяжении 10 лет хореографией там заведовал Борис Каменькович, которого я считаю одним из своих учителей. Это целая эпоха в жанре мюзик-холла! Проработала я здесь год и восемь месяцев. Период, безусловно, интересный и весьма полезный для меня. Мне пришлось осваивать совсем новый для себя род деятельности — административную работу, менять эстетическую направленность привычных выступлений, костюмы и атрибутику. В общем кое-чего я там успела наворотить... Среди моих оригинальных постановок отмечу хореографическую миниатюру «Паганини» на музыку 24-го каприса Н.Паганини, ставшей своего рода «мюзик-холльной классикой». В это время я, окончив ГИТИС (1975 — 1980), поступила в Ленинградскую консерваторию на балетмейстерское отделение. Таким образом, этот период у меня был весьма насыщенный — учеба, спорт, эстрада, мюзик-холл...

— Ваше сотрудничество с театром «Мазлтов» — эпизод, поиск своего «я» или часть жизни?

— Еврейский театр — одно звено из цепи случайностей в моей жизни, в которой вдруг появился Георгий Дмитриевич Мельский. Человек неординарный и по природе своей революционер. Его идеей было создание не столько национального еврейского театра, сколько Театра-Дома, где было бы уютно и комфортно для всех, где каждый оставался бы личностью не в ущерб другим. Мы работали над этой идеей пять лет. Вообще это очень сложный комплекс проблем — отношение к национальному искусству, ощущение себя человеком определенной национальности. Я долгое время уходила от прикосновения к этой проблеме вплотную. Мне она казалась слишком узкой. Теперь понимаю, что самосознание заложено в генах, рано или поздно оно должно проявиться. Я никогда не занималась еврейскими танцами, хотя всегда тяготела к Востоку... Первые свои миниатюры пробовала ставить на исконно еврейские мелодии, записанные на золотых дисках в исполнении лучших оркестров мира. Я поняла, что еврейское танцевальное искусство нужно уметь преподносить, чтобы не скатиться до примитивного местечкового уровня. Моя мечта — создать еврейский балет, не просто танец, а серьезное, глубокое сценическое искусство...

— Киевский еврейский театр «Мазлтов» (1989 года создания) не первый у нас коллектив музыкально-драматического жанра, но его преимущество в том, что он имеет самостоятельную балетную труппу. Вы являетесь первым главным и единственным балетмейстером этой труппы.

— Вначале труппа была небольшая, но так как Г.Мельского тянет к размаху, он предложил работу по совместительству некоторым артистам оперного театра... Из первоначального состава остались два человека, а вся труппа насчитывает десять профессиональных танцовщиков, но драматические актеры тоже участвуют, ведь наши спектакли — это синтез музыки, драмы и хореографии.

— От чего вы отталкиваетесь? Где черпаете информацию? Как у вас это — национальное — запело, «заныло» и потребовало себя выразить?

— В первую очередь это музыка, а также интуиция и, очевидно, генная память. Когда-то это должно было случиться. Я поняла, что это интересно. На национальном материале можно поднимать общечеловеческие проблемы. Как и любое общечеловеческое, это и есть национальное!

— Воплотилась ли ваша мечта в реальность?

— К сожалению, нет. До сих пор мне так и не удалось создать большого полотна — еврейского балета пока нет (такого, как, например, украинский балет «Лесная песня»). Может быть, этого не происходит в силу того, что я — миниатюрист, а не творец масштабных балетов. А может быть, потому, что не имею полноценной труппы.

— Одна из основных проблем — отсутствие собственного помещения у театра...

— Без пристанища театр существовать не может. Если вспомнить, сколько театров и студий было в Киеве еще пять-восемь лет назад... Но выжили и остались сейчас лишь единицы. А жаль. В Испании, например, в одной Андалузии — более 600 театров! Кроме этого, мы не имеем государственного статуса, несмотря на хорошее отношение со стороны городских властей, управления культуры. Тем не менее они абсолютно ничего для нас не делают. Практически мы являемся частным театром Г.Мельского (разве что не носим его имя!). Мы лишены возможности выступать, так как нам не под силу вытянуть финансово арендную плату сценических площадок, не говоря уже о гастролях. Если раньше нам удавалось выезжать на фестивали за рубеж и по стране, то сейчас «кислород перекрыт». Можно выжить, только лишь имея поддержку спонсоров или меценатов, но где же их взять?..

— С января 1994 года театр «Мазлтов» приобрел статус республиканского...

— Статус изменился, а субсидий — никаких. По-прежнему находимся полностью на самоокупаемости. Аренду с нас требуют невообразимую, гораздо больше, чем с какого-либо государственного театра. Дерут как за спектакли, так и за репетиции. Наверное считают, что если театр еврейский, значит деньги мешками...

— Какой же выход из ситуации?

— Я хочу открыть свою студию при театре. Свою школу. Хотя я не педагог, а балетмейстер, однако считаю, что активизирование духовного начала у детей — уже процесс педагогический. За счет этого удается воспитывать их сразу и как актеров, и интеллектуально, и чисто по-человечески — то, что в других учебных заведениях не выработаешь даже за долгие годы. Я созрела. Ко мне приходят в основном люди, окончившие хореографическое училище, и они нацелены, в лучшем случае, на классику, на оперный театр... Я не спорю, классика имеет очень развитую школу, она необходима. Погружение в нее — уже одно это открывает такие горизонты! Дай Бог ее понять... Классика в полной мере заслуживает того, чтобы служению ей отдавать себя всецело. Но у меня другое направление, несмотря на то, что все основано на классике. Моим ученикам необходимо отречься от одного во имя другого...