ДО ПОЛНОГО НОСТАЛЬГИЗМА!

Поделиться
Каждый, кто понимает значения иностранных слов, скажет вам, что ностальгия — это тоска по утраченной родине...

Каждый, кто понимает значения иностранных слов, скажет вам, что ностальгия — это тоска по утраченной родине. В последнее время, правда, это понятие предполагает не столько географически-пространственное, сколько исторически-временное измерение. Когда я говорю здесь «в последнее время», то имею в виду фактически последнюю дюжину лет. Именно в ее начале политическая карта Европы претерпела все те удивительные изменения, вследствие которых такая, скажем, страна, как Польша, уже не граничит ни с одним из государств, с которыми она граничила раньше: нет СССР, нет ГДР, да и Чехословакии (или даже Чехо-Словакии) нет.

Возможно, в связи с последним обстоятельством именно в Польше и зародился проект под названием «Ностальгия». Сначала издательство «Czarne» инициировало книгу, в которую вошли эссеистические тексты «о тоске по коммунизму», написанные авторами изо всех досягаемых посткоммунистических стран — от Литвы и Эстонии до Словении и Албании. Ведь в каждой из стран этой полосы существует, очевидно, какая-то собственная ностальгия. И у каждого из авторов она еще более собственная. Например, албанский писатель Фатос Любоня из пятидесяти лет своей прошлой жизни семнадцать провел в лагерях и тюрьмах. Его взяли, когда ему было двадцать три, а на свободу он вышел в сорок. Я стараюсь думать о нелюбленных в течение этого золотого мужского периода девушках и женщинах, о невыкуренных сигаретах, нераспитых бутылках, непослушанной музыке, непрочитанных книгах. Жизнь и без того коротка, даже полтора года в армии представлялись мне когда-то наглой кражей, или лучше сказать — ограблением моей естественной собственности, отведенного мне на этом свете времени. Но целых семнадцать лет! И не в армии, а в тюрьме!

Но Фатос Любоня все равно находит мотивы для ностальгии. Оказывается, тосковать по бывшей родине можно даже в том случае, если это была тюрьма. По большому счету, каждый из нас, авторов этого сборника (а с нами и Гамлет, принц датский), мог бы заявить, что это была тюрьма — у кого-то мягче и немного комфортнее (венгерская, например), у кого-то более строгая, то есть строгого режима. Но только Фатос Любоня имеет право использовать именно такую метафору совершенно неметафорическим образом.

Книга «Ностальгия. Эссе о тоске по коммунизму» — солидный, более чем 300-страничный том с портретом Карла Маркса на обложке — увидела свет в мае текущего года. Одновременно с ее появлением одна международная фундация созвала в Варшаву всех авторов сборника на конференцию под соответствующим названием — «Память, ностальгия, стирание». Прошу прощения за слово «конференция» — очень уж оно ученое и, в принципе, не имеет ничего общего с собраниями такого типа — веселыми, темпераментными, живыми. Я с удовольствием употребил бы какое-нибудь иное, гораздо менее официальное слово, если бы такое существовало. Но придется удовлетвориться «конференцией», пускай эти кавычки сигнализируют о ее инакости.

С первых же часов пребывания в Варшаве некоторые из нас почувствовали себя действующими лицами внутри определенного ностальгического сценария. Атмосфера напоминаний сгущалась, жизнь здесь и там посылала импульсы повсеместного дежавю, даже успешно забытая в свое время Велогонка Мира пронеслась в те дни по польской столице (специально для нас, что ли?), даже пиво местами имело такой вкус, как в семидесятых, то есть жуткий, даже «Солнечный круг» врубали мне над головой на полную мощность, о чем я уже писал. Правительство у поляков сейчас и правда еще то. Почему бы не войти во второй (в тысячный) раз в одну и ту же реку? На правительственной машине времени — в золотое прошлое с его бесплатными образованием, медициной, льготами, очередями и равномерным гудением автоматов с самой дешевой в мире газводой (стаканов обычно не было: растаскивали на троих).

Но самый большой поток ностальгизма струился от гостиницы «Повисле», в которой авторы сценария организовали наше проживание. Гостиница была типично семидесятницкой, ПОРПовской, в ней останавливались партийные секретари, вызванные из провинции в столицу на пленумы или на ковры. «Можешь теперь представить себе их уровень», — говорила мне знакомая. Уровень и правда свидетельствовал о неприхотливости и даже спартанском отношении к жизни, но это с высоты дня сегодняшнего, а тогда, в семидесятых, «Повисле» считалось одним из самых суперных мест Варшавы. А теперь — те же дядьки с той же тайняцкой внешностью в вестибюле, те же тетушки (на тридцать лет постаревшие) в буфете, та же ABBA изо всех возможных радиоточек.

«Кому принадлежит прошлое?» — так была сформулирована тема одной из наших дискуссий. Известный литературный критик с пафосом и убежденностью предлагал свой личный вариант ответа: прошлое принадлежит тем, у кого есть деньги. Прошлое — тоже товар, его можно купить, оно лежит в своих разнообразных ипостасях на полках исполинского гипермаркета бытия. Именно так, подумалось мне. Именно поэтому россияне вскоре купят для нас отредактированный учебник истории — за собственные, то есть за наши же, деньги.

Но я не успел развить свою нецензурированную мысль, поскольку к разговору подключился Пеетер Саутер. Он эстонец и, естественно, говорит медленно. Кроме того, он пьет много пива, что также не ускоряет речевые процессы. Его история вложилась в несколько предложений, которые я не могу не воспроизвести. В Варшаве у меня есть один-единственный друг, сообщил Пеетер. Его зовут Яцек. Я позвонил ему из дому еще перед отъездом: «Яцек, я скоро буду в Варшаве». Яцек очень обрадовался: «А где ты остановишься?» — «Гостиница «Повисле», — говорю. «Это ерунда, — изумился Яцек. — В Варшаве нет такой гостиницы». — «Ладно», — согласился я и вылетел в Варшаву. Меня встретили организаторы и привезли в гостиницу «Повисле». Я немного поспал в своем номере, выпил два-три пива и позвонил Яцеку. «Яцек, — говорю, — я уже в Варшаве». — «Чудесно, — обрадовался он. — А где ты остановился?» Я ему: «В гостинице «Повисле». А он очень выразительно, по слогам: «Старик, я же тебе, кажется, ясно сказал — в Варшаве нет такой гостиницы!»

Вот какую историю рассказал Пеетер. Мы долго ему аплодировали — прежде всего те, которые из «Повисле». Для меня это просто даосская притча какая-то. Возможно, потому, что я не очень хорошо ориентируюсь, что такое настоящие даосские притчи. Но все же.

Справиться с ностальгией довольно легко — достаточно лишь осознать, что прошлого просто нет. Вот только гудения автоматов с газводой жуть как жалко.

Поделиться
Заметили ошибку?

Пожалуйста, выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter или Отправить ошибку

Добавить комментарий
Всего комментариев: 0
Текст содержит недопустимые символы
Осталось символов: 2000
Пожалуйста выберите один или несколько пунктов (до 3 шт.) которые по Вашему мнению определяет этот комментарий.
Пожалуйста выберите один или больше пунктов
Нецензурная лексика, ругань Флуд Нарушение действующего законодательства Украины Оскорбление участников дискуссии Реклама Разжигание розни Признаки троллинга и провокации Другая причина Отмена Отправить жалобу ОК
Оставайтесь в курсе последних событий!
Подписывайтесь на наш канал в Telegram
Следить в Телеграмме