БГ из другой оперы. Борис Гребенщиков: «Ребята, вы разве не знаете, что уже тридцать лет как музыка переменилась?»

В октябре БГ прибывает в Киев в не совсем привычном формате. Помимо «Аквариума» в столицу Украины едут более дюжины виртуозных музыкантов из США, Англии, Индии, Польши, Ирландии, играющих на ирландской волынке, ситаре, саранге, суке, эр ху, лэп-стиле, табле гармониуме и других экзотических инструментах. Да и сам концерт тоже будет не совсем обычным. Во-первых, он будет проходить в рамках международного тура «Аквариум International», где Киев станет третьим городом среди мировых культурных столиц. Во-вторых, концерт пройдет в Национальной опере — это тоже прецедент. Ибо «Аквариум» станет первой иностранной рок-группой, вышедшей на сцену этого театра. В-третьих, концерт будет благотворительным. Все собранные средства передадут Коростышевской школе-интернату для детей с психическими расстройствами, перед которыми Гребенщиков выступил в начале сентября.

«Рок — это именно тот самый уродливый мальчик…»

— Борис Борисович, у великого гуманиста современности, философа, писателя, поэта, спортсмена, композитора и художника Шри Чинмоя, который помог вам с первым концертом в лондонском Альберт-Холле, есть строчки:

«Типичный для земли день
Начинается не с надежды
На мир во всем мире,
А со страха перед Мировой войной»...

— Страх — дело ущербное и опасное. Поэтому чем больше людей думает о мире, тем скорее этот мир появится…

— У вас нет если не страха, то предчувствия войны?

— Мне кажется, что поскольку деньги, которые используются всеми сторонами, одни и те же, а миром все-таки управляют не правительства, а корпорации, то им, может быть, выгодно перераспределить сырьевую базу (чего им очень хочется), но разрушать эту сырьевую базу никому не нужно.

— Да, но мы проходили и форс-мажорные ситуации…

— Бывают такие вещи. Но я сегодня не чувствую, что это кому-то выгодно. Я недавно был в Нью-Йорке, и вы не даже не можете себе представить, насколько там все мирно. И возникает очень простая мысль — люди между собой ссориться абсолютно не собираются. Никакие народы ссориться между собой не хотят. Но бывают отдельные личности, занимающиеся политикой или бизнесом, в чьих интересах стравливать отдельных представителей тех или иных стран. Надо сказать, что занимаются они этим очень успешно. Это старая политика. Она всегда использовалась. И это очень печально. Но просто я все время уповаю на здравый смысл представителей большого бизнеса. Ну кому нужно уничтожать сырьевые базы? А вот играть на этом — да. Вот они и играют.

— Вы пожелали настоящему мужчине жить в семидесятых годах прошлого века…

— На самом деле речь шла о рок-музыкантах. Потому что рок как музыка существовал в семидесятых годах. В конце шестидесятых это называлось поп-музыка. В семидесятых появился рок. А в конце семидесятых панк весь рок убил на корню, и появилась музыка пост-рок. Так что люди, которые играли рок в восьмидесятых, уже выглядели смешно. Люди, которые играют рок после восьмидесятых, выглядят уже вдвое смешнее.

— А что играете вы?

— Я думаю, что музыку. Есть такое ощущение. Но как она называется, я так и не знаю. Я напомню один трюизм, который все знали в шестидесятые годы. Все говорили, что мы играем рок-н-ролл (тогда это так называлось), потому что это единственный способ уродливого мальчика привлечь к себе как можно больше девушек. Вот рок — это именно тот самый уродливый мальчик, который пытается привлечь к себе как можно больше женского пола. Учитывая же, что теперь рок играют лысеющие мальчики, даже очень лысеющие мальчики, получается, что у них какая-то проблема с женским полом. Иначе зачем бы они стали трясти головой, ставить ногу на монитор и изображать из себя жеребцов.

— А, скажем, тот же Мик Джаггер?

— Джаггер как раз скачет, как юноша. Поэтому он ногу на монитор и не ставит. А когда парень делает вот так (БГ показывает как «парень» ставит ногу на монитор) понимаешь, что у парня, наверное, есть какая-то проблема. Или ему очень нужно заработать денег. Я здесь видел по телевизору какой-то украинский фестиваль, и там молодые ребята точно так же ставят ногу на монитор. Выглядит абсолютно дико. Зачем? Ребята, вы разве не знаете, что уже тридцать лет как музыка переменилась? Но похоже, что они не знают! Это называется информационный вакуум.

— Кстати, о зарабатывании денег. Вы человек защищенный материально?

— Нет. Моих денег не хватит и на два месяца жизни.

— Но при этом вы говорите богатым людям: ребята, вы занимаетесь чем-то не тем. Не на то тратите время.

— Немного не так. Я в первую очередь имею в виду, что если они будут жертвовать хотя бы десять процентов своих доходов, то в первую очередь им самим будет жить лучше. У них жизнь исправится. Это самое главное, чего они не понимают. Магомет им говорил, говорил. Но так никто и не услышал. «Жертвуйте десять процентов на благотворительность, и вам будет лучше». Я не думаю, что все мусульмане поголовно заботятся о своих ближних. Но у них закон такой. Об этом законе хорошо бы напомнить всем остальным.

— А десятина в том же православии…

— Но ведь это же десятина была для церкви, а не для бедных людей. А церковь использовала ее по своему усмотрению. Некоторые церкви заботятся о бедных. А некоторые не очень.

«Просветленных людей в мире осталось очень мало…»

— Вернемся к вашей защищенности. Вы уверены в своем нормальном будущем?

— Я не думаю о будущем. Его для меня не существует. Это не мое дело. Дюма, как вы помните, два раза был миллионером, оба раза разорился и умер нищим. Однако жизнь прожил насыщенную. Меня гораздо больше волнует другое — на мне висят человек двадцать, о которых я должен заботиться, — это и семья, и «Аквариум». Поэтому главная головная боль — это сделать так, чтобы они не умерли с голоду. Потому что все они на самом деле бедные.

— А семья сможет без вас выжить?

— Без меня у них хватит денег на неделю. Ну, на две... У нас нет ни частной собственности, ни машин, ни дач… Живу тем, что мне дает Бог. Я никуда не вкладываю деньги, потому что мне это противно. Я занимаюсь музыкой.

— Вы не так долго смогли общаться с Шри Чинмоем, поскольку почти год назад он ушел из жизни. Что для вас его уход?

— Как человеку мне очень обидно. Я бы хотел, чтобы он жил еще, но это, увы, не в моих силах. Бог распорядился так, как ему нужно. Я сожалею о том, что мы не можем больше общаться физически. Но он все равно находится в сердце.

— Шри Чинмой был безумно многогранным человеком. В том числе он проводил медитации в стенах ООН. Можно ли каким-то образом применить эту практику на постсоветском пространстве?

— Будь такой мастер, вероятно, можно было бы. Нужно найти просветленного мастера. А где же он в России-то есть? Я таких не видел. Таких, как Шри Чинмой, не найти. Я знаю, что он прошлым летом планировал приехать в Украину. По-моему, даже Ющенко был в этом заинтересован, но, к сожалению, в последний момент это отменилось, потому что нашлись какие-то политические дела. И в итоге он не приехал. Очень жаль.

— Вы способствовали как-то этому приезду?

— Нет. Здесь, в Украине очень много учеников Шри Чинмоя.

— А можно ли задать вам вопрос, как человеку более сведущему, таким образом: что сегодня в мире вообще происходит с просветленными людьми? Сколько их?

— Этого не знает никто. Но их очень мало. Их всегда очень мало. К тому же за последний год их так много ушло…

— А преемственность?

— Это не передается. Христос был один. Никто из его учеников на это место не претендовал. То же самое и с Чинмоем. То же самое с любым мастером. Я никогда не слышал, чтобы у мастера был ученик, который превзошел бы учителя. Это абсолютно личная вещь. Случается с одним человеком, и это не передается. Передается знание. Но знание — это не просветление.

— А что такое просветление?

— Просветление — это когда человек воспринимает то, что не выражается логически. То, что невозможно передать. Когда он … Ну, можно это назвать единением с Богом. А Бог — он немного выше логических понятий, слов и всего остального.

— А вы ощущали это, находясь рядом с далай-ламой?

— Нет. Далай-лама прекрасный человек. Могу это точно сказать. Но такие вещи не передаются.

— А Шри Чинмой? Что возникает, когда общаешься с просветленным человеком?

— Если с ним долго общаешься, что-то начинаешь чувствовать.

— Что? Если пользоваться привычным лексическим набором. Выше, лучше, глубже…

— Нет, не выше. Ни один человек не выше другого. Все люди одинаково высоки. Но некоторые источают из себя любовь, а некоторые нет. Некоторым не до этого.

«Интернет — это спасение мира»

— До 1991 года «Аквариум» работал в достаточно замкнутом информационном поле. Я имею в виду Советский Союз с наглухо закрытыми границами. Как проходила ваша творческая эволюция после того как появилась возможность бывать там, куда вы, наверное, стремились? Или мечтали.

— Я никогда не стремился, потому что у меня просто не было такой возможности. Я даже не думал об этом. А когда возможность появилась, то получилось так, что я смог ей воспользоваться, и я перезнакомился с огромным количеством людей. Посмотрел, как все делается по-настоящему. И когда видишь, как все делается по-настоящему, уже понимаешь, как это сделать самому здесь. С тех пор я и пытаюсь делать то же самое здесь. По-настоящему. Т.е. немножко меняются принципы. До первого знакомства с тем, как на самом деле все устроено в музыкальном мире за пределами России, всегда держится такое ощущение, что они настоящие, а мы нет. Такой немножко секонд-хэнд.

— Та самая пресловутая советская самоущербность перед любым иностранцем?

— Да. И эта ущербность у очень многих людей остается до сих пор. Когда же ты со всеми этими людьми знакомишься, когда видишь, как все делается, понимаешь, что ты не ущербен. Просто ты был информационно обделен. А когда ты понимаешь, где слухи, а где правда, когда видишь, на какую кнопку нужно нажимать, как все делается, где лежат провода, как человек настраивает гитару, понимаешь, что они такие же, как и мы. Только они работают как минимум в пять раз больше. В десять…

Банальный пример. Я много раз работал в звукозаписывающих студиях и там, и здесь. И когда нужен какой-то провод, чтобы поставить микрофон, то там помощник звукорежиссера берет провод и ставит микрофон. Происходит это за три минуты. У нас же люди начинают думать. Ага, а где же взять такой провод? А где же взять такой микрофон? Потом они посидят, покурят и посетуют на то, что такого микрофона, какого хотелось бы, нет. Потом они пойдут искать провод. Потом выяснится, что провод не спаян. Или микрофон сломан… Словом, из любого действия, которое там занимает три минуты, у нас история растягивается на два часа. Причем с неизвестным результатом. Как Левша. Блоху подковал, но она, к сожалению, перестала работать.

— Что было истоками творчества Бориса Гребенщикова? На ком вы росли?

— Beatles.

— А поэты?

— Боб Дилан в первую, во вторую и в третью очередь. Потому что поэзия, особенно русская поэзия, дело совсем особое. И она к песням отношения не имеет. Как Ахматову ни люби, ее ни в какую песню не вобьешь. Но, читая Ахматову, у меня возникает некая планка. Я понимаю, ниже чего нельзя. Потому что она задает такую высоту, что понимаешь, насколько возрастает ценность слова.

— А что доминировало в ваших предпочтениях-русская поэзия или …

— Русская и английская. Естественно, и французская, но я, к сожалению, не знаю французского языка. А в переводах я поэзию практически не читаю. Ну, разве что можно сказать об очень неплохих переводах Элюара.

— А проза?

— Первое открытие — это «Мастер и Маргарита». А после «Мастера и Маргариты» крупным открытием для меня стал Толкиен. Но уже в оригинале.

— Ну а, допустим, Достоевский?

— Достоевский — ужасно больной человек. Он гений языка, но он больной человек. Читать его безумно сложно. У него страшно тяжелый язык. Он правдивый, но очень тяжелый. Когда человек в себе не гармонизирует действительность, это признак болезни. Потому что жизнь лучше, чем описывает ее Достоевский. Нужно быть чудовищем, чтобы жизнь в своих произведениях сделать хуже, чем она есть.

— Позволю себе утверждение, что вы один из первых авторов, которые начали активно использовать в своих текстах интернет-терминологию… Чем для вас стало появление Интернета?

— Интернет — это спасение мира. Потому что у каждого человека в любой точке планеты есть возможность получить ту информацию, которая ему нужна прямо сейчас.

— Это абсолютное добро или…

— Интернет исключает возможность лжи. Когда общество живет в условиях информационного голода, любой генерал может втереть обществу все что угодно, что, например, происходит в Северной Корее и в массе других стран. Когда у человека есть Интернет, он может пойти и проверить все, что ему нужно, за одну секунду.

— И при этом получить массу ложной информации…

— Но на то у человека и есть мозг, чтобы он, сравнивая десять точек зрения, мог выбрать то, что кажется ему правильным. И я считаю, что Интернет — это одна из самых важных вещей, которая появилась в мире в двадцатом веке. Думаю, лет через пятьсот это будет очень хорошо заметно.

— Борис Борисович, как известно, интервью без «умного» вопроса о творческих планах…

— Творческий план один — альбом.

— Когда мы его увидим?

— Я очень надеюсь, что в начале декабря. Презентация будет в Москве второго, третьего, четвертого декабря. Если мы успеем к этому времени все закончить.

— А Киев? Ведь в позапрошлом году именно Киев был вторым городом после лондонского концерта в Альберт-Холле.

— То, что будет в Киеве четырнадцатого октября, будет близко к тому, что будет в Москве. В Киеве будет презентована треть альбома. В Москве уже целиком. Если придумаем, как будем его играть.

«ЗН» выражает благодарность украинскому представительству РИА «Новости» за помощь в организации материала.