ПРАВДА О ТОМ, КАК СОЗДАВАЛСЯ «АДЪЮТАНТ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА»

В скоростном трамвае номер один водитель объявил остановку: «Бульвар Кольцова!»

Молодая женщина спросила меня:

- Того самого, из «Адъютанта его превосходительства»?

- Нет, - улыбнувшись, ответил я. - Кольцов из «Адъютанта» - придуманный персонаж.

- Неправду говорите, - накинулось сразу трое пассажиров. - Тоже, «знаток» выискался! Тот Кольцов был в жизни, мы про него и в газетах читали.

- Ну, если так, - пожал я плечами.

- То-то, не знаешь - не лезь. А то - «придумал». Кто ж его мог придумать? Ты, что ли? - и дружно засмеялись. И я вместе с ними. Но хохотал я так искренне и весело, что вызвал их удивленные взгляды и настороженность.

А причина для смеха у меня была весомая... Но расскажу все по порядку, как оно было в жизни...

...Мартовским днем ровно тридцать лет назад меня, литературного сотрудника редакции пионерской газеты «Юный ленинец» вызвала главный редактор Галина Архиповна Литвинова и сказала:

- В следующем году будем праздновать пятидесятилетие советской власти и ВЧК. Есть ли у нас литературные материалы к этой знаменательной дате? - и выжидательно посмотрела на меня.

Я смутился, вынужден был ответить:

- Пока, к сожалению, ничего...

Галина Архиповна достала из папки журнальную вырезку, протянула мне и произнесла «со значением»:

- Тогда прочитайте вот эту заметку. Другие люди побеспокоились о нашей газете, принесли мне вырезку из журнала «РТ» - «Радио - телевидение».

В заметке говорилось о том, что бывший заместитель командующего партизанскими соединениями Крыма Георгий Северский вместе с сотрудником Симферопольского радиокомитета подготовил интересную радиопередачу о своем боевом друге командире партизанского отряда Павле Макарове, который во время гражданской войны был адъютантом деникинского генерала Май-Маевского, выдавал себя за сына офицера, дворянина, но был разоблачен контрразведкой, узнавшей, что его родной брат - председатель ревкома, что их мать - не дворянка, а прачка. Павлу Макарову чудом удалось бежать из-под стражи, затем он партизанил в тылу у Врангеля. А в годы Отечественной войны он же снова стал командиром партизанского отряда в крымских горах в тылу у оккупантов-немцев...

- Интересная судьба? - спросила Галина Архиповна.

- Интересная, - подтвердил я.

- Вот вы, как молодой литератор, и напишите для нашей газеты повесть об этом замечательном человеке. Заодно она станет литературным материалом к знаменательной дате.

- Но ведь уже есть автор радиопередачи. И как друг героя, он хорошо владеет материалом, - возразил я. - Возможно, он и напишет для нас повесть.

- Попробуйте это предложить ему, - согласилась редактор. - Но в любом случае материал - за вами.

Георгий Северский постоянно жил в Симферополе, но в то время, как выяснилось, находился в Москве. Туда в командировку отбывала наша сотрудница и разыскала его. Георгий Леонидович сказал ей, что никогда не писал для детей и согласен создавать повесть для газеты только в соавторстве со мной, поскольку знает меня по книгам и публикациям в прессе. Вскоре он приехал в Киев и явился в редакцию, чтобы договориться со мной о соавторстве.

Из нашего разговора я понял, что хотя у Георгия Северского вышли книги о его партизанской жизни, писал он их не сам, а методом литературной записи с помощью опытных литераторов, фамилии которых не всегда указывались. Мы договорились, что Георгий Леонидович будет поставлять для повести «фактаж», общаясь со своим боевым другом, а создавать сюжет, вводить в него «детскую» линию и писать повесть - дело мое. Северский сказал, что хорошо знает годы гражданской войны, когда он, сын красного командира, был беспризорником. Он предлагал для юного героя повести свою биографию. Но я возразил: во-первых, «сын красного командира» - банальность: «сыновья лейтенанта Шмидта» уже кочевали не раз из одного произведения в другое; во-вторых, образ мальчика в таком случае получится статичным. Лучше я сделаю его сыном белого офицера, который по воле и логике обстоятельств приходит к красным и остается с ними. Тогда будет движение образа - от ненависти к симпатии. Кроме того, и это затем явилось очень важным, весомым, - я отстоял для себя привилегию - не рисовать белых одной черной краской, как было принято в большинстве литературных произведений тех лет. Увы, в процессе создания повести мне пришлось еще не раз отстаивать эту привилегию, ведь, как оказалось, Г.Л.Северский после войны был начальником Ростовского УГБ и, как говорят, придерживался «определенных традиций». Как-то он рассказал мне о случае из партизанской жизни, когда изголодавшиеся партизаны пришли к нему требовать еды, и один из них, бывший дирижер симферопольской филармонии, закричал: «Я умею играть на семи инструментах, но что, скажите на милость, я смогу приготовить из горстки муки, которую нам выдают на целый день?»

Он рассказал это и посмотрел на меня:

- Учтите, обстановка в соединении была накалена до предела. Всем нам действительно грозила голодная смерть. Достаточно было малейшей искры - и мог вспыхнуть бунт. А вокруг - каратели, их отряды сжимают кольцо. Что бы сделали вы, интеллигент?

- Рассказал бы ему правду, что запасов нет, разъяснил обстановку...

- Не успели бы. Бунт готов был вспыхнуть сиюминутно...

- Что же сделали вы?

- Закричал «провокатор, предатель!» - и выстрелил в него. Только так можно было погасить тлеющее пламя.

И все же, преодолевая сопротивление и соавтора, и мнимой «актуальности», я старался писать о белогвардейцах по фактам, которые находил в более или менее объективных источниках, не опускал ни зверств, ни благородства - то есть использовал всю палитру художественной литературы. Это и определило направленность и успех произведения, ведь в то время даже такой показ белых, да еще в пионерской газете, считался смелостью. Однако это позволило заострить сюжет произведения.

В то же время «сюжет» наших взаимоотношений с соавтором развивался по иной линии и все больше запутывался. Я изредка приезжал по командировкам в Симферополь, где жил и герой нашего произведения - Павел Макаров. Однако Георгий Леонидович под разными предлогами не позволял мне увидеться с его «боевым другом»: то Павел Макаров болеет, то разводится с женой.

Один из крымских журналистов «по секрету» сообщил мне, что у Павла Макарова выходили мемуары в литзаписи.

«Бульварная книжонка, выходила в 30-е годы, затем была запрещена и изъята из обращения, - авторитетно ответил мне Георгий Леонидович. - У самого Макарова ее также нет».

Не раз я вспоминал об этом, когда получал от Георгия Леонидовича письма с «фактажом»: мой соавтор не очень дружил с грамматикой, часто не употреблял таких «мелочей» как запятая и точка, а «фактаж» излагал бойко, согласно литературным правилам, и в общем - достаточно грамотно. Загадочное несоответствие. Неужели откуда-то переписывает? Но не мог же я заподозрить в чем-то предосудительном, постыдном человека с боевым партизанским прошлым. Даже мысль такую отгонял от себя.

Между тем первые разделы документальной повести были написаны, и в газете мы дали анонс - отрывок из них с сообщением, что вскоре опубликуем всю повесть. Сразу же пришло много писем от юных читателей, которым не терпелось поскорее прочесть все произведение.

Естественно, я посылал своему соавтору разделы повести по мере написания их, он своевременно откликался, иногда указывал на какие-нибудь погрешности в описаниях событий, одежды героев и т.д. Сообщил я ему и об интересе читателей к отрывку и просил поторопиться с «фактажом», поскольку повесть мы, видимо, опубликуем раньше, чем предполагали.

Ободренный и подстегнутый добрыми вестями, а возможно, и «под газом» - такое с ним случалось, - мой соавтор забыл о всякой осмотрительности и в очередной партии «фактажа» прислал мне старательно переписанные отрывки из романов «Как закалялась сталь», «Хождение по мукам», а также несколько выдранных просто из книги листочков с описанием эпизодов из жизни Павла Макарова. Только тогда его ореол в моих глазах начал рассеиваться, и я стал кое-что понимать. Подозрения наконец-то оформились.

Я вызвал его на переговорный пункт к телефону - домашнего телефона у него тогда не было - и поставил жесткое условие: либо он пришлет мне книгу мемуаров Павла Макарова, либо я сам стану разыскивать ее в библиотеках, отложив написание повести.

Он счел лучшим прислать. Оказалось, что это вовсе не «бульварная книжонка тридцатых годов», а добротно изданные в литературной записи мемуары, неоднократно переиздававшиеся. В частности под названием «В партизанах Таврии». Вторая часть называлась «Адъютант генерала Май-Маевского».

Пришлось мне фундаментально переделывать всю уже обещанную читателям повесть, выбрасывать «фактаж», придумывать новые сюжетные ходы и приключения. Конечно, повесть выходила не документальной, а художественной, в которой от документальности остались только факт пребывания в адъютантах Май-Маевского самого Павла Макарова и некоторые эпизоды из его биографии. Эта повесть и публиковалась в «Юном ленинце» с 19 июля по 1 ноября 1967 года - как раз к дате.

Затем ею заинтересовалось издательство «Молодь» и попросило представить уже не газетный, а книжный вариант. Поскольку полагалось заручиться согласием соавтора, я попытался связаться с Георгием Северским, но на это раз он не отвечал ни на письма, ни на вызовы к телефону.

А затем я увидел экранизацию повести по телевизору в фильме «Адъютант его превосходительства», созданного без моего ведома. Сценаристов значилось двое - неизвестный мне Игорь Болгарин и Георгий Северский.

Повесть «И все-таки это было» узнал сразу. Тот же придуманный мною сюжет - правда, мальчика звали не Миша, как в повести, а Юра, те же образы. Многие диалоги совпадали слово в слово. Это сразу же отметили и юные читатели. Вот письмо в редакцию школьника из города Константиновки Игоря Куценко: «Уважаемая редакция! По телевизору демонстрировалась сегодня пятая серия телефильма «Адъютант его превосходительства» по повести «И все-таки это было», которая печаталась в «Юном ленинце»... У меня к вам просьба, не можете ли вы еще раз опубликовать эту повесть?..»

И все-таки я еще никак не мог поверить, что мой соавтор меня так постыдно обманул, использовав, как «рабочую лошадку». Пытался снова вызвать его на междугородный переговорный пункт - Георгий Леонидович на переговоры не приходил.

Мне не оставалось ничего другого, как обратиться письменно на киностудию «Мосфильм», выпустившую фильм.

Только теперь мой соавтор наконец откликнулся. Позвонил мне. Сначала пытался оправдаться: ему, мол, на киностудии «подсунули» в соавторы «своего» сценариста вместо меня - иначе фильм вообще бы «не пошел». Северский предлагал мне прекратить жаловаться. Встретив отказ, начал угрожать, ссылаясь на то, что сама министр культуры Екатерина Фурцева якобы сказала: «Кто посмеет поливать грязью такой успешный пропагандистский фильм о красном разведчике, тому не поздоровится». Знакомые, приятели, работавшие в кино, тоже советовали мне «не заводиться». Один из них так и сказал: «Замараешься. Потом скажут: ах, этот... Какой-то скандал с ним связан. То ли у него что-то украли, то ли сам что-то украл. Лучше всего - не пускать и на порог»...

Но не мог же я допустить, чтобы меня так просто и безнаказанно обвели вокруг пальца и использовали на «поденной» работе.

Я «закусил удила» и подал заявление, как было положено, в народный суд Гагаринского района Москвы, где находилась киностудия «Мосфильм». Началась судебная тягомотина, о которой меня предупреждали знакомые. Рецензенты - известные режиссеры и «правдолюбы», зависящие, однако, не от меня, а от киностудии, писали, что хотя отдельные диалоги и сюжет совпадают, но это еще ничего не доказывает, поскольку повесть начала публиковаться в газете позже, чем она же - в виде литературного сценария - была подана на киностудию: как будто им, прожженным «наивным» литераторам не было известно, что до публикации путь долгий: сначала произведение читают и редактируют, рецензируют, иллюстрируют и т.д. Пришлось брать свидетельские показания от сотрудников редакции, когда именно каждый из них знакомился с рукописью. Затем выяснилось, что заверить редакционной печатью подпись того или иного сотрудника недостаточно - нужна печать нотариуса. А нотариус требовал обязательной явки к нему самого свидетеля, а сотрудники не всегда могли явиться: тот болеет, тот уехал в командировку...

В таких мытарствах проходили месяцы... Суд все откладывался. Однажды у входа в помещение Гагаринского райсуда меня остановила сановная и весомая (не только в натуральном весе) дама. Сказала, что работает в Министерстве культуры, помахала перед моим носом удостоверением и почти слово в слово повторила слова Северского о том, что сама Екатерина Алексеевна просит не поливать грязью такой успешный пропагандистский фильм. Мне уплатят, что положено, «за экранизацию произведения», а я должен сидеть тихо, «как мышка».

Время от времени мне звонил в Киев Северский и тоже предупреждал, чтобы я вел себя тихо, а не то...

Но вот однажды мне позвонил режиссер-постановщик фильма Евгений Ташков. «Мне рассказал Виктор Золотаревский (режиссер, теперь живет в США), кто на самом деле является автором повести. Я глубоко возмущен и полностью на вашей стороне. Я и раньше подозревал их в махинациях, ведь киносценарий по повести написал я по договору. Выходит, что настоящими авторами фильма являемся мы с вами, а главные лавры - и не только лавры - достались этим двоим»...

И он действительно явился на судебное заседание, чем весьма озадачил и напугал ответчиков. И тогда они попросили меня подписать с ними мировое соглашение, которое еще раз узаконит мое авторство повести и даст мне право на уплату за экранизацию. Заверили, что все равно никогда больше не используют повесть. Будто ненароком добавили: если же не согласитесь на «мировое», пеняйте на себя, готовьтесь к судовой волоките еще на долгие годы. Замотаем вас, загоняем по судебным инстанциям.

Обратился я за советом к народному судье Ивану Петровичу Самойленко. Он к тому времени уже хорошо усвоил ситуацию, понял, как распределялись роли, кто работал, а кто присвоил продукты труда. Подумал-подумал Иван Петрович и ответствовал:

- Жаль мне вашего времени, да и своего тоже. Ну какому судье хочется лишней работы?

И согласился на «мировое». Смалодушничал. Пожалел себя и свое время, необходимое для творческой работы.

А те двое опять сделали вовсе не так, как обещали. Во-первых, гонорар «за экранизацию» пришлось получать через судоисполнителя, удержавшего деньги с военной пенсии Северского. Во-вторых, видимо, они опять нашли какую-то «рабочую лошадку» и, создав продолжение телефильма, выпустили затем «двухсерийную книгу» «Адъютант его превосходительства», куда включили куски текста из повести «И все-таки это было».

Методом вот такого новейшего «фольклора» и был создан фильм, полюбившийся многим зрителям. Жаль только, что от жизни в нем осталось совсем немного. Зато было много авторского домысла. Если захотите сравнить, прочитайте мемуары самого Павла Макарова «В партизанах Таврии».

Теперь, надеюсь, понимаете, почему я так весело смеялся в трамвае, поспорив с пассажирами по поводу названия остановки «Бульвар Кольцова»? А в честь кого названа остановка, и для меня остается загадкой: то ли в честь поэта Алексея Кольцова, то ли в честь писателя и журналиста, автора «Испанского дневника» и редактора журнала «Огонек» Михаила Кольцова, то ли в честь биолога Николая Кольцова, основоположника российской экспериментальной биологии... Неизвестно. У остановки есть фамилия, но нет имени. Вот только об одном могу с уверенностью сказать: к персонажу «Адъютанта» она не имеет никакого отношения...